другой живностью, то потеря денег уже понятна каждому человеку. Дальше Он говорит: «Какая женщина, имея десять драхм, если потеряет одну драхму — не зажжет ли свечи и не станет ли мести комнату и искать тщательно, пока не найдет?» Вот, ты имеешь миллион рублей. А потерял сто тысяч. Ты же будешь их искать, переворачивать весь дом. Вот, нашел — и обрадовался. «Так, говорю вам, бывает радость у ангелов Божиих об одном грешнике кающемся». Т.е., здесь везде овца и деньги — это образ грешника, которого нашел Господь, который кается. Он — беспомощная овечка, драгоценная монета, которая нужна Богу. Люди нужны Богу. Но все это вещи относительно ценные — овцы, деньги. Самое дорогое — это дети. Какими овцами можно измерить ценность для человека его детей, какими деньгами? Никакими. Любые деньги за ребенка — любых овец, волов, ослов, машины, квартиры человек готов отдать, лишь бы у его ребенка все было хорошо. И Господь в третьем случае дает развернутую притчу о блудном сыне. Вот, отец потерял сына. Но как? Сын взбеленился и решил уйти от отца. И здесь нам нужно углубиться в предмет. Притча о блудном сыне — это корневой стержень мировой литературы. Везде, где вы встречаете в сюжете уход и возвращение главного героя — там притча о блудном сыне. Везде, где вы встречаете бунт, затем смирение, возвращение и покаяние — там притча о блудном сыне. Вот пример: Диккенс, «Жизнь Дэвида Копперфильда». Малютка Эмбли, чем-то обольщенная, пропала из дома, и папа надел на голову шляпу, на плечи — макинтош и пошел ее искать. Пошел как отец, ищущий блудного сына, в данном случае — дочь. Вот, сказка о Буратино — это ничто иное, как притча о блудном сыне, изложенная языком сказки. Молодой человек, наглый, глупый, деревянный — ушел из дома. На прощание он всем нахамил, скитался, претерпел разные приключения. Вернулся в отеческий дом с покаянием, вразумленный, исправленный, исцеленный, и нашел счастье там, откуда ушел. Так что это корневой сюжет мировой литературы.
Притчу о блудном сыне можно рассматривать как историю отдельного человека — то, что касается нас всех и каждого. Это универсальная притча. И можно ее рассматривать как притчу, которая говорит о человечестве. Я прошу вас обратить внимание на 15 — ю главу, стихи 11-32 — здесь в 21 строчку вместилась вся история отдельной человеческой души и отдельно взятого человека. Скажу, что Евангелие — это текст необычайной плотности. Физики говорят: вселенная началась с Большого взрыва, когда вся материя была помещена в одну микроточку, плотность была запредельная — а потом все разорвалось, разлетелось, и сейчас существует все это многообразие. Запредельная плотность, невообразимая человеческим мозгом. Это категория применима к Евангелию. 25 строчек — и в них вся история и моей жизни, и твоей, и его, и всех жизней. Плюс к этому — история всего человечества. Вот что такое Евангелие. Т.о. притча о блудном сыне — это еще одно доказательство, что Христос — Бог. Если бы Христос не был Богом — Его слова не имели бы такой плотности. Такой силы, такой власти, такого влияния на человека и на человечество. Сколько слов в мире сказано, Господи, помилуй — произнесены миллиарды, тонны, вагоны слов — и все это по большей части словесный мусор. Редко — редко что остается и живет в веках, как шекспировы сонеты или романы Достоевского. А Христос живет. Он ничего не писал. В романе Достоевского «Братья Карамазовы», в главе об инквизиторе говорится, что если бы все мудрецы мира сошлись бы в одном месте и в один час — они не придумали бы таких сложных, и одновременно простых трех вопросов, как те, которые дьявол предложил Христу: хлебы, чудо и власть. Все. Никто так не смог сжать до квинтэссенции жизнь человеческую, как тот, кто вращает человека. Или Тот, Кто создал человека. Т.е. Бог и дьявол борются за человека. Бог создал человека, дьявол крутит человека. И притча о блудном сыне такая же, она плотная, как ртуть. И тяжелая, как ртуть. Если сравнить всякие слова с водой-то между водой и ртутью такая же разница по плотности, как между притчей Христовой и прочими словами.
А я предлагаю вам рассмотреть вопрос не только личного покаяния, но также и мировой истории на примере притчи о блудном сыне.
