Вроде бы невинная фантазия. Однако как велика сила идеи! Белые колонисты, пересекшие Атлантику на корабле «Мейфлауер», разве не везли с собой в новую землю всю свою цивилизацию? Везли. Эта цивилизация была материализована и в Библии, и в орудиях труда, и в представлениях о жизни, которые вместе с людьми (в их головах и сундуках) пересекали Атлантику. А разве беглецы и переселенцы не чувствовали себя новыми людьми на новой земле, как некий новый коллективный Адам или новый Израиль? Чувствовали. Они и обнуляли историю, сознательно делали все, чтобы начать ее заново. А местные индейцы разве не были в их глазах дикарями на манер Пятницы или филистимлян, которых нужно либо привести к христианской вере, либо уничтожить? Были. Именно по такому мысленному стандарту и развивалась колонизация Новой Англии. И это вовсе не значит, что книгу Дефо колонисты считали за бизнес-план. Это значит, что литература предугадывает шаги всемирной истории, пробивает в умных чащах мысленный путь прежде того, как по этому пути пойдут ноги странников или поплывут корабли искателей приключений и (или) религиозной свободы.
Лозунги предвыборной кампании (13 сентября 2016г.)
Рынок! Рынок! Внутренний валовый продукт! Что еще? А, еще демократизация! В 21-м веке люди так же произносят шаманские заклинания, как во дни седой древности. Только зовут по имени уже иных «богов». Пляски ускоряются накануне выборов. Шум становится навязчивей. Благосостояние!
Справедливость!
Внутренний валовый продукт!
Цель жизни — сытость и комфорт, ведь так? А средства к достижению цели — демократия и рынок, так? А если так, то выберите меня. Я дам вам рыночную свободу! Нет, меня! Я заставлю всех жить по золотым эталонам демократии. Рынок и демократия! Демократия и комфорт! Сытость и свобода!
Стоп.
Послушаем мнение людей, которые живут внутри рынка и при демократии давно, а, следовательно, лучше нас знают цену и суть этих переменчивых понятий. В период распада Союза и Советского блока, в период трансформации государств Центральной и Восточной Европы на Западе была не только радость победы в Холодной войне. Была тревога. Тревога о будущем. Каким будет оно? Посреди этих тревог произносились разные слова и речи, в том числе не глупые. Вот, например, германский социолог Ральф Дарендорф говорил, что трансформация общества из социалистического в капиталистическое должна проходить при обязательном наличии негласного признания обществом набора общих для всего общества моральных ценностей.
Перемены состоятся и приживутся легче там, где на всю страну одна религия, а следовательно есть мировоззренческое единство. Например, в Польше. Легче будет и там, где народа мало, где жизнь почти домашняя и все друг друга знают. Например, в Эстонии или отдельно взятом швейцарском кантоне. Если же религий несколько, территории большие и этнический состав пестрый, то простые советы не работают. Это про нас. А ведь нас все время обманывали простотой рецептов. Типа «партию сбросим — и заживем». Или «рынок введем — гуляй душа».
Демократия и рынок, — говорил Дарендорф, — моральных ценностей не создают. Зато сами они вне поля необходимых ценностей не существуют.
Эту простейшую фразу у нас, кажется, никто не понимал в 90-х, далеко не все понимают и сейчас. Люди веруют (именно веруют), что рынок сам по себе творит честных тружеников, а демократия, опять-таки сама по себе смягчает и облагораживает нравы, устраивает мирное общежитие. На самом деле это примитивная ложь и идолопоклонство. Рынок это ведь не только рынок зерна или школьной литературы. Это и рынок нелегальной рабочей силы, и оружия, и наркотиков. Чего угодно, и тоже «рынок». Какие ценности он может создать при такой всеядности? Что же до демократии, то ее довольно метко назвал в свое время К. П. Победоносцев «великой ложью нашего времени». Шум, фраза, беззастенчивая ложь, циничное управление массами при помощи целого арсенала манипуляций, информационные войны, это ведь тоже демократия. И не только у нас, если вникнуть. Так что Дарендорф прав абсолютно, и одним предложением обличает недалекость одних и хитрую злонамеренность других.
Но без каких моральных ценностей (назовем их православно — добродетелями) не существует ни рынок, ни демократия, не производящие ничего морального сами? Они не существуют, например, без уважения к чужой собственности. То есть не существуют без заповеди «не укради». Не кради чужое наследство, чужой научный труд, чужое доброе имя, плоды чужого труда. А поскольку земля — не Рай и в человеке грех живет, то посягательство на чужое общество признает нетерпимым и преследует его. Закон стоит на страже труженика. Рынок требует любви к своему делу: к пасеке, к куску земли, на котором ячмень растет, к своей дипломной работе, к своим ученикам, если ты учитель. И если ты любишь свое дело, готов трудиться каждый день и уважаешь такого же труженика, то будет рынок. То есть, люди будут покупать и продавать, и заботиться о качестве своего труда и дружить: пирожник с сапожником, и аптекарь со стекольщиком. Иначе — без трудовой этики — люди будут нагло грабить или тихо приворовывать. А это не рынок.
