С Евгением Ивановичем и некоторыми другими членами «Банды Щетинкина» поступили схожим образом, с той лишь разницей, что должности им были предложены для их возраста и квалификации совершенно унизительные, причём не в самом НИИгеомаше, а в его филиале, где-то под Арзамасом. Ясное дело, что никто на это не согласился, в том числе и Евгений Иванович. Но если у него оставался за спиной институт, то Илья в один миг оказался вообще не у дел. Теперь для него и его разработок были закрыты в прямом смысле все двери. Для такого человека как Илья Михайлович Щетинкин — настоящего учёного в самом глубоком смысле этого слова — это было равносильно смертному приговору. Как и после «ленинградского дела» Илья впал в тяжёлое нервное расстройство, с последствиями которого ему на этот раз пришлось бороться «у Ганнушкина»[15].
Должно быть, единственно возможный в такой ситуации выход подсказал ему Евгений Иванович, карьера которого (да и сама жизнь) после случившегося также повисла на тонком и непрочном волоске. Он уговорил совершенно потерявшего моральный дух Илью попробовать себя в академической сфере. Евгений Иванович поехал в Москву и обратился к заведующему кафедрой Валентину Павловичу Десятникову с просьбой взять Илью на освободившуюся в связи с длительной загранкомандировкой (на Кубу) одного из преподавателей кафедры профессорскую ставку. На удивление Евгения Ивановича заведующий совершенно неожиданно согласился. В те годы было совсем не просто вот так вот «с улицы» устроиться работать преподавателем, но оказалось, что, во-первых, Десятников был знаком с разработками Ильи ещё, когда тот работал в метрострое, а, во-вторых, в тот момент сложилась весьма удачная для его приёма на работу ситуация.
— Институт сейчас очень заинтересован в производственниках, особенно в таких опытных, — сказал Десятников Евгению Ивановичу, — на последнем заседании учёного совета об этом много говорилось. Так что с приёмом вашего Щетинкина мы, так сказать, попадаем в струю.
«Слава, тебе, господи, — с облегчением подумал Евгений Иванович, — хоть где-то попал в струю…»
Илья появился на кафедре за день до начала нового учебного года. Он пришёл рано, к восьми — так его попросил Евгений Иванович, чтобы обсудить предстоящие кафедральные дела, да и просто поговорить. Только Евгений Иванович не сразу узнал своего друга. То ли так падал утренний свет, то ли что ещё, только вместо Ильи Евгений Иванович увидел совершенно другого, незнакомого ему старика, который случайно забрёл в пустую преподавательскую. Сомнения отпали лишь, когда Илья подошёл ближе и поздоровался. Евгений Иванович внимательно посмотрел на друга, и ему вдруг показалось, что жизни в нём теперь не больше, чем в его стеклянном глазе — Илья превратился в списанный и вылинявший шагающий манекен. Он двигался, говорил, связно отвечал на вопросы, но выглядел при этом, словно дистанционно управляемый робот.
«Господи, чем они его там обкололи?» — с болью подумал Евгений Иванович.
Илья между тем, не спеша, разделся в шкаф, сел на свободное место рядом с Евгением Ивановичем, уронил сложенные замком руки на стол и молча, по-собачьи, положил на них свою голову.
— Не смотри ты на меня так, — тихо, почти шёпотом сказал он, — всё это ерунда. Пройдёт.
— Дай-то бог, — также тихо сказал Евгений Иванович, — ты, вообще, как?
— Хреново, но я туда больше не вернусь.
— Куда, к Ганнушкину?
— Нет, в Сениши. Я так решил. Будь, что будет.
Евгения Ивановича словно током дёрнуло — он понял, о чём говорит Илья. Его самого по понятным причинам очень занимал этот вопрос, он в тайне надеялся, что Илья найдёт какой-то способ посещать «Аверн», может быть, с экскурсиями для студентов, а, может быть, ещё как, но не откажется от источника продолжения собственной жизни. Да и жизни Евгения Ивановича тоже.
— Ты отдаёшь себе отчёт… — начал Евгений Иванович.
— Отдаю, — прервал его Илья, — я-то как раз отдаю. Всё когда-нибудь кончается, и плохое и хорошее. Вот и это кончилось. Понимаешь, я теперь не имею никакого морального права туда возвращаться.
— Почему?
— По кочану. Не могу и всё. В том смысле, что не имею на это права…
— Прости, но я не понимаю! — в сердцах бросил Евгений Иванович и тут же заставил себя успокоиться, — какого права ты не имеешь? Туда теперь невозможно пройти, да?
— Ты не понял, это только для меня туда путь закрыт. Я сам себе его закрыл. Постарайся понять — мне дана… — Илья запнулся, — была дана возможность из неизвестного науке источника черпать жизненные силы, продлевать собственную жизнь, и ради чего я эту возможность использовал? А? Ради того, чтобы устроить ядерный взрыв!
— Но ведь всё обошлось! — парировал Евгений Иванович. — и потом, не ты в этом виноват, а этот, как его, Иван Иванович…
— Да дело-то не в этом! — Илья слабо шевельнул рукой. — Жень, дело совсем в другом. Нельзя, понимаешь, нельзя из земли соки сосать, чтобы не сдохнуть, и заниматься тем, чем занимались с тобой мы. Это, как других людей жрать, чтобы в голодный год выжить.
