И тут возникает необходимость в голосе со стороны. Так и Илья Муромец лежал бы бревном на печи до смерти по причине неходячих ног, если бы не калики перехожие с их дерзновенной просьбой «водички принести». Кто-то должен сказать сомневающемуся в себе священнику: «Отче, молись крепко. Не просто “поминай” людей, а проси за них, умоляй. Наставляй их вовремя и не вовремя. Ты можешь, и Бог слышит». Подобные слова уже сыграли однажды важную роль в истории Церкви. Благодаря подобным словам Иоанн Кронштадтский стал таким, каким его сегодня весь мир знает. А без этих слов, как знать, как знать…
Отцу Иоанну Сергиеву было уже 40 лет. Он уже немало лет стоял у Престола Божия. Кроме того, преподавал Закон Божий, посещал дома бедняков, раздавая милостыню, проповедовал. И в подвалы бедноты не гнушался входить многократно с Причастием, с едой и лекарствами. И одежду свою верхнюю нищим привык отдавать. Но ничего выдающегося в этом ревностном батюшке люди не видели, объясняя особенности его одним чудачеством. Нужно было появиться в Кронштадте одной немолодой уже женщине из костромских крестьян, проведшей всю жизнь в трудах, молитвах и хождениях по богомольям. Звали женщину Параскева Ивановна Ковригина. Это она нашла нужные слова для отца Иоанна, с которым много часов провела в обоюдно полезных духовных беседах. Она же нашла слова о нем и для множества охладевших к молитве и отошедших от Церкви людей. Дальше уже можно читать житие отца Иоанна, но не ранее, чем вспомнить о пожилой женщине, наставляющей священника: «Молись горячо. Умоляй. Не отступай. Проповедуй. Бог благоволит».
Те священники, которые завидовали отцу Иоанну (такие были, и не один) временами говорили: «Ничего в нем нет особенного. Все мы отцы Иоанны». Это были слова неправды, рожденные завистью. Но эти же слова можно повторить, не согрешая. «Все мы отцы Иоанны». В том смысле, что и мы рукоположены в чин великого и страшного священства; что и нам даны призыв молиться, и благодать молиться, и обязанность молиться. В этом мы все – отцы Иоанны. А еще в том, что кто-то (быть может – самый простой и невзрачный человек) должен нас посреди сомнений и раздумий о собственной слабости подтолкнуть, утвердить, ободрить.
Священника, который должен вести народ через мудрость к праведности и далее – к святости, самого должен кто-то направить в нужную сторону. И тогда помножьте одну проснувшуюся и разгоревшуюся чистым огнем душу на великое множество священников! Ведь их у нас действительно великое множество. Вы получите картину оживления жизни там, где она омертвела; укрепления сил там, где они ослабели. Вы получите нечто одновременно долгожданное и неожиданное. «Долгожданное» – оттого, что мы все в тайне сердца жаждем полноты бытия, а не миражей и сновидений. А «неожиданное» – оттого, что заждались уже, и устали, и временами даже разуверились.
Если Бог слушать не захочет, то всуе будет всякая молитва. Он отвернет лицо и отвратит слух. Об этом достаточно сказано у пророков. Но если Он ждет молитв и хочет слушать, то нельзя сомневаться в необходимости говорить, шептать, умолять, кричать, плакать и петь вслух Господа Саваофа. Так что просыпайся, Илья. Иди за водицей для странников. Да сначала сам испей и почувствуй, как наливаются силой прежде безжизненные ноги и руки.
Говорите с людьми! Миссионерские записки (10 окт.2015г.)
Автор книги «Миссионерские записки», недавно вышедшей в Издательстве Сретенского монастыря, о качествах, необходимых миссионеру, принципиальной важности живого диалога, проповеди в сетях и открытой двери, задаче-минимум и задаче-максимум для того, кто вышел со словом об Истине.
– Здравствуйте, дорогие братья и сестры! Мы продолжаем представлять новые книги, вышедшие в издательстве Сретенского монастыря. И сегодня на нашу встречу мы пригласили протоиерея Андрея Ткачева, книга которого «Миссионерские записки» недавно вышла в свет.
Отец Андрей, «Миссионерские записки», безусловно, можно отнести к разряду профессиональной литературы, учебной; она адресована будущим миссионерам, будущим пастырям. А каким вы себе представляете идеального современного миссионера?
– Я себя ставлю на место неверующего человека и представляю себе того, от кого бы я хотел услышать о вере. Это должен быть какой-то очень интересный человек, очень интересная личность. Потому что великие истины от скучного человека воспринимаются скучно. И что-то такое громадное от мелкого воспринимается мелко. Но даже какая-то мелочь от великого человека воспринимается как нечто великое. Поэтому тут, конечно, вопрос личности. Миссионер должен быть интересным человеком. Он не имеет права быть скучным. Вот как Станиславский говорил: «Все жанры хороши, кроме скучного».
Миссионер должен интересно говорить. И у него должен быть какой-то бэкграунд, должна быть какая-то интересная жизнь. Он может быть, скажем, офицером-подводником, или геологом, или физиком-ядерщиком, или человеком, который родился в Аргентине, воспитывался в Германии, а теперь живет на Сахалине… То есть это должен быть человек, который шире меня. Миссионер – это человек, который шире меня.
