А вот в части жития Андрея даже Дмитрий не смог запретить своей руке, своему пишущему перу изобразить картину жизни Византии в её расцвете, т.е. блуд, разврат, лицемерие. Андрей жил среди этого, обличал. Там был вельможа, тоже богач, который якобы по утрам бегал в Церковь, а на самом деле — в дом тайного распутства и регулярно совершал его и тоже «разбогател» многими грехами, тоже противоестественно был склонен к разным видам блуда. Андрей видал его каждый раз, говорил: ты прекращай. Куда бежишь? — В Церковь бегу. А сам бежал под покровом тьмы, якобы на всенощную, а на самом деле — на какие-то безобразия. И Андрей предупреждал его, он пострадал, умер, и святой предупреждал его об этом. В общем, такая правдивая картина жизни в Константинополе дается, потому что там было множество святых людей. Это город Богородицы. Если представить себе огромное количество жителей и огромное количество благочестивых людей, которые любили Бога и молились, то можно с уверенностью сказать, что не было ни одной минуты в сутках, когда бы кто-то, где-то в Константинополе не призвал имя Господа или Пресвятой Богородицы. Но с другой стороны, безусловно, было и другое. И этот Андрей видел во Влахерне небольшой храм, Божью Матерь, молящуюся обо всех людях, и его ученик видел тоже это. И он принес нам эту радостную новость. Матерь Божья, оказывается, непрестанно молится о нас. Потом однажды был в раю Андрей и там он видел пророков, мучеников, апостолов, праведных, преподобных, благоверных и равноапостольных царей, но не видел там Богоматери. Спрашивал: а где же Божья Матерь, где Та, Которую мы так любим, где Та, Которой мы молимся каждый день? Ангел, сопровождавший его, сказал, что Её нет здесь на небе, Она на земле. Там, где женщина мучается родами; там, где воин попал в плен; там, где торговец купец попал в кораблекрушение и борется с волнами за свою душу; там, где супруги ругаются; там, где дети не слушаются родителей; там, где человек умирает; там, где кто-то святой молится Богу денно и нощно. Матерь Божья между людей, т.е. Она постоянно посещает землю, обходит её, совершает некое хождение по мукам, но в точном смысле слова хождение по мукам — это схождение во ад для спасения грешников. Но хождение по земле — это тоже хождение по мукам, потому что больницы, тюрьмы, следственные изоляторы, психбольницы, лепрозории и т.д. — это места мук. На земле много печальных мест, и Матерь Божья посещает их, Её на небе нет. Она должна быть там, как украшение рая, но Её там нет, потому что Она имеет любовь и ходит по земле, помогая людям. Это сказал Андрею Ангел. Андрей открыл некую тайну невидимого мира, отодвинул шторку перед нами, говорит: смотрите, что происходит в невидимом мире. Добавлю пару слов про Влахернский храм, мне это кажется очень важным.
Телефонный звонок: — С праздником вас и поклон вам от сестер монастыря! Я был там недавно, они читают ваши книги, распространяют и говорят, что всегда слушают вас с интересом. Вопрос следующий. Очень часто как от мирян, так и от священников приходилось слышать такое мнение, что сектанты и представители других религий — у них и улыбка на лице, и мир в семьях. Вообще из-за того, что они давно на крючке у дьявола — он их не трогает, и как бы до поры до времени всё нормально. А вот мы, православные христиане, находимся на передовой, на линии фронта борьбы с нечистой силой и поэтому мы такие проблемные, унылые, склочные и пьющие. Скажите, пожалуйста, достойно ли и не стыдно ли утешаться такой версией?
О. Андрей Ткачёв: — Спасибо за хороший вопрос. Мне кажется это очень слабое утешение: дескать, я воюю, я в пыли, в поту, в грязи и т.д. Во — первых, обобщение здесь неуместно, потому что все-таки православные бывают разными. Гляньте на старцев, какие они веселые, т.е. святости сопутствует некая веселость. Они чудаки, я помню отца Николая Гурьянова, Царство Небесное ему, без сомнения, надеюсь, уготовано, Павла Груздева или других святых. Они очень веселые люди на самом деле. Конечно, у них сердце скорбит о многих вещах. Они умеют плакать, но они умеют и веселиться, пошутить, побалагурить. Поэтому плохое утешение — то, что вы привели. Нельзя всех этих неправославных сгребать в одну кучу и клеить на них ярлык, мол, они на крючке, им конец, поэтому они все веселятся. Они тоже все разные. Лукавый, он же вообще человека не любит. Когда люди кушают вкусно — лукавый хочет, чтоб они были голодные, и им было плохо. Когда люди рождают детей, веселятся об этом — лукавый не хочет этой радости, он хочет, чтоб люди были бездетны, делали аборты, и т.д. Поэтому если что-то хорошее есть у неправославных, нужно признать, что это хорошее. Почему? Например, если он работает честно, любит жену, рожает детей, читает Библию, пытается молиться. Что же здесь плохого? Я не согласен с тем, что нужно обязательно всех законопатить одним махом сразу в погибшие. А себя утешать тем, что я такой недостойный и такой плохой, потому что я избранный и мне тяжело живется. Мне кажется, здесь есть правда, конечно. Но этой правдой как-то не хочется утешаться. Нужно найти благую середину. Наше православие не дает нам права унижать и оскорблять людей не только людей иных христианских исповеданий, но так же конфуциан, буддистов, мусульман или агностиков. Всё-таки судья мира — это Бог, а не мы. Это очень важно помнить. Хочется, конечно, осудить, взять в руки судейский молоточек и тремя ударами заключить: дело выслушано, пошел вон на веки вечные. Но Бог мне не дал права отправлять в ад кого-нибудь. Он мне и в рай не дал права никого пускать. Я не апостол Петер, я на дверях не стою. Поэтому здесь нужно придержать себя, свои эмоции. Нам не надо никого судить и никого раньше времени записывать в погибшие. Не судите ничего преждевременно, как пишет Павел к коринфянам. Бог судья, всё-таки Бог будет судить всех людей, слышавших о Нём, не слышавших о Нём, наученных, не наученных, плохо наученных, хорошо наученных и т.