— Ну, ты, старик, загнул…
— Ничего я, Жень, не загнул, — грустно-грустно сказал Евгений Иванович, — всё так и есть, надо смотреть правде в глаза, — и, будто вспомнив о чём-то, добавил: — А пройти туда можно, вернее, пролезть.
Перед Евгением Ивановичем забрезжила слабая надежда.
— А ты знаешь, как? — осторожно спросил он.
— Знаю, конечно, — всё ещё не поднимая головы с рук, ответил Илья. — Через пещеры можно выйти в один технический тоннель на втором уровне, который заканчивается вентиляционной шахтой, а по ней спуститься до третьего. Если хочешь, можешь лазить туда по воскресеньям, там всё равно никого не будет. Но, если поймают, выкручивайся, как знаешь, я — там уже никто…
После этих его слов Евгений Иванович почувствовал, как у него мелко затряслась правая нога.
— Илья, давай вместе, а? Как-нибудь в воскресенье? — возбуждённо сказал он и обнял друга за плечо.
Илья медленно поднял голову и выпрямился. Евгений Иванович заметил, что сделал он это с заметным усилием.
— Жень, знаешь, я ведь тебе тогда не всё рассказал.
— Когда, тогда?
— Тогда, в лесу. Помнишь, ты спросил: «Какого происхождения „Комната досуга“?» А я ответил, что, скорее всего, естественного. Помнишь?
Евгений Иванович кивнул.
— Так вот, я на сто процентов уверен, что она и эти чёртовы пещеры и полузаваленные тоннели, которые мы иногда находили, пока строили «Аверн», всё это было построено до нас.
— Кем построено? — оторопело спросил Евгений Иванович. — Зачем построено?
— Кем, не знаю, а вот зачем… затем же, зачем мы с тобой туда ходили, вот зачем.
Илья навёл на друга прищуренный здоровый глаз. Второй, то есть, протез, безразлично смотрел куда-то вбок.
— Думаю, у них там что-то вроде храмового комплекса было, — продолжил Илья. — А поклонялись они, похоже, той силе, которая даёт здоровье. Я до этого не сразу допёр, сначала думал, что они тут что-то добывали, хотя добывать тут особо-то и нечего. Понимаешь, мы, ведь, сейчас все махровые материалисты, и смотрим на мир с позиций своего материализма, а раньше, тысячу или больше лет назад, у людей был совсем другой взгляд на мир.
— Ты это о чём? — не понял Евгений Иванович.
— Да о том, что когда археологи находят что-нибудь непонятное, какой-нибудь Стоунхендж, то первым делом начинают головы ломать, на чёрта же это всё тут нагорожено? какой во всём этом практический смысл? функциональная нагрузка? и прочее и прочее… Лично мне смешно становится. Вот скажи, какой практический смысл купола православных церквей золотом покрывать?
— Никакого, — ответил Евгений Иванович, — так, для красоты. Глаз радовать, людей привлекать.
— Вот именно, что никакого. Это культовое сооружение, и практического смысла в нём нет и быть не может. Такая же история с местными пещерами, только с небольшой оговоркой. Такие места, вроде «Комнаты досуга» — а оно, думаю, не одно — кем-то использовались по назначению. Возможно, не всеми, а только избранными, жрецами какими-нибудь, но то, что использовались — сомнений нет. Там, в «Комнате досуга», если заметил, полы как будто отполированы, а стены и потолок шершавые. Спрашивается, почему? Да потому что на стенах и потолке ни сидеть, ни лежать нельзя, а на полу можно. Задницами, да коленями там всё вытерто за хрен знает, сколько лет. Вот, что я тебе скажу.
— И кто же это всё построил? — осторожно спросил Евгений Иванович, которого рассказ Ильи не только заинтересовал, но и несколько испугал.
— Люди, конечно, — спокойно ответил Илья, — не верю я ни в инопланетян, ни в атлантов, ни в прочую нечисть. Всё на земле построили люди, просто надо признать, что мы ни черта не знаем о целых цивилизациях, которые много веков назад исчезли с лица земли.
Илья всем телом повернулся к Евгению Ивановичу.
— И легенды эти про гномов и карликов все неспроста, — сказал он ещё тише, чем раньше. — Если эти пещеры и построил кто-то, то этот кто-то был очень маленького роста. Там всем, кто выше ста шестидесяти делать нечего, я уже не говорю о нас с тобой… — Не закончив фразу, Илья дёрнулся, словно от толчка, и неожиданно сменил тему: — Я вот тут недавно передачу по телевизору смотрел про Инков, так там говорилось, что они, инки, якобы, когда-то давно ушли высоко в горы и всю свою цивилизацию туда утащили. И что бы ты думал — со временем у них существенно увеличился объём лёгких, потому что на высоте воздух разряжён, а ноги, наоборот стали короче, чтобы по горам удобнее было лазать. Вот я и подумал, могли ли некие люди подобным образом мутировать, если несколько их поколений очень много времени проводили под землёй…
Илья вдруг закашлялся, да так тяжело, что Евгений Иванович испугался.
— Может, тебе лучше в больницу? — спросил он осторожно.
В ответ Илья помахал рукой, мол, не надо, скоро пройдёт. И действительно, через несколько секунд кашель отпустил, и Илья с покрасневшим от напряжения лицом откинулся на спинку стула.