Допустим, я геолог, или альпинист, или капитан корабля, да я вообще, может, весь мир видал – попробуй-ка удиви меня. А человек, говорящий со мной о Боге, может быть, ни разу на корабле не ходил – но он шире меня. Вот мы с ним поговорили час, два – и у меня мысль: «Ничего себе! Какой парень интересный. Рассказывай-рассказывай». Я думаю, что апостолы были вот по этому критерию подобраны Господом. Потому что Господь подбирал апостолов. Они все разные, но все интересные.
– А как этой широты достичь современному молодому человеку? Что для этого надо делать?
– Молодой человек будет миссионером, если его уязвит Христос. Именно уязвит! Уязвит в любовь Свою. Вот это слово очень важное. Оно встречается в текстах наших молитв. «Уязвил меня Господь любовью Своей». Это шип Божественной любви, и если он душу кольнет, то ты станешь очень беспокойным. А миссионер – это беспокойный человек. Ему не сидится на месте.
Хороший монах – миссионер в самом конце своего пути. Он на одном месте всю жизнь, а в конце его пути к нему начинают приходить люди. Он как сидел, так и сидит на месте – к нему приходят. И он уже миссионерствует в силу святости, он говорит: так, так, так.
А миссионер изначальный – это беспокойный человек. Он холерик. «Вот там не знают Христа – пойду туда». Дали ему в пятак – он вернулся обратно. «Пойду теперь туда». Он не может сидеть на месте.
Молодые люди, принимающие на себя тяжесть священства, призваны, собственно, к тому, чтобы зажечь очень малый круг людей – свое село, например. Вот ты отслужил первую службу, и на службе было, например, пять человек, а в селе живет, допустим, 200. Где 195? Они же крещеные. Если помрут, их же хоронить принесут. Они в принципе христиане, но только в церковь не ходят. И вот батюшка должен пойти к ним и познакомиться. Здесь как бы нет ничего миссионерского. Он приходит, говорит: «Здравствуйте! Я ваш священник. Я закончил семинарию, вот моя жена, мои дети. Меня к вам поставили, я здесь буду служить. Я бы хотел с вами познакомиться». – «А мы не хотим. Пошел вон». А в другом доме: «Познакомиться? Это можно. Заходи». И через месяц у него уже не пять, а 25 человек. Это уже миссионерство.
Миссионерство – это очень обыденная вещь. Просто поговорить с человеком, выслушать его – уже миссионерство. Выслушать. Человек пришел к тебе: «Батюшка, у меня такая беда!» И рассказывает, рассказывает. А ты: «Брат ты мой, я бы помог, но не знаю как». – «Да ты меня послушал, и на том уже спасибо». Всё, пошла работа, душа к душе прикоснулась.
Поэтому не нужно ничего бояться, нужно только быть простым человеком, нормальным человеком. Нам не хватает нормальных людей. Появляется нормальный человек, и он сразу становится миссионером.
– Когда мы говорим о миссионерстве, особенно на общецерковном уровне, это всегда увязывается с различными технологиями, и очень часто получается так, что эти технологии ставятся почти что во главу угла: вот сейчас мы в социальных сетях поднажмем, какое-то количество лайков или рассылку сделаем или суперсайт откроем – и добьемся больших миссионерских результатов, приведем ко Христу, к Церкви большое количество людей. Как вы думаете, нет ли слишком завышенных ожиданий от этих технологий? И вообще какое соотношение должно быть личного общения миссионера и использования технологий?
– 80% и 20%, то есть 4 к 1: 4 – общение, а 1 – технологии. Всё-таки Церковь наша – Святая Соборная и Апостольская. Апостолы – говорили. Христос – это Человек разговорного жанра. Он же ничего не писал, Он только говорил. Если бы был, например, тогда интернет, Он бы туда вообще не заглядывал. Ему не нужно. Он бы ходил, разговаривал с людьми. И Платон, Аристотель говорили, хотя и писали тоже. А вот, например, Сократ ничего не писал. Он ходил по базару, останавливался, слушал разговор покупателя с продавцом, что-то думал, потом куда-то уходил, с кем-то разговаривал…
Люди, которые пишут, всегда питаются от тех, кто больше их. А те, кто больше их, они не пишут. И те, кто в сетях работает, они всегда стоят у ног тех, кто выше их и кто не работает в сетях. Это очень локальный ресурс, который на жизнь влияет очень опосредованно. На самом деле наиболее серьезное влияние на жизнь совершается от личного общения, от души к душе, от уст к устам, от глаз к глазам. Как Иоанн Богослов писал в одном из соборных посланий своих: «Много могу писать к вам чернилами по бумаге, но хочу говорить устами к устам» – то есть хочу непосредственно с вами общаться.
Это апостольский труд – разговаривать с человеком. Апостольство – это разговаривать с человеком. Не валяться на диване и строчить посты анониму какому-нибудь неизвестному, а встать с дивана и пойти к человеку или принять человека. Тук-тук-тук. «Здрасьте, можно к вам?» – «Можно, заходи». Но это уже тяжесть. Это живой человек, это реальная жизнь, слушай его, разговаривай с ним – это действительно очень тяжело. А строчить пальцами по клавишам – в этом нет никакого подвига. Но даже если доп