ойдет, при всей святости его, при всей его уникальной близости к Богу, потому что Моисей был, как друг Господень. Он разговаривал с Богом ежедневно лицом к лицу, как друг с другом, не во сне, не в видениях и гаданиях, но он был близок к Богу, и Бог его любил. Однако ж Моисею было сказано: ты в землю не войдешь. Твои полномочия, твоя власть, твои силы перейдут к Иисусу Навину — Иешуа Бенун, он будет вместо тебя. Дай ему свою власть, и он позовет всех непокорных евреев в землю обетованную. И Моисей только издалека, с вершины горы Фасга увидал красивую землю, которая течет молоком и медом. Где всё красиво, где реки, где каналы, где дома, виноградники, где всё свято, красиво и благодатно. Но он туда не вошел, он умер. Было ему 120 лет, ни один зуб у него не выпал. Глаза у него были ясно зрящие, острые, как у молодого человека и физическая крепость его, его физическая сила была, как у молодого человека, как у юноши или молодого мужчины, который силен, крепок и никого не боится. Он был крепок и мог прожить ещё 200 лет. Но Господь сказал: всё, хватит. Сорок, сорок, ещё плюс сорок — хватит, и он умер. Место погребения его скрыто. Охранитель могилы Моисея — Архангел Михаил. Как мы знаем из Писания, дьявол хотел возбудить в евреях желание найти тело Моисея, чтобы из этого тела сделать для себя предмет культа, а Бог этого не разрешил, и поэтому дьявол хотел открыть евреям, а Архангел Михаил запретил дьяволу. Говорит: да запретит тебе Господь, и не позволил. Мы знаем место погребения Авраама, мы веруем, что Адам был погребен на месте Голгофы. Тот череп, который рисуется у Голгофы — это череп Адама. Есть древнее предание, что Ной забрал кости Адама в ковчег во время потопа и потом вынес останки праотца — первого человека, и что они нашли упокоение на месте будущего Иерусалима. Когда Господь страдал на кресте — кровь Господня омыла кости Адама. Есть такое предание, что место погребения Авраама, Сарры — пещера Махпела, есть это всё в Хевроне, а места погребения Моисея нет, никто не знает, где оно. Архангел Михаил охраняет место погребения Моисея, не пуская никого к нему, потому что нельзя превращать место погребения этого великого человека в место паломничества. Иначе, как кто-то из раввинов сказал бы, вот, евреи бы бегали к Моисею каждый день и говорили — вставай, Моисей, мы без тебя не можем разобраться, помогай нам, Моисей. И был бы большой гвалт и бесполезное томление. Значит, Моисей скрыт в мощах своих. Но он был на Фаворской горе, когда Господь преобразился, вместе с Илией возле Господа, т.е. Моисей жив, Моисей свят, душа его сегодня в Царствии Божьем. И он знает Господа и молится Господу, радуется о нём, любит его, молится о нас, надеюсь. Мы должны знать этих великих людей, благодаря которым мы знаем Заповеди, Законы Божьи, мы знаем много священных событий, которые связаны с историей взаимоотношений Бога и человека. Пожалуй, на этом можем закруглить первую часть нашей эфирной встречи. Я ещё раз повторю, что мне очень хочется, чтобы православные христиане любили праведников Ветхого Завета, читали их книги и в день памяти их совершали Богослужение. Я думаю, что это очень важно для нашей общей церковной жизни. Это многоплодно и полезно.
Телефонный звонок: — Добрый вечер, батюшка! Спасибо вам большое за интересный рассказ и за то, что вы имеете такое терпение иногда выслушивать наши не очень умные вопросы. Мы не настолько образованы во всем этом. У меня вопрос. В книге Владимира Солоухина «Смех за левым плечом» он пишет, что один германский ученый высказал такую мысль. Технический и промышленный прогресс должен быть оплачен постоянно усиливающимся оскудением гуманного начала в человеке. Наука может уничтожить Луну, но она не может научить добру. Я поняла так, что у Моисея сначала было обучение, он изучал, как и вы говорили, всевозможные науки. Затем была встреча с Господом. Затем он уже сам обучал людей. Так вот если с современной жизнью сравнивать — как человеку определить где, на каком этапе своей жизни он может для себя переломить этот прогресс? Сейчас очень много людей занимается наукой, но наука бывает иногда безнравственной.