Откроем притчу. Читаем. Сказал младший из них: Отец, дай мне следующую мне часть имения. И дальше: И отец разделил им имение. Что значит: «дай мне мою часть»? Это значит, что он торопит отца умереть. Отец, без сомнения, властвует над детьми. Древний мир не знал демократии в нашем пошлом смысле. Он знал разные формы строения, но это была не наша демократия. Женщины там не голосовали. Наших свободных нравов древний мир не знал. Там был закон отца, «юрис патрис». Если женщина рожала ребенка от мужчины и клала его перед ним на землю, а он его не брал с земли — то ребенок считался незаконнорожденным. Только если отец брал ребенка с земли, поднимал его на руки — ребенок считался его собственным. Т.е. признать или не признать дитя своим ребенком — это было полное право отца. В древнем обществе отец был законодатель, судья и исполнитель. Он мог вести на войну, он мог карать смертью, он мог все. И когда говорится про отца в притчах — то именно в таком древнем духе. Отец — это образ Бога, и он может все, имеет право на все. Ты вступишь в мои права и получишь некую часть имения, когда я уйду из жизни — таков был закон. Я старый, но я еще не умер, простите. Когда я буду умирать —напишу завещание, может, уже написал. Но вы вступите в права только тогда, когда я умру. Вот тебе будет мельница, тебе — поле, тебе — винное точило, тебе — стадо овец. Но вы, пока я жив — ничем не воспользуетесь. Вы просто живете со мной, под моей властью. Вот, когда я умру — вы хозяева. Дальше — как хотите. Таковы законы, установленные в обществе, где происходило действие притчи. Что значит просьба молодого человека: «Отец, дай мне следующую мне часть имения»? Это значит: «Слушай, быстрее бы ты умер!» Именно это, и больше ничего. «Я должен вступить в права наследства. У меня есть некая часть. Я — твой законный сын. Ты отписал мне мою часть. Но я уже сейчас хочу ею пользоваться как хозяин. А пока ты живешь —не могу. Слушай, умри быстрее». Это очень важно понять. Это должно быть понятно грешному человеку — допустим, сын миллионера хочет вступить во власть над миллионами — он может даже заказать своего отца, чтобы быть наследником, потому что хочет пользоваться — а отец живет и командует до сих пор. Поэтому в этих словах сына к отцу расшифровывается следующий текст: «Слушай, как плохо, что ты живешь! Умри быстрее. Ты надоел». И вот здесь — внимание. Отсюда поподробнее. Если мы под Отцом понимаем Бога, а под сыновьями — людей, то что это значит: «Умри быстрее»? — «Я хочу насладиться жизнью — а Ты мешаешь». Действительно, Бог мешает людям наслаждаться жизнью. Бог говорит: «Не прелюбодействуй, не кради, чти отца и мать, жертвуй, милуй, трудись, терпи». А Ему отвечают: «Слушай, надоел ты вообще. А можно без всего этого? Можно я поживу без тебя? Лучше бы ты вообще умер. А я пожил бы на твоем, без тебя, в свою сласть». Но Бог не может умереть, Бог бессмертен, вечен, свят, блажен, непостижим. Он и есть, собственно, первая и главная реальность. Но, заметьте себе, что слова: «лучше бы ты умер» и «быстрей умри» по отношению к Богу в истории уже звучали.
В XIX веке один из гениальнейших и трагичнейших персонажей истории человеческой Фридрих Ницше сказал в одном из своих произведений: «Бог умер». И продолжал: «Вы, я, мы все убили его».
Он обличал современное ему немецкое общество, говорил: «Вы якобы верующие, но вы неверующие. Вы на самом деле не нуждаетесь в Боге. Вы убили Его, Он не нужен вам. Вам нужна только форма религии, а суть религии вам не нужна». Но он произнес такие слова: «Бог умер». Эти слова стали лейтмотивом всей истории человечества. Ницше даже не думал о том, что он сказал. Он не мог понять, что он сказал. И никто из писателей, философов, драматургов, оперных композиторов не cмог понять, что он написал. И только потом это стало понятным. Но Ницше создал лейтмотив огромному периоду человеческой истории. Потому что вся история человечества, того, которое мы, хвалясь, называем европейским и цивилизованным, XIX, ХХ и XXI века — эта история свершилась и свершается под лозунгом Ницше: Бог умер. Именно поэтому расплодились социалистические, коммунистические, фашистские, нацистские, античеловеческие и всякие другие бредовые идеи. Мир, поделившийся на партии, гонка вооружений, революции, две мировые войны, опасность третьей в нынешние дни — все это кружится вокруг одного и того же тезиса: Бог умер. Т.е. люди, которые мутят историю — исходят из того, что Бога нет, и теперь все можно. Тут вмешивается Достоевский, который говорит: если Бога нет — то все можно. И действительно все можно, если нет никакого высшего авторитета — непререкаемого, неподсудного и неподкупного. «Если Его нет — то какой же я штабс-капитан?» — говорит у него один из персонажей в «Бесах». Здесь младший сын совершает нечто подобное тому, что потом в XIX веке совершило человечество. Бога нет. А-а-а-а, нет? А что есть? —Cвобода, равенство и братство. — Ну, так вперед. А что еще есть? —Разврат, блуд, насилие сильного над слабым. — А что еще? —Бунт слабых против сильных. Пожары, поджоги, грабежи, революции. А еще? — Наркотики, сексуальная революция, ядерная бомба, полеты в космос и вообще опасность уничтожения всего живого. Вот что есть, и еще много чего есть, куча всего, потому что: «Дай мне мою часть имения, умри, старик, надоел ты. Я хочу насладиться».
Посмотрите, как действует старик, Ветхий днями, Тот, Кто древнее всех. Разделяет имение и говорит: «На, бери». Ему, конечно, очень больно от хамства сына. Но он не хочет его ломать, не хочет бить батогами на конюшне. Он хочет, чтобы сын дошел до логического конца своих желаний. Чтобы понял, к чему ведут мечты. Есть такой кинофильм: «Куда приводят мечты». Обычно мечты приводят к страшным вещам, потому что в жизни есть два несчастья: первое — когда мечты не сбываются, второе — когда сбываются. Когда все, что ты хотел — сбылось, тогда-то ты и понимаешь: я приехал и уже никуда не уеду, потому, что Бог дал мне все, что я хотел, и то, что я хотел — оказалось ужасно. Так вот, Отец поступает чрезвычайно терпеливо, мудро и Божественно. Он разделяет им имение и говорит: На. Считай, что я умер, по сути. Ладно, пользуйся. Т.е. он согласен исчезнуть из жизни ребенка. А ребенок берет свое и исчезает.