Как ни странно, ничего принципиально нового человек выдумать не может. Он мечтает в категориях сотворенного мира, который не в силах изменить. А значит, выдумать можно только ну очень сильного богатыря, или очень быструю лошадь (ракету, автомобиль. — возможны варианты). Ничего по-настоящему нового мысль человеческая создать не в силах. Есть нечто, о чем говорят — смотри, это новое. Но это только забытое старое (Екклезиаст).
Помести человека мысленно хоть на Марс, хоть на край галактики; перебрось его назад в доисторические джунгли или в холодный сумрак древних храмов — везде фантазия вынуждена будет наделить человека страстями: ревностью, гордостью, жадностью. Фантастический человек будет (все равно — мечом или бластером) драться, будет бояться за жизнь, будет кого-то любить и скучать о ком-то. Это все равно будет земной человек, и вся фантастика ограничится антуражем. Ах, если бы мы это понимали! Мы бы повторили слова премудрого: нет ничего нового под солнцем.
Самое фантастическое — это всегда самое реальное, причем близкое к нам, а не далекое. Новое, если честно, под солнцем есть. Это Дева, родившая и оставшаяся Девой. Это Распятый и Воскресший. Это то, чего нельзя выдумать, то, что никогда не появилось бы в сознании, если бы не случилось как факт. Соответственно, Евангелие — это самая фантастическая фантастика. Именно потому, что оно же — самая реальная реальность.
Но разговор о фантастике, неизбежно приходящий к Евангелию, можно при желании продолжить, а не закончить на этой ноте. Дело в том, что были и есть писатели и режиссеры, которые намеренно прибегали к этой форме творчества. Одни — потому, что таким образом хотели завлечь читателя (зрителя), зная о его испорченном вкусе. Другие — потому, что это форма позволяла говорить правду в тех условиях, где за правду сажали.
Например, Андрей Тарковский, режиссер, которого интересовали только реальные вещи, несколько раз снимал фильмы на фантастические сюжеты. По мотивам произведения С. Лема «Солярис» и по мотивам романа братьев Стругацких «Сталкер». Авторы произведений тоже относятся к писателям, для которых фантастический сюжет — всего лишь упаковка. А фильмы — что ни на есть о вечном. «Солярис» — о возвращении к Отцу, о вечности моральной ответственности, «Сталкер» — о существовании Святого Святых, в которое не могут попасть ни наука, ни искусство, но только люди не от мира сего. Вот такую фантастику можно похвалить.
Из писателей-фантастов хочется выделить и Рея Бредбери. Он пишет для современного человека о вечных и прописных истинах, для человека, который уже живет в фантастическом мире, далеко превосходящем фантазию Жюля Верна. Мне очень нравится роман «451 градус по Фаренгейту». Он изображает мир на пороге ядерной катастрофы, мир, в котором люди перестали общаться и совсем перестали читать. Сначала не было времени (суета, знаете ли), потом книгу заменил телевизор, потом он разросся во всю стену, и т д. до тех пор, пока телевизор не занял все четыре стены, а книги стали сжигать за ненадобностью.
Приходящие ежедневно в твой дом с экрана люди стали ближе, чем домашние. Встречи с ними стали желанны, к ним спешили после работы. Подозрительным стал каждый, кто слишком долго разговаривал с соседом на улице. Люди стали внушаемы и вменяемы для всего, что говорилось с экрана. Те, кто осмеливался хранить дома какую-то книжечку, могли заплатить за это свободой или жизнью. Те, кто раньше тушил пожары — пожарники — теперь из-за новых технологий лишились привычного занятия (новые материалы уже не горят). Их работой стал розыск и сжигание еще где-то у кого-то сохранившихся книг.
И вот роман развивается вокруг одного такого пожарника, который утаил одну из запрещенных находок, прочел ее и почувствовал конфликт с привычным до сих пор миром. Человек очень быстро попал в роль опасного для общества преступника. Он бегством спасается от погони (что очень тяжело, ведь кругом кинокамеры, и в далеком «мозговом центре» ежесекундно видно каждого жителя цивилизации). Став изгоем, он находит таких же, как он, с той разницей, что новые знакомые являются хранителями нематериальных сокровищ. Каждый из них помнит наизусть какую-нибудь жемчужину мировой культуры: один помнит половину «Евгения Онегина», другой — «Песню Песней», третий — «Шахнаме» и так далее — послания апостола Павла, «Исповедь» Августина.
Эта картина — по сути изображение того, как мир с улыбкой выгоняет вон всех с собою не согласных. Так христиане древности были в глазах мира опасными злодеями и собирались на молитву по ночам в пустых местах. Так христиане будущего укроются на малое время от цивилизации антихриста, унося с собой в памяти сохраненные псалмы и молитвы.
Вот это та фантастика, которая мне по душе. Замятин, Оруэлл, Тарковский, Бредбери, Стругацкие — вот начало того большого списка авторов, которые трудятся не для того, чтобы человек плыл по течению, приятно проводя время, а для того, чтобы остановиться (как сказано у Иеремии), осмотреться, найти путь хороший и идти по нему.
Открыть Ему двери (13 сентября 2007г.)
