, она увидела сопровождавшую его женщину… свою мать.
Шарлотта открыла рот, чтобы с ней поздороваться, но удостоилась лишь уничижительного взгляда, который, как знала Шарлотта, являлся предвестником вспышки гнева. Задрав нос и еще раз ткнув мужа веером под ребра, Аврора демонстративно отошла подальше от ложи Шарлотты.
Отвергнута! Собственной матерью! Шарлотта откинулась на спинку кресла и попыталась сморгнуть навернувшиеся на глаза слезы. Как до этого дошло? Конечно, леди Уилмонт никогда не питала к дочери какой-то особой материнской привязанности, но Шарлотта всегда считала, что причиной холодности матери были ее собственные недостатки.
Ей не пришлось и дальше ломать голову над этой загадкой, поскольку ход ее мыслей прервал низкий мужской смех, раздавшийся за спиной.
Обернувшись, Шарлотта увидела как всегда с иголочки одетого Рокхерста. Взгляд Шарлотты настороженно скользнул по его жилету и спустился к плотно облегающим ноги черным панталонам. Настоящий жеребец.
Впрочем, пусть правду о его телосложении выясняет Финелла, коль уж ей так хочется.
А вот Шарлотту свидетельство его чрезмерной мужественности скорее напугало, чем привлекло, вопреки заверениям тети, полагавшей, что такие мужчины являются чрезвычайно желанными.
Шарлотта поспешно отвела взгляд от нижней части тела Рокхерста и попыталась улыбнуться, как если бы не имела ни малейшего понятия о том, что скрывается под его модными и слишком тесными бриджами.
Судя по самодовольному выражению лица Рокхерста, он успел проследить за направлением заинтересованного взгляда Шарлотты. Уверенно войдя в ложу, он опустился в кресло рядом с девушкой, вытянул перед собой ноги и одарил ее ослепительной улыбкой.
– Снова провоцируете леди Пилсли? У вас дьявольское чувство юмора, миссис Таунсенд. – Он наклонился к Шарлотте: – Именно поэтому вы мне и нравитесь.
Шарлотта отшатнулась, встревоженная такой близостью.
– Я вам нравлюсь?
Рокхерст рассмеялся.
– Очевидно, моих подарков Финни оказалось недостаточно, иначе глубина моих чувств к вам не стала бы для вас такой неожиданностью. Кроме того, вы прекрасно знаете, что в городе вами восхищаются абсолютно все. – Рокхерст бросил взгляд на соседнюю ложу. – За явным исключением леди Пилсли. – Он оглядел пустую ложу Шарлотты и снова улыбнулся. – Я вижу, вы сегодня совсем одна, так что я не подвергнусь нападению голодных толп ваших поклонников? Наверное, я не зря послал Финни целый ящик бренди.
Теперь понятно, откуда он узнал о цвете платья Шарлотты сегодня утром. Объясним был и нескончаемый поток комплиментов, расточаемых Финеллой в адрес графа.
А граф тем временем продолжал:
– Или же вы тщательно спланировали сегодняшний вечер, чтобы наш общий друг отчетливо видел, сколь беззастенчиво вы со мной флиртуете? – Он кивком указал на противоположную сторону зала.
Проследив за взглядом графа, Шарлотта увидела глядящего на нее Себастьяна. На губах девушки тотчас же заиграла улыбка, и она уже хотела помахать ему рукой, но поняла, что он не один.
Рядом с ним сидела раздосадованная мисс Берк.
На мгновение Шарлотта позабыла о том, что на ней самое элегантное платье из тех, что когда-либо видела. Забыла, что является Лотти Таунсенд, признанной красавицей и самой желанной женщиной Лондона.
Глядя на Лавинию Берк, все ту же симпатичную, утонченную и благовоспитанную леди, трудно было представить себя кем-то, кроме мисс Шарлотты Уилмонт, бедной неприметной старой девы.
С отчаянно колотящимся сердцем Шарлотта откинулась на спинку кресла. Разве она могла тягаться с такими девушками, как мисс Берк?
Но это же просто несправедливо! Почему изменилось все, кроме нее? Когда Куинс переворачивала мир с ног на голову, почему не щелкнула мисс Берк по ее вздернутому носу и не встряхнула как следует?
– Она довольно хорошенькая, не находите? – спросил Рокхерст, снова наклоняясь к Шарлотте. – Будь я на месте Трента, непременно бы за ней приударил. Если уж вынужден жениться на наследнице, то пусть она будет хорошенькой.
Лишь единственная мысль удержала Шарлотту от слез разочарования:
– Он ее не любит.
Рокхерст громко и раскатисто рассмеялся и сразу же поймал на себе осуждающий взгляд леди Пилсли.
– Любовь? И когда это вас, моя циничная, корыстолюбивая, легкомысленная красавица, интересовало это глупое чувство?
– Я… я… – запинаясь, пробормотала Шарлотта в попытке объясниться.
А Рокхерст откинулся на спинку кресла и принялся рассматривать заполнивших зал зрителей.
– Если бы я не знал вас так хорошо, то решил бы, что вы в него влюбились. – Он не слишком деликатно фыркнул. – Но ведь это же просто смешно, верно?
– Я… я…
«Ну конечно же, я в него влюблена, причем уже много лет, и буду любить до своего последнего вздоха». Но вместо того, чтобы дать свойственный Шарлотте ответ, она отвернулась и вспомнила недавнюю тираду Финеллы по этому же поводу.
