— Разве это так срочно? Можно и не спешить...
— А чего нам ждать?
— Понимаешь, три месяца назад я похоронила маму... Давай подождем со свадьбой. И потом, вдруг через несколько месяцев ты решишь, что я не подхожу тебе?
— Ладно, подождем, если ты так хочешь.
Они сели завтракать. Откуда-то сверху на них обрушился рев сверхзвукового самолета. Они прислушались.
— Если бы ты был летчиком, я бы ни минуты не чувствовала себя спокойной, — проговорила Жока.
— Такими самолетами тоже управляют молодые офицеры.
— Для чего ты говоришь мне об этом?
— Вспомнил нашу вчерашнюю беседу. Они потому и выбрали профессию военного летчика, что очень любят свою родину. Вчера вечером ты говорила много умного.
— Ты же не слушал меня, думал о чем-то своем...
— И все же я запомнил каждое твое слово. — Он привлек Жоку к себе: — Я люблю тебя, моя милая моралистка...
В этот момент перед домом затормозила автомашина. Миклош встал и подошел к окну.
— Мне пора, — сказал он.
— Я провожу тебя, хорошо?
— Лучше не надо.
Они поцеловались.
— Я постараюсь вернуться пораньше, — пообещал Миклош на прощание.
Оставшись одна, Жока погрузилась в размышления. Она думала о том, что же будет дальше. Ей казалось, что после случившегося этой ночью она сразу повзрослела, закончился один период ее жизни и начался другой, более ответственный.
Когда Лонтаи подошел к машине, из нее с улыбкой выглянул секретарь партбюро полка майор Арпад Бакош.
— А, это ты? — приветствовал майора Миклош, усаживаясь в машину рядом с ним, и приказал водителю: — Поехали!
— Сейчас, — ответил водитель, усатый мужчина средних лет. Включив освещение, он что-то записал в путевой лист, а затем спросил: — Товарищ майор, куда поедем?
— Улица Иштенхеди, три, — назвал адрес Бакош, а когда машина тронулась, повернулся к Миклошу и объяснил: — Мы заедем за лейтенантом Ковачем.
— Это за каким Ковачем?
— А высокий такой, в очках. Он командир той роты, где служит сын Варьяша.
Офицеры закурили.
— Мы вместе приехали в Будапешт, — продолжал майор. — Ковач приезжал в столицу по семейным делам, а я на конференцию секретарей...
— И откуда же тебе стало известно, что я еду в Кевешд?
— Да вот узнал... Позвонил в полк, а дежурный мне и сказал: мол, завтра инспекторский смотр. Спрашиваю: «Кто к нам приедет от ПУРа?» Отвечают, что подполковник Миклош Лонтаи. Остальное дело организации. Вчера вечером я звонил тебе. Где ты был?
— Я вернулся домой почти в полночь. — Подполковник взглянул на часы и спросил: — Успеем?
— Успеем, еще и позавтракать время останется.
Когда машина подъехала к дому Ковача, лейтенант уже ждал ее у ворот. Рядом с ним стояла Ева в пальто, из-под которого виднелась пижама.
— Вот это жена! — восхищенно воскликнул Миклош.
Офицеры представились друг другу. Ева приветливо улыбнулась, а Ковач остался серьезен. Он попытался отослать жену домой: утро было холодное, и она могла простудиться.
— А вы разве не едете в Кевешд? — спросил у Евы Бакош.
— Пока нет.
Лейтенант сел рядом с водителем. Дождавшись, пока Ева вошла в подъезд, водитель нажал на акселератор.
Бакош сразу начал расспрашивать Ковача, все ли он уладил. Из их разговора Миклош понял только одно — что между лейтенантом и его супругой что-то произошло.
— Сколько лет вы женаты? — поинтересовался майор у Ковача.
— Без малого три года.
— А я уже пятнадцать лет несу эту ношу, — шутливо сказал Бакош. — Пятнадцать лет — это срок! А вот товарищ подполковник умнее нас с вами, лейтенант. Он молод, имеет квартиру и свободен как птица.
— Рано или поздно и я окажусь в вашем лагере, — парировал его замечание Миклош.
Ковач молчал. Он закрыл глаза и в тот же миг увидел перед собой красивое лицо Евы...
Навестить ее он решился не сразу, а лишь после долгого раздумья.
— Я все знаю, — заявил он Еве с порога. — Варьяш мне обо всем рассказал. Произошло досадное недоразумение.
Теща, увидев зятя, так обрадовалась, что бросилась ему на шею.
— Оставь нас одних, мама, — попросила ее дочь. — Нам нужно серьезно поговорить.
— Ты надолго? — поинтересовалась теща уже от двери.
— Точно еще не знаю, — неопределенно ответил лейтенант. Он чуть было не сказал, что все будет зависеть от Евы, но сдержался и лишь смущенно улыбнулся.
Теща вышла, оставив супругов вдвоем. Ева была так смущена неожиданным приездом мужа, что даже не предложила ему сесть.
— Что же, тебе и сказать мне нечего?.. — обиделся Петер. — Знаешь, я люблю тебя и готов забыть обо всем... Но так жить я не могу.
— А Марика тебе уже надоела?
— Какая Марика?! Это сплошное недоразумение... — Он попытался улыбнуться: — Уверяю тебя, она не имеет ко мне никакого отношения и никогда не имела...
