Чем-то мне это всё напомнило кирпичные лофты, виденные днём. Двухъярусные жилища внутри огороженной от мира зоны… У патентованного бандита Арбуза и почтенного коллекционера Франкенштейна оказались схожие вкусы. Если это случайность, о чём она нам говорит? И говорит ли о чём-то? Пока не знаю.
Архитектонику здания с его обширными внутренними пространствами и строгими консьержами описал мне Искандер, причём весьма подробно. Сказал, что неоднократно бывал в таких хоромах. И заодно показал (рукой, когда объезжали дом), где лучше перелезать через забор, чтобы не попасть на глаза жильцам, буде кто выглянет в окно. Что касается телекамер, то они контролируют въездные ворота, подъезды и, как водится, автостоянку (список невелик).
Покружив, мы встали неподалёку, и я изложил соратникам план действий. Бодало должен наблюдать из своего авто за воротами и позвонить поочерёдно мне с Искандером, если засечёт подозрительные машины, въезжающие внутрь. Подозрительные — значит, бандитские. На тот случай, если Арбуз посчитает мирные переговоры разборкой и вызовет подмогу. Искандер проникает на территорию через забор — в том месте, где сам и указал, — пробирается к нужному подъезду и ждёт моего сигнала. Ну а я, как солидный господин, шествую через главный вход — традиционным порядком.
Если меня почему-либо не пустят, тогда вступает в силу план «Б», приводящий в конечном счёте к тому, что Арбуз будет вытащен из своей норы, а разговор с ним состоится где-нибудь в Подмосковье. (Искандер хищно щерился, внимая силовому варианту, и дал по ходу обсуждения пару крайне дельных советов.) Но об этом пока не думаем.
За то, что хозяин дома, говорила иллюминация в его окнах: горели все до единого на обоих этажах.
Разъехались. Каждый приступил к выполнению своего маневра.
Я подвалил к калитке возле ворот и набрал на селекторе номер квартиры. И калитка, и ворота открывались снаружи магнитным ключом, изнутри — кнопкой, отнесённой на некоторое расстояние. Перемахнуть на ту сторону и нажать на кнопку было нефиг делать, однако на меня глядела телекамера, а я играл роль приличного человека.
— К Владиславу Степановичу — ответил я на вопрос «к кому».
Таково было имя-отчество Арбуза. Истинное имя-отчество, а не то, под которым он сейчас обретался. Хотелось немедленно прополоскать рот и почистить зубы. Надеюсь, я произнёс это сочетание звуков в первый и последний раз.
— Передайте шефу, его желает видеть подполковник Ушаков, — ответил я на вопрос «вы кто».
Пауза длилась недолго. Мне показалось или я услышал в селекторе далёкий хохот? Голос лакея уточнил:
— Вы один?
— А ты посмотри в камеру, выгляни в окно. Один, как хрен в ширинке.
Опять хохот? Или чудится?
— Проходите.
Щелкнуло реле, замок открылся. Так просто!
По выложенной плиткой дорожке я дошёл до дома. Дверь подъезда уже открыл консьерж, встречая гостя:
— На второй двойной этаж, пожалуйста, — услужливо известил он меня. — Он же третий обычный, если считать, как все привыкли. Там уже ждут. Вы на лифте подниметесь или по лестнице?
Я ничего не сказал ему. Во-первых, куда идти — и сам знал, во-вторых, зачем говорить с человеком, которого ты через секунду придушил.
Не насмерть, конечно. Просто чтоб отключился. И сразу высунулся наружу, помахал рукой Искандеру, ждавшему в тени молодого клёна. Вдвоём мы быстро оттащили тело в каптёрку с диванчиком, связали, заклеили ему рот, а Искандер занял место павшего.
Теперь я мог быть спокоен за тылы.
На втором двойном (он же третий обычный) никто меня не ждал, дверь в квартиру Арбуза была закрыта. Я позвонил. С той стороны откликнулись:
— Чего припёрся, Полкан?
Ишь ты, помнит старая бандитская гвардия, как меня звали в их среде! Век сменился, тысячелетие накрылось медным тазом, а помнят! «Полкан» — вовсе не от офицерского звания (до которого я не дослужился), а от песьей клички. Наверное, думали, мне обидно. Вот вам — обидно! Работать охотничьим псом — уже почётно, а быть им — судьба и счастье.
— Ты ли это, Арбуз?
— Что, не похож?
— А ты личико открой, может, вспомню. Но голос какой-то поношенный.
— Чего надо, спрашиваю.
— Только перетереть кое-что.
— Забыл добавить «пока». Ну, говори, а то заскучаю.
— Если скучно, могу вытащить мобилу и позвонить одному оперу с Петровки, Брежнев его фамилия. Вот он с истинной страстью жаждет обкашлять с тобой одно нехорошее дельце. А я — так, вчера приехал, дай, думаю, старого знакомого навещу. Могу и уйти, мне спину таким очкодралам подставлять не стрёмно.
— За базаром-то всё-таки следи, — сказал Арбуз другим тоном. — Очкодрала нашёл… Знаю я, когда и зачем ты приехал, Полкан. Ждал — придешь, не придёшь. Веришь — хотел, чтоб пришёл. А Брежнев твой с такой же Петровки, как я с отряда космонавтов. Разные у тебя с ним хозяева.
— Да класть мне, что у Брежнева за хозяин. Главное, он срочно ищет, кто замочил Жору Винтика, и я ему шепну, у кого спросить.
