Этот день стал самым волшебным из всех, проведенных в Калдиморе. Погода стояла отличная, в воздухе летали маленькие блестящие пылинки, светилось все вокруг, мерцало, отблескивало, иногда заставляя прикрыться рукой и снова смеяться.
Самым удивительным стал новый лес, к которому мы подошли ближе к вечеру. Он словно полностью был из высоких пушистых туй, растущих очень близко друг к другу. Заканчивался обычный лиственный и цельной непрерывной стеной начинался совершенно другой. Через темно-зеленый слой листвы не было никакой возможности увидеть хоть что-нибудь, находящееся за ними.
Подойдя ближе почувствовали непревзойденный аромат свежести и частично хвои. Не было никаких колючек, цветков, на земле не наблюдалось другой растительности. Только эти деревья, больше ничего.
Сперва хотела заночевать тут, не заходя внутрь, но любопытство побороло, поэтому мы с голубоглазиком пошли дальше. Он двигался за мной, обхватив хвостом ногу, следуя по пятам.
Я раздвигала зеленые заросли одни за другими, вскоре оказавшись в полной темноте. Через пятьдесят метров деревья стали реже, но света от этого не прибавилось. Не могла идти на ощупь, поэтому пришлось превращаться в кошечку.
Если бы не птенчик, я бы уже давно догнала парней, но так хотелось побольше поиграть с ним. А теперь нуждаюсь в ночном зрении, поэтому пришлось становится гатагрией.
Подождала, пока голубоглазик усядется на моей спине, и пошла дальше. След парней потеряла, но думала, что найду его, когда деревья станут расти еще реже. Вокруг нас начал клубиться густой туман, чувствовался запах сырости и мха.
Местность постепенно уходила вверх и где-нигде отвесными невысокими скалами обрываться перед самым носом. Один раз, когда только обнаружила одну из таких, чуть не свалилась вниз. От падения спас птенчик, вовремя вцепившись в меня когтями и махая своими небольшими крыльями.
Вскоре нашла выступ с каменным навесом и решила остаться там на ночь. Мы с птенчиком покушали, попили водички и вскоре улеглись спать. Ночь была необычной. Первый раз оказалось в таком лесу. Периодически слышались какие-то звуки, то ли вой, то ли писк. Постоянно шумели деревья, наклоняясь кончиками под порывами ветра, который до низа вообще не доходил. Из-за густых туй тут образовалась сырость, застой воздуха.
Уснуть быстро не удалось, а проснувшись, не смогла толком понять примерное время. Туман стал немного реже, но это все равно не помогала рассмотреть окрестность.
Только мы с голубоглазиком выдвинулись в путь, превратившись в человека, как я почувствовала острую пронзающую боль в боку. Дотронулась до туда, но не было никакой крови, хоть по восприятию должна пойти. Потом еще раз, чуть выше к ребрам. Согнулась пополам, еле сдерживая крик. Превратилась в гатагрию, чтобы зализать невидимую рану, и услышала ее…
А’аза была в беде. Сестричке больно, очень. И я это чувствую. Знаю, где находится. Совсем рядом, недалеко. Надо спасать…
Глава 17 Безумие в чистом виде
Бежала со всех ног. Неслась, словно за мной мчится товарняк и не собирается останавливаться. Размеренно дышала, пытаясь еще больше ускориться. Я ей нужна. Сейчас. Нужна своей А’азе. И пусть мы с ней знакомы пару часов, пусть всего лишь обменялись кровью и помогли друг другу. Я не могу бросить сестренку в беде. Все равно, что она не родная. Не могу по-другому. Помочь – главная цель, задача, смысл жизни. Не прощу себя, если опоздаю. Буду винить и корить медлительную Киру день за днем, если киса пострадает.
Еще один удар, только на этот раз в районе груди - в самом плече и вниз, почти до сердца. От неожиданной боли упала на землю, проехалась пару метров, сбивая своим боком все кусты, и остановилась благодаря дереву, стукнувшись об него спиной.
Встала на лапы, тряхнула головой, пытаясь не обращать внимание на возможные повреждения, спазмы в боку, жжение в пояснице, и снова побежала. Она рядом, вон на той горе, на выступе. Я словно вижу через камень, осознаю это, хоть до сих пор и не обнаружила глазами черную шерстку кошечки.
Запрыгнула на один маленький выступ, второй, чуть не съехала вниз, цепляясь когтями за твердую поверхность и издавая неприятный звук скрежета металла об камень. Еще прыжок. Сестренка-гатагрия довольно высоко находится. Задняя лапа снова соскользнула от боли в боку. Что-то не так. Затруднилось дыхание, и голова начала кружиться. Встряхнула ей, приходя в себя, сделала еще один прыжок вверх, взбираясь уже на нужный выступ. Еще раз мотнула головой, меняя очертания предметов вокруг на не такие расплывчатые и фокусируя зрение.
От открывшейся картинки перехватило дыхание. Моя сестричка, обессиленная, пораненная, лежала на голой каменной поверхности. А над ней какой-то человек в черном плаще заносил кинжал. Он блеснул своим окровавленным металлом, выводя меня из оцепенения. Этим оружием нападавший несколько раз уже протыкал мою сестричку. С него сейчас медленно на руку владельца стекает ее кровь, моя кровь, наша кровь.