О. Андрей Ткачёв — Я понимаю вопрос. Но, видите, Моисей занимался наукой в то время, когда наука не бунтовала против Бога. Наука изучала то, что Бог создал, но сама не отрицала бытие Божие и не восставала на него. Наука нового времени, потом новейшего, вступила в противоречие с верой, т.е. вера и разум — каковы их соотношения? Или вера служит разуму, или разум служит вере, или вера противоположна разуму, или что-нибудь ещё.
Вот мы сейчас живем во времена, когда вера — это считается ерунда, главное — знание, разум и безбожная наука на безнравственных основаниях. Она, безусловно, опасна. Допустим, клятва Гиппократа в оригинале. Он пишет: я никогда не дам женщине абортивное средство. Я никогда не вступлю в половую связь с пациентом. Я никогда не узнаю тайну в доме пациента и не вынесу её наружу, т.е. там дается набор моральных качеств, которые ограничивают врача и ставят его в рамки порядочного человека.
У нас нет таких правил. Наши клятвы современного врача совершенно другие. Они дают абортивные средства, спят с пациентами, тайны могут выносить, куда угодно — на перекуре посмеяться. Это потому, что наука отвязалась от метафизики, от веры и всего святого. Понимаете, это касается так же и физики, химии. Какой химик, например, придумал бы использовать пары хлора для уничтожения людей, если бы он верил в Бога? Химик может открыть пары хлора и найти научный способ концентрировать их, загонять в твердую оболочку канистры, цистерны. Потом распылять под силой ветра на воюющую сторону. Это всё технически можно. Но если он верит в Бога, то он никогда этого не сделает. А сделать это можно, если только наука у тебя есть, а веры нет. Так вот, Моисей жил в те времена, когда наука и вера не воевали друг с другом. Наука и вера стали воевать друг с другом примерно с XV века. Обострение войны подошло где-то к веку XVIII, а уж совсем пик войны был XIX и XX век. Это век непримиримых противоречий между верой и наукой, когда вера говорит: не трогай это, а наука говорит: да плевать на то, что ты сказал, я вот сделаю. Я теперь могу, например, аборт делать на ранних или на поздних стадиях, когда хочу — тогда и сделаю. Вера говорит: не трогай это, это нельзя, это свято. А наука — нет ничего святого, есть только химия и физика. Это любовь — нет любви, есть только биология. Вера говорит: это тайна. Наука: нет тайны, есть только законы. Между верой и наукой существует очень яркое противоречие. Оно родилось в западном мире. Сначала в средние века, потом в эпоху Просвещения. Потом в ярком виде уже в XIX веке, в период немецкого прогресса и немецкого экономического идеализма, и т.д. Мы живем в свою эпоху, т.е. наша эпоха как бы болеет тысячью болезней. Ученые, кручёные, верченые — это как бы неважно. Если ты человек — у тебя должна быть совесть, а раз совесть есть — ты знаешь, что Господь жив, и ты перед Богом за всё ответишь. И не важно, кто ты — начальник лаборатории, командир химического подразделения или лаборант. У тебя должна быть совесть. Церковь по идее должна говорить всем: люди, что вам скажет наука? — это неважно. Наука вам скажет что-то холодное и безжизненное, чтобы вас расчленить на части. А Церковь всегда скажет теплое и живое, чтоб вы были живы. Нужно уравновесить науку и религию, а иначе наука будет человекоубийством. Так что у меня здесь нет никаких прямых советов и прямых ответов, потому что мы слишком далеко залезли. Нажми на кнопку — и нас всех нет. Вот и всё, о чем мы рассуждаем, о тех, кто будет на кнопку нажимать — им до лампочки наши с вами рассуждения о высоких материях. Но нужно понимать, что наука, не уравновешенная нравственностью — это человекоубийство. Если техника обогнала этику — это смерть человечества. Вот об этом мы говорим в пространстве наших передач. А кто нас слышит, мы не знаем. Дай Бог, чтобы те, от кого зависит.
