нем был и остаётся дух бусидо — моральный кодекс самураев, ставший одной из основ японской культурной традиции. Очевидно, что у нас должны быть свои корни, дающие подобные плоды. Это — вера в Бога.
Самый грубый слух не может не улавливать корневую связь между двумя этими понятиями — вера и верность. Я слышал однажды от одного глубоко образованного человека, что в древней иудейской традиции верующим называли не того, кто верит, что Бог есть. Подобное «разрешение» Богу «быть» ещё ничего не означает. На подобную «веру», как говорит апостол Иаков, способны даже бесы. Верующий человек означает человека верного, человека, через исполнение заповедей доказывающего свою преданность Господу. Отсюда несокрушимая твёрдость трёх отроков в Вавилоне. Отсюда же мужество Соломонии и её семи сыновей, чья мученическая смерть описывается в книгах Маккавейских.
Только Бог абсолютно верен Самому Себе и всему, что Он сказал. Человек всегда стремится к высшим степеням верности и других добродетелей. Таким образом, воспитание верности — это путь уподобления Богу. И подобно самой длинной дороге, начинающейся с первого шага, воспитание верности начинается с малого. Если ты сказал «я сделаю», значит, нужно сделать. Если ты сказал «приду в восемь», приди без пяти восемь, но никак не в полдевятого. Верность, как выносливость, воспитывается, тренируется. Говорят, купеческое слово ценилось больше любых гербовых бумаг с печатями.
В наше время людей больше всего волнует верность семейная, супружеская. Ещё бы! Вера в Бога считается делом частным и весьма отвлечённым. Тема Родины размывается с каждым годом, и что-то, а может, кто-то, стремится превратить человека в аморфного жителя Земли без гимна и флага, и, конечно, без чести и совести. Лишь бы с хорошим уровнем дохода. Остаётся семья, остаются сложности взаимоотношений. Это ещё печёт, и боль этой темы хороша. Она доказывает то, что человек жив. Если и эта тема его трогать перестанет, если безразличие распространится и на эту сферу жизни, то значит, человека пора закапывать. Он уже умер.
Страдая любовью к повторениям, скажу ещё раз: без верности Богу верность в личных отношениях — это всего лишь сентиментальная мечта или редчайшее исключение.
Но как её в себе развить, воспитать, вырастить?
Думаю, нужно носить в душе правильные мысли. «В мире нет женщин, кроме моей жены». «В мире нет мужчин, кроме моего мужа». «Я не должен (не должна) этого делать. Господи, помоги мне!» Чем это не броня? Мыслящий подобным образом человек похож на рыцаря, одетого в доспехи.
Слово «блудить» означает не просто телесные действия известного рода. «Блудящий» человек — это человек «блуждающий». Он, как неприкаянный, бродит туда и сюда, он не нашёл ни себя, ни своего места в жизни. Во время этого броуновского, то есть бесцельного, движения он входит в соприкосновение и временный контакт с такими же приблудами, как он сам. Человеку же нужен якорь. Нужна ясная голова и твёрдая почва под ногами.
И верность Богу, и верность человеческая испытываются. То есть искушаются. Взрослая вера — это «Осанна», прошедшая сквозь горнило страшных сомнений. И глубокие, верные отношения — это две жизни, огнём испытаний сплавленные воедино. К этому нужно готовиться.
Если воин идёт на битву, то ему нельзя слушать жалостливые или похотливые песни. Его дух нельзя расслаблять. Пусть только удары меча о щит и мужественные звуки военных песен доходят до его слуха. Жизнь — это тоже битва, и горе тому, кто войдёт в её гущу в соломенной шляпе и тапках на босу ногу.
Отнимите у человека семью, веру, Родину. Что от него останется? Нечто странное, имеющее вид человека. Нечто похожее на стоящий в витрине манекен. Можно натягивать на него любые рубашки и пиджаки — он не согреет их своим телом, не передаст им свой запах. У него нет ни тепла, ни запаха. В редкие минуты, когда он захочет пооткровенничать, вы можете услышать горький рассказ о том, как у него украли веру, отобрали Родину и как разрушили его семью. Сострадайте ему и жалейте его, но знайте, что это лишь малая часть правды. На самом деле он сам потерял веру, сам покинул Родину и сам развалил семью. И всё потому, что был он самовлюблён и суетен, поверхностен и невнимателен. И ещё — он не был верен. Ни Символу веры, ни воинской присяге, ни брачной клятве у алтаря.
Простите меня те, кто искал в моих словах о верности конкретных советов и рекомендаций и не нашёл их. Я и сам хотел бы знать больше об этом священном предмете. Но вытащить из шляпы зайца, которого ты туда не положил, не сможет даже самый великий фокусник. Мне, как и вам, ещё предстоит долго учиться и самовоспитываться, чтобы достичь цели и насладиться плодами великой добродетели — верности.
Богу, семье, Родине.
Не оставлю вас сиротами… (10 ноября 2008г.)
Люди, впервые зашедшие в храм, спрашивают, где продаются свечи и где их можно поставить за здравие, а где — за упокой. Люди, второй раз зашедшие в храм, спрашивают, как можно освятить машину или квартиру, или нательный крестик. Люди, в десятый раз зашедшие в храм, спрашивают, где и как можно найти духовного отца. И если быть честным, а честным быть надо, то ответ звучит грустно: духовного отца вы нигде не найдёте, если, конечно, Бог вам его не подарит. Духовных отцов мало, их на всех не хватает. Да и как может хватить на всех духовных отцов, если даже простых земных отцов на всех не хватает?