Арбуз надолго замолчал. Я уж решил было — всё, контакт прерван, когда он переспросил тяжёлым голосом:
— Винтика замочили?
— А то сам не знаешь.
— Лепишь, мент.
— Скульптор лепит сиськи, дитё куличики. Мне зачем?
— Жора… — всхлипнул Арбуз. И вдруг крикнул: — Да гонишь ты дуру! По-чёрному…
— Есть фотографии трупа. Могу показать.
И дверь открылась…
Хозяин встретил меня в инвалидной коляске.
Одно это доставило бы мне радость. Человекообразная тварь, возглавлявшая карательную команду, которая убила моего сына и утащила жену на потеху Боссу, предварительно изнасиловав, эта тварь обязана была страдать. Я всё для этого сделал, устроив когда-то засаду в Новобутаково. Но, в придачу к коляске, ещё и фактура инвалида не подкачала, — так сказать, его экстерьер… Ну, праздник какой-то! Приятно было посмотреть, во что превратился борец-полутяж, кровь с молоком, являвший на излёте века образец жлоба-бугая! Молоко скисло, а кровь, по всему, в любой момент готова была свернуться, превратившись в трупные пятна, и мешала этому, видать, одна звериная воля к жизни.
Разве что морда осталась красной, фирменно арбузовской, хоть и расплылась изрядно. Ну и прикид, как водится, цвета хаки — футболка, штаны. Даже тапочки на босу ногу — и те хаки…
Секунду мы смотрели друг другу в глаза.
— Сильно сдал? — Он понял мой взгляд.
— Есть такое дело.
— Ты тоже не помолодел, мусорок.
— Не хочу мериться годами, здоровьем и… — Я запнулся. — И тому подобное.
Хотел добавить «и письками». Не сделал этого, потому что пришёл не глумиться над врагом, а раскрутить его на откровенность. Начинать с издёвки — плохая тактика.
— Мериться здоровьем, которое ты у меня забрал, — констатировал Арбуз.
Я забрал у него не только здоровье, но и смысл убогой жизни, лишив его гениталий. С наслаждением вспомнил я, как сокровенная плоть разлетается кровавыми ошмётками, оставляя между ног этого выродка катастрофическую пустоту, как рикошетят пули от асфальта, сделав своё дело. А ведь он жил только ради того, чтобы удовлетворять ненасытную похоть, и ни для чего другого. Нашёл ли замену? Зачем он живёт сейчас?
Он самолично насиловал Лену на нашей даче, — и это я тоже вспомнил, сопротивляясь волнам ненависти, мгновенно сменившим злорадство.
Ко мне подскочил лакей-телохранитель — в костюмчике, с электронными приборчиками:
— Разрешите.
Ага, дежурный обыск. Я оттолкнул его (он еле устоял на ногах) и вынул свой «макаров».
— Хотите, чтоб я отдал это? Не отдам.
Телохранитель, глазки-щёлочки, выхватил шпалер и наставил на меня.
Я — на него. Так и стояли, ствол в ствол, пальцы на скобах.
Арбуз отъехал в сторону и хихикал, наблюдая эту киношную сцену. Получал бесплатное удовольствие. Вернее, оплаченное гонораром, который платил этому оловянному солдатику.
Коляска у него была навороченная, с электромотором.
— Шеф? — напряжённо спросил телохранитель.
— Да пусть оставляет, — наконец разродился хозяин. — Если б хотел меня шлёпнуть, шлёпнул бы семнадцать лет назад. — Он лихо развернулся на месте, сделав оборот на триста шестьдесят градусов, и крикнул «Оба-на!».
Настроение у него, похоже, радикально улучшилось. То ли забыл про своего Винтика, то ли психика была неустойчивой.
Охранник опустил оружие. Я — следом. Он убрал пистолет в кобуру на поясе, я — под куртку, под мышку.
— К тому же все знают, что я и сам могу себя защитить! — возгласил Арбуз. — В рукоятках коляски — отравленные дротики, пружинный механизм бьёт на пятьдесят метров! — Он захохотал, как безумный, и непонятно было, шутка это или симптом душевной болезни.
— Двигай за мной, — сказал он и поехал по коридору. Моторчики работали практически бесшумно. Широкий коридор вывел нас в необъятный холл, где можно было при желании в мини-футбол сыграть.
— Гостевуха, — пояснил Арбуз.
Оказалось, про Винтика он вовсе не забыл. Прекратив дурачиться, сказал мне нормальным голосом:
— Ты говорил, у тебя есть фото Жоры. Покажь.
Я достал телефон, вызвал альбом и подошёл к коляске:
— Из моих рук. Мобилу не дам.
Пока он листал пальцем, я осматривался. Окна, закрытые атласными шторами, арки вместо дверей, полуколонны на стенах, копии греческих статуй в нишах, глянцевый паркет с мелким рисунком, разношерстная антикварная мебель; короче, блистательный образец безвкусицы.
Плюс нелепый подиум в центре. Без шеста. Без фортепиано. Струнные концерты ему тут давали, что ли?
Лестница на второй этаж — с лифтом. Здесь и второй этаж был, следовало об этом помнить.
В общем, вся обстановка вопияла, что богатый Буратино трагически пытается деньгами компенсировать свою половую ущербность. Окрыляющая картинка!
В дальнем углу, кстати, пылилось какое-то медицинское оборудование, распакованное, но не собранное. Наверное, недавно привезли, не успели установить. Ага, где-то у него ещё и личный медцентр прятался, как же герою цвета хаки без медцентра…