Телефонный звонок: — Здравствуйте! Отец Андрей, скажите, пожалуйста, значит, мы можем в ежедневных молитвах призывать Давида, Соломона, Моисея: молите Бога о нас, грешных, о земле нашей русской, о всех православных христианах?
О. Андрей Ткачёв — А почему бы нет? Что плохого нам сделали Давид, Соломон, Моисей? Ничего плохого. Оставили нам свои святые книги. Читаем Псалтырь Давида, почему нам не помолиться Давиду — что, он нас не любит, что ли, думаете? Любит. Он же не узколобый националист, Давид. Если бы он был такой примитивный, он любил бы только евреев. Но что ему их любить, он и так натерпелся их изрядно. Поэтому он любит всех, кто любит его Псалмы. Так же и Моисей. Там с Соломоном вопрос, потому что непонятно. Там есть споры, был он в раю, не был в раю. Но Бог милостив, Бог избрал его на великие дела. Соломон написал книги, находящиеся в Ветхом Завете, и песни, и притчи, и премудрого Экклезиаста. Соломон — непростой человек. Ему много было дано, с него спросится. На него и многое легло, он не всё сделал, он сломался под некоторыми вещами. Женолюбие, идолопоклонство — всё это было у него, но это наши святые. Понимаете, это ж не только еврейские святые. Николай Чудотворец — он не греческий святой, он всемирный святой. Давид, он святой всех людей, которые читают Псалмы. И наши святые точно так же. Например, Лука Крымский, в Греции его любят больше, чем в Крыму. В Греции его каждая душа знает, а в Крыму узнали только недавно. Поэтому можно пользоваться молитвами Давида, Соломона, если Соломон, конечно, молился. Здесь есть у меня вопрос некий. Молитвами Моисея — Моисей, точно молится. Давид точно молится. Молитвой Иеремии, молитвами Исайи, молитвами всех праведников и пророков Ветхого Завета. Спаси нас, Господи. У нас же есть, например, такие святые как Маккавей и Соломония, семь её сыновей, Елеазар — это чистые евреи. Они страдали вообще за свой закон. Однако Церковь говорит: нет, нужно их чтить, они святые, праведники, мученики. Они за нас молятся, потому что они страдали за свой закон до пришествия Евангелия. Ещё Евангелия не было, а закон был. Они закон чтили, наших мучеников — их и так мучили. Они терпели, и дал им Бог силы. Это наши святые. В принципе они жили за два столетия до Христа. А на самом деле мы их чтим. Поэтому так же и Давид, Моисей, Аарон, Авраам, Исаак, Иаков. А мы вот, когда часы читаете, третий час, шестой час. Если вы прислушаетесь, там же говорится: Боже отцов наших, Авраама, Исаака, Иакова, и семени их праведнаго, не оставь милости от нас. Там упоминаются постоянно Аарон, Авраам, Исаак, Иаков. В принципе это наши святые. Это не еврейские святые. Какие-то там чукотские, якутские святые, казахстанские святые, вологодские святые, и еврейские — а я московский, мне до лампочки. Нет, это наши святые, это всё общее. Это не просто какие-то евреи, это наши святые. О чем у меня душа болит — это наши святые. Это наши Моисей, Аарон, Авраам, Исаак, Давид, Аммос, Авдий, Захария, Михей — это наши святые. Не их только лишь, а наши. Даже наших может быть, больше, чем их. Конечно, молитесь, призывайте святых, это очень важно. Бог отцов наших, мы же так говорим про Бога нашего. Отцы наши — это не только наши конкретные отцы, в паспорте записанные. Отцы наши — это и Василий Великий, Петр Московский и Авраам. Все верующие — это дети Авраама, так же сказано у Павла. Павел так и говорит: все, кто верует в Иисуса Христа — это духовные дети отца нашего Авраама. Вот и всё. М