д. Мы тоже очень разные, поэтому я думаю, что это некая отговорка, она работает. Она рабочая отговорка, это небесплодные слова. Но она ограничена, конечно, абсолютизировать её нельзя. Нужно отдать отговорке какую-то часть жизни. Да, действительно, кто вступил в подвиг — от того веселости не жди. Он будет замученный, закрученный, обвешанный проблемами и будет на войне. Да и не факт, что выиграет эту войну, может упасть, подняться и ещё раз упасть и опять подняться. Потом так упасть, что костей не соберёшь. Да это всё есть, но это только часть нашей жизни. Вторая часть жизни заключается в том, что мы тоже должны быть работящими, открытыми, добродушными, семейственными, милостивыми; и если чему можно научиться у кого-то, то нужно учиться. Поэтому я частично признаю некую правду за этим аргументом, но я бы предостерегал, конечно, всех нас от того, чтобы его абсолютизировать, возводить его в некий закон и заявлять: да, мы обречены быть дурными, унылыми, злыми, раздражёнными, тупыми, пьяными, грешными, потому что мы спасенные. Так как-то диковато звучит, но именно так, собственно, и предлагается. Мне кажется, это не рабочая теория, т.е. по крайней мере, она не должна описывать всю жизнь православных христиан. Она может описывать часть жизни православных христиан. Какую-то часть, какую — то секту, но не более того. Вообще вопрос очень хороший, конечно здесь надо, чтобы каждый подумал над ним. Каждый может что-то своё сказать об этом вопросе. Но мне кажется, что частичная правда в нем есть, но абсолютным законом он быть не должен.
Телефонный звонок: — Добрый вечер, отец Андрей! С праздником вас и всех радиослушателей. Во — первых, низкий вам поклон за ваши труды. Во вторых вопрос такой. Дмитрий Ростовский, когда писал свои труды, когда писал жития, он опирался на жития Макария? Как вы думаете, почему мы в широкой продаже не видим житий Макария?
О. Андрей Ткачёв: — Жития Макария не были для него, мне кажется, рабочим источником. Всё-таки он был человек западной культуры. Нужно для себя это однажды уяснить и смириться с тем фактом. Дмитрий был человек западной культуры в пении. Он был музыкантом, сочинителем мелодий, разных текстов, в поэзии, в богословии. Сердце его было православное, а голова его была полна знаний, вполне сочетающихся с тем уровнем образования и благочестия, которое было в западной Церкви. Он был двойной человек. Сердцем абсолютно православный, но как образованный человек, он был полон западных знаний. Для него митрополит Макарий не был особо авторитетным источником. Он читал, в основном, западные книги. Там был Петер Скарга, известнейший, польского происхождения, католический латинский проповедник, который много проповедовал, учил, жития святых писал. Святой Дмитрий пользовался им. У нас и потом были такие вещи. Например, святой Тихон Задонский очень любил протестантского богослова Арендта. Он читал его с удовольствием, и он находил в нем вдохновения для себя, считая, что это хорошие книги, на хорошие темы. В этом нет ничего удивительного, такова природа нашей церковной истории. Мы постоянно сталкивались с западом, иногда пленялись им, иногда добровольно учились у него и собирали из него лучшее. Макария — да, мы не читаем. У Дмитрия была цель составить свод житий святых Вселенских плюс русских. А у Макария была цель составить свод житий только русских. Поскольку происходило собирание русских земель вокруг Москвы, а каждая земля имела своих святых — суздальцы, рязанцы, тверичи, омичи, архангелогородцы, новгородцы, они все имели своих святых, которых они не знали в других местах. В Москве знали своих святых московских, в Рязани знали рязанских, в Смоленске — смоленских. И знали только великих, которые прославились на весь мир, типа Сергея Радонежского, например, или Алексея Московского, а остальных просто не знали. Макарий хотел собрать воедино знания о тех святых, которые жили по самым разным уголкам этой огромной страны, которая начинала приобретать формы законченного государственного тела. Так что это несколько другое. Дмитрий писал уже жития святых всех тех, которые были в Каппадокии, в Италии или в Британии, в Риме, в Афинах, в Коринфе, в Сирии, в Африке, т.е. везде, плюс наши. Так что здесь нельзя в этом смысле сравнивать. Все они святые люди, Дмитрий свят без сомнения и митрополит Макарий свят. Но есть некоторые особенности и условности исторического бытия, которые ограничивают любого человека, в том числе и святого. Святые люди тоже ограничены условиями своего исторического бытия. На кого из святых ни посмотри — ты найдешь в нем нечто вечное, святое собственно. А одновременно найдешь в нем то, что соответствует духу или приметам времени. Это касается одежды, быта, пищи, языка, речи, привычек и прочего. Это всё интересно наблюдать, изучать для того, чтобы для себя составить картину живых людей. Святые — это же не ходульные персонажи, которые всегда одинаковые. Они вполне разные. Какой-то святой летал в аэроплане и говорил по телефону, а какой-то святой в горах где-нибудь жил и воо