— Зачем ты лжешь, Петер? Ты же ждал ее в тот день, мясо еще жарил... А меня, можно сказать, выгнал из дома...
Ковачу пришлось долго рассказывать о своих отношениях с учительницей, пока он не сумел убедить жену в том, что говорит правду. Наконец он заметил, что Ева как-то размякла, и очень обрадовался этой перемене. Но следы печали на ее лице так и не исчезли.
— Прости меня, — тихо промолвила она.
— Ты же видишь, я приехал...
За ужином оба пребывали в хорошем настроении. Убедившись, что супруги наконец-то помирились, засияла от счастья и теща. Они оживленно беседовали обо всем, за исключением собственного будущего. Ева сообщила, что работает в отделе технической документации проектного института, а по вечерам берет уроки черчения — она намеревается поступить в институт, на вечернее отделение. Коллектив у них в отделе подобрался хороший, и она трудится с удовольствием.
С волнением слушая рассказ жены, Ковач ломал себе голову над тем, есть ли у нее кто-нибудь. В конце концов он не выдержал и спросил об этом.
— Никого у меня нет, — ответила Ева. — В тот день я была так раздражена... А с тем парнем, твоим солдатом, я начала флиртовать, чтобы досадить тебе. Не знаю, бывал ли ты в таком состоянии, когда душа и тело находятся в разладе и ты не в силах примирить их. Я просто ненавижу себя за тот случай...
Ночь они провели вместе. И любили друг друга с такой страстью, которой, казалось, никогда раньше не испытывали. Однако о будущем не говорили, чему Ковач был несказанно рад. И все-таки, несмотря на их обоюдную тактичность, пришло время, когда молчать стало невозможно.
Первым заговорил Ковач. Он обнял Еву и спросил:
— Поедешь со мной?
— Я тебя очень люблю, но обратно не вернусь: я не хочу, чтобы ты оставался военным.
— Ева, дорогая, давай постараемся понять друг друга, давай найдем оптимальное решение...
— Не продолжай... — заплакала она. — Я очень страдаю без тебя, невыносимо страдаю, но если вернусь обратно, мне конец... Если бы была война, я бы слова не сказала, ждала бы твоего возвращения, и все, однако постоянно ждать тебя сейчас, в мирное время, не хочу...
— А если я попытаюсь добиться перевода в Будапешт?
— Попытайся... — согласилась она после долгого молчания.
На рассвете, когда муж начал собираться в дорогу, Ева спросила:
— А что с тем парнем?
— Да, понимаешь, в новогоднюю ночь его избили.
— Кто избил?
— Какие-то хулиганы.
Ева с недоверием посмотрела на мужа:
— А ты к этому никак не причастен?
— Я? Как ты могла подумать такое! Не скрою, были мгновения, когда меня так и подмывало отомстить ему, но я же не подлец.
— И здорово его избили?
— Ну, если учесть, что хулиганов было человек шесть, не меньше...
Как только лейтенант в своих воспоминаниях дошел до этого эпизода, ему снова стало жаль Эндре.
В этот момент Бакош немного опустил окно, и Ковач оглянулся.
— Пусть обдует свежим воздухом, — объяснил ему майор и провел рукой по своим русым волосам.
— Что у вас нового, товарищ лейтенант? — спросил Ковача подполковник Лонтаи.
— Ничего особенного. На следующей неделе заканчиваются сборы, разъедутся по домам офицеры запаса и мы вздохнем посвободнее.
— Петер командует группой офицеров запаса, — пояснил Бакош Лонтаи.
— Как прошли сборы?
— На этот раз нам достались хорошо подготовленные офицеры, большая часть из них до пятьдесят шестого года были кадровыми военными. Если не считать отдельных случаев, нарушений дисциплины не было.
— А как они восприняли сообщение о событиях во Вьетнаме?
— С возмущением. И никак не могли понять, почему страны социалистического лагеря терпят подобные гнусности мирового империализма.
Миклош сдвинул брови и проговорили
— Они многого не понимают.
— Откровенно говоря, этого и я не понимаю, — признался Ковач.
Миклош взглянул на Бакоша:
— Разве вы не разъяснили своим офицерам современное международное положение?
— Я только вчера получил указание на этот счет. На следующей неделе у нас пройдут партийные собрания. Однако думаю, что и после них наши люди не сразу разберутся в обстановке. Знаете, сколько добровольцев в полку изъявили желание поехать воевать во Вьетнам?
— Не знаю, — признался Лонтаи.
— Семьдесят процентов всего личного состава.
— А Эндре Варьяша в их числе не было?
— Нет. Его служба в армии не вдохновляет, — ответил Ковач. — И вообще, он человек довольно странный.
— Что вы имеете в виду?
— Не понимаю я его отца: пишет романы о современной жизни, а собственного сына воспитать как следует не сумел. А вчера в министерстве я случайно слышал, что от него и дочь ушла. Говорят, старик сошелся с одной из своих приятельниц. Красивая женщина, ничего не скажешь! Я с ней как-то встретился и успел разглядеть. Что ж, и я на старости лет не прочь был бы заполучить такую красивую молодку...
Миклош улыбнулся:
— Ты секретарь партбюро, а заглядываешься на красоток.
— В супружеской верности я действительно клялся, но я же не слепой.
— Верность... Скоро и я, вероятно, буду клясться в верности...