Биологические папаши всё чаще отказываются воспитывать своих детей, и хотя мы не знаем ни войны, ни эпидемий, мы живём в эпоху почти тотальной безотцовщины. Спросите друг друга: где твой отец? — и от людей, выросших не в интернате и не в колонии, в семи случаях из десяти вы услышите: мой развёлся с матерью, мой спился, мой умер. А восьмой из этих десяти скажет: мой не умер и не развёлся, но видеть я его не хочу.
Большинство из нас — настоящие сироты, толком никому не нужные. В этом смысле Благая Весть возвещает нам нечто радостное. Настоящий Отец у нас есть, только не на земле. Записанные Иисусом Христом в одну большую семью, мы поднимаем глаза к небу и зовём Папу, Авву, сильного и доброго, могущего всегда прийти на помощь и от любой беды защитить. Мы обращаемся к Нему так, как Его единственный родной Сын научил нас к Нему обращаться: Отче наш! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя.
И всё же Он на Небе, а мы на земле. Мы часто бываем так мало на Него похожи. Ведь мы — беспризорники, нас воспитала улица. Мы то бежим к Нему в дом, чтоб помыться и поесть, то опять убегаем туда, в тёмные подворотни, где нас ждёт привычная шантрапа и где под гитару поют похабные песни. Я говорю о том, что всякий верующий человек часто в жизни ощущает себя сиротой и странником. Он утешается верой и находит силы в молитве, но всё же живёт в стране изгнания и горькую чашу временной жизни должен допить до конца. Именно поэтому чужое сиротство и чужая бездомность, чья-то брошенность и ненужность должны быть хорошо понятны верующему человеку. Ведь мы жалеем больных, потому что сами болеем и молимся об усопших, потому что сами умрём. Мы должны думать о сиротах, потому что сами в известной степени ими являемся. Да и Сам Небесный Отец, живущий вовеки благословенный Бог в псалмах называется Отцом сирот и Судиёй (то есть защитником) вдов (Пс. 67, 6). Его Сын и наш Спаситель говорил ученикам: Не оставлю вас сиротами, приду к вам (Ин. 14, 18).
Ребёнок, забытый родителями в детском садике, горько плачет и стоит у забора. Он выглядывает маму и всматривается в лица взрослых, идущих по улице. Всех детей уже забрали, а он в это время чувствует себя сиротой. И молодой солдатик на первых месяцах службы пишет маме нежные письма, хотя ещё совсем недавно он заставлял её нервничать, приходил поздно, дерзил и иначе как «мамашей» за глаза не называл. Он сейчас тоже сирота, и это чувство ему полезно. Значит, если нашему сердцу понятны боль и тоска, связанные со словами «сиротство» и «одиночество», мы должны думать о тех, для кого эти слова являются не приправой к еде, а главной чертой существования.
Они такие же, как мы, эти дети, вырастающие в приютах. Из-за своей неестественной жизни они могут быть грубее и жёстче, чем обычные дети. Но им больше, чем обычным детям, хочется ласки и заботы. Им хочется слышать своё имя, произносимое с родительской любовью.
Мы, помню, однажды служили литургию в детском доме. Пока расставляли всё необходимое, облачались, дети были на прогулке. Потом они высыпались, как горох, с улицы в комнату, румяные, хохочущие, опрятно одетые (это была дошкольная группа). Увидев перед собой незнакомого дядю в необычной одежде, бородатого, блестящего, обступили священника со всех сторон. В нескольких десятках детских глаз читались удивление и любопытство. «Это Дед Мороз», — сказал один мальчик. «Да, это Дед Мороз!» — подхватили остальные. Но одна девочка думала иначе. Она взяла священника за руку и, глядя на него снизу вверх, сказала: «Это не Дед Мороз. Это папа».
Эх, привести бы туда всех отцов и матерей, сбросивших своих детей на руки доброго государства (по отношению к этим детям оно доброе), заставить бы их посмотреть в глаза этой девочки. Если души их способны на человеческие чувства, в тот же день они забрали бы своих малышей.
Чехов писал, что у каждого дома, в котором живут счастливые люди, должен стоять человек с молоточком. Он должен периодически стучать этим молоточком в дверь, и этот стук должен звучать напоминанием о том, что не все в мире счастливы и что счастливый обязан помогать несчастному. Наверное, для того здоровый здоров, и богатый богат, и умный умён, чтобы полученные от Бога дары не удерживать в себе, но распространять на тех, кто рядом.
В народе говорят: не строй церковь, пристрой сироту. Эта мысль родилась из евангельских слов: Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает (Мф. 18, 5). Об этом стоит думать всем — и молодым любящим друг друга семейным парам, которым Бог почему-то не даёт детей, и многодетным семьям; и тем, кто богат, и тем, кто живёт со средним достатком. В конце концов, не так уж многого они от нас хотят, эти маленькие брошенные ангелы, рискующие озлобиться на весь мир и превратиться в зверёнышей. Они хотят любви. Такое простое человеческое желание!