«Что плохого в том, чтобы испытывать любовь? – хотелось спросить Шарлотте. – И что плохого в том, что Себастьян меня любит?»
Она еще раз украдкой взглянула на Себастьяна, улыбавшегося мисс Берк, внимавшего каждому ее слову, каждому взмаху желтого шелкового веера, и мысленно взмолилась: «Прошу тебя, Себастьян, посмотри на меня».
И вдруг, словно по волшебству, виконт ответил на ее призыв: поднял голову и без колебаний посмотрел в ее сторону. Себастьян на мгновение прищурился, и Шарлотта увидела в его глазах вспышку, возникшую между ними связь. И что более удивительно, она ее почувствовала. Странное ощущение пронизало ее от головы до обутых в шелковые туфельки ног. Словно взгляд Себастьяна коснулся обнаженной кожи ее шеи и опалил ее таким же жаром, какой пробудил в ней недавно его поцелуй. Шарлотта чувствовала этот жар и в других местах, но еще не настолько сроднилась с Лотти, чтобы признать это.
А Себастьян на этом не остановился. Подняв руку, он провел по своим темным волосам, и Шарлотта почувствовала это. Вспомнила это прикосновение.
«Лотти, как же я люблю твои волосы». Погрузив пальцы в шелковистые пряди, он нетерпеливо освободил их от шпилек.
Ощущение было таким реальным, а воспоминания такими яркими, что Шарлотта коснулась пальцами тщательно уложенной прически, дабы убедиться, что она все еще на месте.
Кожу головы покалывало, а тело постепенно оживало, жадно требуя свою долю прикосновений.
Сидящий напротив Себастьян еле заметно улыбнулся. Словно знал, что с ней происходит.
Шарлотта заерзала в кресле, когда дьявольский жар заструился по жилам.
Рука Себастьяна скользнула вниз по сюртуку, неторопливо и осторожно стряхнув с него воображаемую соринку в области груди.
Соски Шарлотты тотчас же напряглись, словно все это неспешное внимание Себастьяна было сосредоточено на них. У девушки перехватило дыхание. Как ему это удавалось?
Низкий обольстительный голос зашептал откуда-то из глубины сознания: «Хочешь еще, Лотти? Тебе нравится, когда я так делаю?»
Когда же Себастьян взялся пальцами за лацкан сюртука – медленно и маняще, – Шарлотте показалось, что ее соски вот-вот взорвутся от распиравшего их сладостного ощущения.
«О, перестань», – хотелось воскликнуть Шарлотте. Она еле удерживалась от желания стянуть с себя лиф платья, чтобы высвободить измученные груди, и умолять Себастьяна о том, чтобы он помог ей обрести освобождение, чтобы целовал ее ноющие от желания соски до тех пор, пока она…
«О да, Себастьян. Пожалуйста, Себастьян».
Воспоминания обрушились на Шарлотту мощной волной чего-то, чего она не понимала, но отчаянно жаждала, хотя и осознавала, что эту жажду утолить невозможно.
Сплетенные воедино обнаженные тела. Блестящие капельки пота на спине Себастьяна и солоноватый вкус на губах. Гладкая грудь. Тугие мускулистые бедра. Улыбка на его губах, когда он подмял ее под себя и заполнил собой всю до отказа. Ее бедра приподнялись ему навстречу. Их желания и стремления настолько переплелись, что Шарлотта уже не знала, где тело Себастьяна, а где – ее собственное. И ей не было до этого никакого дела.
Шарлотта заерзала в кресле. Она не имела ни малейшего понятия, как это происходило, но в одном не было сомнений: теперь она знала… знала так много.
Образы и воспоминания заполнили ее затуманенное сознание.
По ногам и рукам Шарлотты разлилось жидкое пламя, когда губы Себастьяна начали мучительно медленно спускаться вниз по ее телу. И она открылась навстречу его прикосновениям, отчаянно желая стать его Индией, его дальним берегом, который еще предстояло исследовать.
Его горячее густое дыхание обжигало самую сущность ее естества, посылая по телу волны желания.
Он же не собирается целовать ее там… он не может… но это же просто…
Рай.
Внезапно ее страхи, вызванные рассуждениями Финеллы о любви по-французски, показались Шарлотте просто глупыми. Ведь если в Париже такие отношения были привычным делом, она готова была надеть треуголку, украсить ее кокардой и испустить нетерпеливый и неистовый крик: «Viva la France»[5].
И когда наконец ощутила быстрые и нетерпеливые касания языка Себастьяна, она заерзала снова, с готовностью приподняв бедра навстречу этим исполненным желания воспоминаниям.
Шарлотта прекрасно осознавала, к чему могли привести эти непроизвольные телодвижения. Она закрыла глаза в попытке прогнать воспоминания, остановить их неудержимый поток, но освободиться от них было так же непросто, как от пульсирующего в ее теле желания.
…его руки еще шире раздвинули ее бедра, а язык проник глубже, жадно скользя по шелковистой плоти, посылая по ее телу разряды нестерпимого желания.
Шарлотта ошеломленно взглянула на Себастьяна и поймала на себе смеющийся взгляд его темных глаз.
«Да, Себастьян, пожалуйста, Себастьян», – кричало ее воображение.
Губы виконта изогнулись в неспешной улыбке, словно он прочитал ее мысли, словно держал ее желание в своих ладонях. Словно в его силах было даровать ей облегчение и удовлетворение, коего она не испытывала никогда в жизни.