Громкий рык издался от внезапного озверения. Я словно выплеснула наружу с его помощью всю горечь, всю злобу, притаившуюся в груди. Одновременно с криком души оттолкнулась для длинного прыжка с занесенной вверх лапой, острыми когтями и жаждой крови. Не моей – его.
Сильный удар повалил боком человека, отбросив его оружие куда-то далеко с соответствующим звоном. Он перевернулся, пытаясь опереться руками, встать на колени и подняться на ноги. Но не тут-то было. Я остановилась после приземления, цепляясь когтями всех четырех лап за камень, чтобы случайно не упасть вниз. Мне надо делать все быстро. Развернулась, кинулась на него сверху, с силой нажимая на тело. Оскал гатагрии, огромного черного существа, способного на многое в разъяренном состоянии, окончательно закончил мое нападение. Я впилась в его шею, прокусывая тонкую кожу с тихим щелчком, напомнившим протыкание иголкой толстой ткани, долго не поддающейся напору.
Снова головокружение. Это не из-за издевательств над А’азой? Держала во рту его горло с постепенно утихающей пульсацией в венах и не могла прийти в себя. Мне плохо. Это не из-за вкуса крови на языке, не из-за сильного человеческого запаха, даже не от моего молниеносного нападения. Что-то не так.
Медленно разжала челюсть, облизываясь и отступая назад. Надо избавиться, выкинуть подальше от сестрички. Потянула за плечо и скинула с обрыва мертвое тело. И только потом посмотрела на кошечку.
Она была в ужасном состоянии. Множество царапин, из трех глубоких ран шла кровь непрерывной струйкой. А глаза, они как в день встречи, с потухшим взглядом смотрели на меня. Сперва я растерялась, хотела подойти, погладить, обернуться вокруг и позвать кого-нибудь на помощь, но потом вспомнила о своей волшебной способности. Как удобно, когда умеешь лечить одной своей слюной.
Быстро приблизилась, облизала сначала глубокие ножевые ранения, а потом начала обрабатывать и мелкие. Раз за разом целебно воздействовала на тело сестренки. Лизала, обнюхивала, высматривала, снова лизала. Пару раз опять начинала кружиться голова, но я не останавливалась. Повторяла манипуляции, пока А’аза не поднялась на ноги, восстановив силы. Теперь ее глаза вновь горели цветом спелой клубнички, которую я очень люблю.
Гатагрия ткнулась в мою шею носом, потом отошла и поклонилась, выражая благодарность. Я так была рада, что успела, помогла, пришла в гости. Так хорошо, что находилась возле, сразу же побежала, вовремя превратилась в кису и почувствовала боль сестренки. Так хотелось перевоплотиться в человека и обнять ее, облегченно выдохнуть, забыть тот ужас, который увидела своими глазами. Нуждалась в успокоении, ведь до сих пор ярость клокотала внутри, хоть и большая часть вырвалась наружу. Сделала шаг и остановилась, чувствуя знакомую пульсацию в груди.
Только не это. Зачем? Почему сейчас? Разве нельзя отстать от меня, позволить делать то, что хочу? Не препятствовать моим порывам. Когда же наконец освобожусь от дурацкого проклятья?
Покачала головой, отходя от А’азы и обреченно прикрывая глаза. Бежать, снова надо бежать. Туда, где оставила голубоглазика с сумкой. Быстро найти и преодолеть невидимую преграду, причиняющую боль. Калдимор, зачем ты так со мной?
Поклонилась сестренке на прощанье и побежала. Спрыгнула с высокой горы, расправив крылышки, которые помогли благополучно приземлиться. Я бы вдоволь насладилась этими мгновениями полета, если бы не ужасные смешанные чувства внутри. Головокружение, периодическое помутнение в глазах, противная нарастающая пульсация в груди давили со всех сторон.
Я побежала. С последних сил старалась не зацепиться ни за что, периодические спазмы в спине вновь давали о себе знать. Не тело, а ходячая болячка. Один раз сбилась с пути, чуть не врезалась в дерево, но вскоре добежала до малыша, который молниеносно запрыгнул на спину, держа в клюве тяжелую сумку.
Повезло, что он послушался. Было бы сложно еще следить за его действиями в те страшные секунды. Мы бежали, куда-то вперед. Не знала нужного направления, просто машинально повернула направо и двигалась, пока не почувствовала облегчение.
Сперва не заметила покинувшей меня боли. Только по прекратившемуся звону в ушах определила, что преодолела невидимую черту. Просто до сих пор оставались другие неприятные ощущения, неизвестно чем вызванные. Пробежала еще пару метров, где лес стал намного реже, а резкие обрывы больше не попадались на пути. Остановилась, глубоко дыша.
Со зрением вообще что-то произошло. Цвета стали мало различимы, по большей части только серые. Превратилась в девушку, а там намного лучше. Я могу видеть, различать предметы вокруг, и голова так не кружится.
- Голубоглазик, дай сюда сумку, - потянулась за лямкой, до сих пор находящейся во рту птенчика.
Достала оттуда одежду, натянула штаны и уже взялась за рубашку, как снова стало плохо. Меня шатало из стороны в сторону. Деревья то приближались, то отдалялись. Звуки давили со всех сторон своей тишиной и громкостью одновременно. Большие пятна расплывались перед глазами: белое, серое, крас