В православной среде нередко можно услышать голоса, строго выговаривающие нравоучения наподобие «Серафим Саровский Шекспира не читал, Сергий Радонежский Платона не цитировал». Такие люди неосознанно поднимают планку требований к маленькому человеку на уровень жизни величайших святых. Мы должны четко понять, что образ жизни великих подвижников — это не норма для миллионов, а лишь повод удивиться, прославить Христа и покаяться.
В повседневной жизни небезопасно руководствоваться только аскетическим идеалом Святых отцов. На истинное подражание их подвигам способны очень немногие. Если же множество слабых и немощных тянутся в жизни к достижению непомерно великих идеалов, то мы рискуем получить в результате тысячи поломанных жизней и крушение этих самых великих идеалов. Православная вера монахолюбива. Лучшие наши учителя — это аскеты. Девственники, подвижники. Но в этом нашем достоинстве скрывается причина наших недостатков. Неразборчиво предлагая всем подряд высокие аскетические идеалы, мы рискуем травмировать души большинства тех, кто нас слушает. Мне кажется, не стоит запрещать современному человеку ходить в бассейн, быть внимательным к своей внешности, слушать нецерковную музыку на основании лишь того, что этого не делали святые. Мы не имеем права пренебрегать душевным и сразу говорить человеку только о духовном.
Человек — существо динамическое. Он может быть равноангельным, может быть подобным Христу, а может деградировать до состояния скота или зверя, а то и демона. Между этими полюсами каждый человек на протяжении жизни совершает свободные перемещения. Коллизией, которая стоит перед лицом Церкви, является то, что призванная к проповеди равноангельной чистоты, христоподражательного смирения, детского незлобия, Церковь сегодня говорит к людям, которые все более и более неспособны ее слушать, поскольку теряют не только Божье в себе, но даже человеческое. Семья и школа уже давно почти ничему не учат. Возможно, кроме Церкви больше никто не объяснит человеку, что нужно здороваться первым, уступать старшим место, не бросать фантик мимо урны. Эти вещи мы должны объяснять до того, как начнем разговор о блаженства евангельских. Мы не имеем права говорить с людьми о вещах высоких, не научив их перед тем вещам малым и элементарным. Современного молодого человека наугад выхваченного из дискотеки, привыкшего «торчать» и «отрываться», нужно в начале научить говорить на языке, понятном и близком к литературному, прежде чем говорить ему что-либо о Царствии Небесном. В этом противоречии я вижу одну из больных проблем церковной жизни. Призванная вести людей на небо, Церковь сегодня вынуждена вначале делать людей людьми, не давать им демонизироваться или становиться скотоподобными.
Сказанное касается в основном молодежи. Та старушка, которая возделывает десятилетиями огород и каждое воскресенье спешит в церковь, не нуждается для спасения в приобщении к мировой культуре. А вот молодежь, в т.ч. сельская, нуждается. Во-первых, мир неотвратимо урбанизируется. Современная мировая культура — это культура больших городов. Даже живущий в селе, благодаря телевизору, радио, дискотеке вовлечен в круг современных околокультурных течений. Вот такому человеку неизбежно необходимо противоядие против пошлости современной поп-культуры, и как альтернатива — ступенька вверх — культура более высокой пробы, раньше или позже могущая привести человека к мысли о Христе.
В отношении к общечеловеческим культурным ценностям для христианина должна существовать некая иерархическая лестница. Например, человек, любящий литургию, имеющий круг общения среди людей воцерковленных и грамотных, может не нуждаться в посещении театра (хотя и не обязан им гнушаться). А вот человеку, погрязшему в земных заботах, давно не читавшему никаких книг, ни о чем, кроме житейских дел, не думающему, может быть полезно пойти на хороший спектакль и, вылезши из скорлупы личных проблем, приобщиться к общечеловеческой боли и радости. Молодой человек, не знающий о жизни Церкви, в силу присущей возрасту горячности, нонконформизма, может увлекаться рок-музыкой, движением хиппи и т.п. Мы не должны строго судить его за это. Хуже, если человек, уже воцерковившись, обращается вспять и увлекается тем, что свойственно людям ищущим, а не нашедшим. Такой «неблагонадежен для Царствия Небесного».
Быстрее, выше, сильнее! (11 сентября 2007г.)
То, что мы сегодня называет спортом, вчера было обычной жизнью человека. Человек бежал, стрелял из лука, плыл, переносил тяжести, боролся, управлял лодкой и делал еще многое такое, за что сегодня ему платили бы деньги и показывали по телевизору.
Спорт вырос из жизни и ее потребностей. Потом превратился в предмет амбиций и больших денег. Но, тем не менее, спорт нужен человеку, в т.ч. верующему. Если говорить о субкультуре города, то человек городской постепенно деградирует не только нравственно, но и физически. Он не рубит дрова, не носит воду из колодца, не копает землю, не идет за плугом, то есть не делает того, что делали перед ним сотни и сотни поколений. Гротескные футуристические прогнозы представляют человека будущего нуждающимся только в пальцах для клавиатуры, глазах и ушах, усиленных линзами и аппаратами. Таким и будет будущее человека городского, если он не будет заниматься собой, не впадая при этом в крайности. Я имею в виду, что человеку не нужно будить в себе «скрытые силы организма», паранормальные способности, не нужно изнурять себя диетами, йогой и чем-нибудь еще. Нужно просто поддерживать себя в норме, не превращаться в кисель, в человека, боящегося любой физической нагрузки. Поэтому весьма полезно, и христианину тоже, выбегать на стадион, ходить в бассейн, брать в руки гантели и пр.