Главный праздник христиан — праздник Пасхи. Это праздник воинов, выигравших битву. Израненные, но живые; уставшие, но радостные; сжимая оружие в налившихся тяжестью руках, воины смотрят на знамя победы. Вот оно медленно, но верно поднимается над войском, и из тысячи грудей раздаётся победное «ура!». Это — Пасха.
А второй по значимости праздник — Рождество. Это праздник детей. Они скачут вокруг ёлки, взявшись за руки, срывают с её пахучих веток пряники и конфеты, и никто их за это не ругает. Сегодня праздник и можно всё, кроме, разве что зажигать огонь под ёлкой. Под каждой подушкой подарок, в воздухе запах апельсинов, и стёкла окон раскрашены морозом так, что лучшему художнику повторить не под силу. Это — Рождество.
В течение одного литургического года Церковь даёт нам в полной мере пережить духовное детство и духовную зрелость — по крайней мере, по разу. Сначала человек бывает маленьким. Поэтому праздник христианского детства — Рождество — стоит вначале. Затем человек вырастает и окунается в драматическую двусмысленность жизни, где можно не заблудиться и не пропасть только благодаря Пасхальной победе. Эти два праздника взаимосвязаны и натянуты между полюсами христианской жизни, как звенящая струна. Они образуют ось, вокруг которой вращается Вселенная. И мы в этом году вновь в очередной раз дышим морозным и пьянящим воздухом Богоявления.
Я не ошибся: праздник Рождества, так же как и праздник Крещения, носил в древности это имя, и долгие годы оба праздновались в один и тот же день. Поскольку воздух этого праздника — воздух радостного детства, я позволю себе объяснить его смысл ещё одним детским примером. Многим из нас известно, как любопытны дети, как жадны они ко всему новому и необычному. Всклокоченный, как воробей, мальчуган вбегает во двор (класс, детскую площадку) и с сияющими от радости глазами кричит: «Эй, пацаны, там такое!» Десятки глаз загораются в ответ: «Какое? Где?»
Объяснять долго и трудно. «Айда покажу!» И вот уже быстрые детские ноги с топотом конского табуна бегут за первооткрывателем, за тем, кто первым увидел что-то необычное.
Так и нам предстоит с любопытством и замиранием сердца (ничуть не уменьшающимся оттого, что мы знаем, что произошло) побежать к Вифлеемской пещере. Ни у кого из нас нет отговорок: пойти туда должны все. Если ты любишь науку, изучаешь природу, постигаешь смысл мироздания, но не молишься Богу и не веришь в Христа Его, волхвы обличат тебя и звёзды будут мерцать над тобой осуждающе. Если ты прост и неучён, зарабатываешь свой хлеб тяжелым и однообразным трудом и при этом ропщешь на судьбу, считаешь христианство привилегией сытых и праздных — пастухи станут пред тобою живым и молчаливым укором. Даже если ты осёл (например, по упрямству) или вол (скажем, по неповоротливости ума) — и тогда наклонись к яслям и согрей Новорожденного паром твоих ноздрей.
Одна из лютых бед нашего времени — одиночество. Классическое, традиционное общество разрушается. Слабеют кровные связи, шатается брак, естественное становится редкостью, уродливое называется нормой. Человеку, живущему среди суетливого многолюдства, может быть годами не с кем поговорить. Небо становится свинцовым, и кажется, что Там о тебе не помнят. Земля становится неприветливой, и ты ходишь по ней так, как будто вытираешь об нее ноги, со страхом думая о том, что в неё же придётся возвратиться. «Я не убил и не украл», — любит говорить про себя современный человек в качестве самохарактеристики, и, несмотря на это, живет, как Каин, стеная и трясясь.
И тут такая радость! Ко мне пришёл Великий Гость. «Ко мне идёшь, Господи. Меня ищешь, заблудшего», — такими словами Церковь многократно воспевает пришествие Бога в мир. Бог пришёл к нам в гости. Крайне нечестиво не оказать Ему гостеприимство: не прибраться в доме своей души, не приготовить что-нибудь пусть нехитрое, но вкусное. Совсем кошмарно — не открыть Ему дверь.
Гостеприимство не зря считалось величайшей добродетелью на Востоке. Люди как будто чувствовали, что радушие к неизвестному страннику может родить из себя нечто большее. И действительно, некоторые под видом людей принимали в гости Ангелов, и за это принимали благословение, спасались от гибели. Но самым большим и неожиданным плодом гостеприимства является принятие в гости Самого Христа. Вот ещё одна грань этого праздника. То есть в этот день мы и хохочущие, пляшущие возле ёлки дети, и — радушные хозяева, открывшие дверь на стук и неожиданно впустившие в дом Владыку мира.
Чем больше живёшь и думаешь, тем больше удивляешься: как люди живут без Бога? Чем они живут? На что надеются? О чём радуются? И вообще, жизнь ли это? Сам Христос удивлялся на земле двум вещам: вере и неверию. Он радостно удивился вере капернаумского сотника и, глядя на законников, дивился неверию их (Мк. 6, 6). Давайте в эти радостные дни удивим Спасителя верой. Давайте сделаем кто что может для того, чтобы в нашем пластмассовоцеллулоидном мире Богу было чем полюбоваться.