Демократия не существует без возвышенного понятия о человеке. О том, что у человека, кроме желудка, рук и ног, есть свое духовное достоинство, и свобода есть, и неотчуждаемые права. Он может ошибаться, человек, но его все равно нужно уважать. Демократия верит в силу слова и убеждения. Верит в необходимость активной гражданской позиции и в то, что на последнем пределе все люди равны. Это базовые психологические основы демократии, без которых ее нет. А есть только клоунада у избирательных урн и судебные оспаривания результатов выборов. Так кто же нам даст уважение к человеку, любовь к труду, веру в силу слов и убеждений, жизненную активность и честность? Кто, осмелюсь я спросить, если сам рынок и сама демократия лишь пользуются этими качествами, но не производят их?
Тут, чтобы не называть Христа по имени и не говорить о Его Церкви, ветреники уходят в тень и оттуда — из тени — говорят об общечеловеческой морали. Оставьте. Это пустое. Ее нет — общечеловеческой. А та, которую так называют, это прежняя, христианская. Она ценностно питает рынок и общественные институты, но и сама питается — верой и благодатью. Если же вера и благодать оскудевают, то испаряется и мораль. Затем барахлит рынок, и рассыпаются обесцененные институты демократии. История не доказывает ли это на всякий день?
То, что возникло где-то, не обязано всю жизнь там оставаться, где однажды возникло. Родила Европа демократию в нынешнем виде (пока еще привлекательном, но все меньше и меньше), не факт, что она ее не потеряет. Именно по причине отказа от корней, от своей истории, от Христа и Церкви. Но сдержим критику. Мы сами еще те. С нас иконы писать пока сложно. И у нас выборы. У нас шум про валовый продукт, социальную справедливость и свободный рынок. Нам нужно быть умней. Как говорит все тот же Дарендорф, демократические институты можно создать за один — два года. То есть все эти избирательные комитеты, общественные приемные, законы о свободе собраний… Рынок, — говорит, — можно создать лет за 10-15. А вот на создание гражданского общества уйти должно лет 40 (историю Моисея в школе, видно, хорошо выучил). И в основе этого общества должно лежать народное согласие относительно незыблемых и всеми разделяемых моральных ценностей.
На таком консенсусе, как на фундаменте, можно любой дом строить. Выстоит. Так что наши общественные дискуссии не должны избегать темы заповедей. Если «абортам нет», то это ведь «не убий». Если «семье всестороннюю помощь», то это одна из граней заповеди «не прелюбодействуй». И если труженику помощь, а вору — законное возмездие, то это «не укради». 25 лет уже прошло. По Моисеевым книгам и по исчислению Дарендорфа осталось не так уж много. И те новорожденные младенцы, которых мы сегодня крестим, даст Бог, ко времени получения паспорта будут жить в такой России, за которую ни в чем не будет стыдно.
Троянский конь литературы. Цикл «Сила книги». Статья 2-я (13 сентября 2016г.)
В подростковом возрасте нужно читать о путешествиях, пиратах, приключениях. Фенимор Купер, Жюль Верн, Стивенсон… Какая-то невосполнимая потеря угадывается там, где подросток не зачитывается за полночь, не мечтает над книгой, не представляет себя одним из героев. Потом, когда его обожжет изнутри неукротимо просыпающаяся сила пола, когда он начнет томиться и грустить, ему может не удаться взять в руки томик поэзии или серьезную книгу о той жизни, где не так много приключений, зато много слез и ошибок. А как же не сойти с ума в период созревания без умного шепота хорошей книги? И в зрелом возрасте, не привыкший читать, он не потянется к философии, к религии, к истории. Он просто останется недоразвитым. И только потому, что у него нет навыка того молчаливого собеседования с автором, спрятавшимся в буквах, — навыка, именуемого чтением.
Наша эпоха, бегущая в пропасть стремглав и теряющая по дороге накопленные столетиями навыки, должна знать, что вырастает из человека, не привыкшего к чтению. И что представляет собой общество, состоящее из нечитающих людей. Образ затерянного в джунглях некогда цветущего города появляется в воображении при этих мыслях. Вспомните мультфильм «Маугли» или фильм Ф. Копполы «Апокалипсис сегодня». В первом случае бандерлоги скачут по увитым лианами руинам храмов и дворцов. Во втором — сумасшедший белый вождь чинит суд над жителями джунглей среди развалин древней цивилизации. А ведь раньше и там, и там кипела иная жизнь: звучала музыка, выслушивались советы мудрых. Теперь всё кончилось. И чем сменилось? Новым варварством на треснувших камнях никому не понятного прошлого. Так уже бывало в истории, и кто поклянется, что так более быть не может? Может. Мы уже сегодня топчем треснувшие камни непонятного прошлого, которое до тех пор не заговорит с нами, пока мы не подружимся с книгой.