Занятие спортом тем полезно еще, что косвенно решает проблемы свободного времени. Есть люди, у которых этого времени нет. А есть, напротив, те, которые погибают от избытка свободного времени. На них исполняется слово премудрого Сираха: «Всякой злобе научает праздность». Если спросить, что лучше: прожигать время в бестолковой компании, за картами или за компьютерными играми — или пойти в зал или бассейн, то вывод напрашивается очевидный: в данном случае спорт может спасти человека от многих глупостей.
Спорт нужен юным. Они должны преодолевать себя, ставить перед собой задачи и решать их, превозмогать усталость, то есть делать все то, что закаляет волю человека, формирует его.
Спорт здесь — незаменимый помощник. Есть много тренеров, которые благодаря своей отеческой мудрости повытаскивали из подворотен прекрасных ребят, привели их в зал. Дело не в том, что не все потом станут чемпионами. Дело в том, что многие не скатятся до наркомании и пьянства, нравственной деградации. Многие счастливо избежавшие жизненного дна благодарны за это спорту и хорошим спортивным педагогам.
Спорт имеет хорошее профилактическое действие. Он ставит барьер на пути все к той же наркомании и прочим молодежным порокам. Известно, что наркоман не сразу берет в руки шприц. Есть некая динамика в его падении. Вначале все начитается с курения. Не анаши, нет — простого табака. Человеку, курящему табак, на каком-то этапе легко закурить и «травку». Это доказано современными исследованиями. Процент наркоманов среди курящих в десятки и сотни раз превышает такой же процент среди некурящих. Так вот, когда человек занимается спортом, ставит перед собой цель физического совершенствования, радуется, ощущая себя здоровым и крепким, то ему не нужен ни табак, ни водка, а соответственно, не нужны и более опасные и разрушительные вещи.
Все сказанное относится к спорту как к некому минимальному добру. Причем касается это в основном, как мне кажется, жителей города. Человек, погруженный в крестьянский труд, и так несет достаточную физическую нагрузку. Ему бы научиться не искать отдых в пьянстве — и хватит с него. Православный же человек, которого не нужно оберегать от деградации специально, который сам бережется этого, вовсе не обязан заниматься спортом регулярно, систематически, но и ему, наверное, нужно поддерживать себя в форме. Нужно беречь здоровье, которое пригодится нам для покаяния. Умерщвлять свою плоть по образу древних подвижников способен далеко не каждый. Большинство, наоборот, нуждается не в том, чтобы не мыться никогда, а чтобы обливаться холодной водой и закаляться; не в том, чтобы сидеть на одном месте безвылазно, а чтобы делать пешие прогулки вплоть до физической усталости, что полезно и для здоровья, и для ума. То есть нужно вести активный и здоровый образ жизни. Вот это, я думаю, и нужно православному человеку.
«Мат - не наш формат» (11 сентября 2007г.)
Христиане называются «словесными овцами Христова стада». Они питаются Словом как чистым словесным молоком (1 Пет. 2, 2). Они верят в воплощение Слова, чье бытие не имеет начала; службы христианские словесны (немой не может быть священником, а глухой без сурдоперевода ничего не понимает в богослужении). То есть словесность есть отличительная черта христианина. Ему должно быть свойственно чуткое и трепетное отношение к слову.
Согласно Евангелию, слово — это и меч, и семя, и имя Божие. При таком отношении к дару слова особенным является и отношение к словесным грехам. Они — не малость, поскольку их слышно на Небе. К словесным грехам мы относим ложь, клевету, наушничество, сквернословие. Остановимся на последнем.
Сквернословие есть как бы антимолитва. Если молитва невозможна без призывания Имени, то сквернословие, как непрестанное призывание скверных имен, есть прямой враг молитвы. Как невозможно течь из одного источника и горькой, и сладкой воде, так должно быть невозможным из одних уст исходить благословению и проклятию, призыванию Создателя и унижению созданных от Него. Все мы должны тщательно наблюдать за тем, чтоб не притыкаться языком и не умножать своими словами количество скверны, существующей в мире.
В борьбе с этим грехом важна самодисциплина и внимание к себе. Слово рождается в мысли, значит, чтобы не грешить в слове, нужно не позволять себе мысленно сквернословить. А еще важно то, что сквернословие — это зачастую словесный эксгибиционизм, когда человек болезненно сконцентрирован на теме пола и в словах выражает мир своих непреображенных желаний и им самим не понятых интуиций. Там, где нет правильного полового воспитания и здорового отношения к теме пола, там есть все условия для существования гнусной лексики.