музыку выключи, потому что за стеной спят люди. Это и есть цивилизация. Цивилизация есть там, где есть слово «нельзя». А нас убеждают в том, что цивилизация есть там, где вообще всё можно.
Хочешь — ходи голый? — Да, конечно, можно. Нет, нельзя. Он говорит: почему нельзя? Она природа, я природа, мы полюбили друг друга. Нам все время приходится доказывать некоторые вещи, которые в принципе недоказуемы. Я сегодня говорю об этом и в контексте и без контекста, как бы в принципе говорю об этом, потому что многим из нас это непонятно. Считается, что мы абсолютно свободны. Ничего подобного, раз ты забеременела, ты не свободна. Ты должна выносить ребенка и родить его. Ты не должна превращать свою утробу в гроб. Утроба должна быть домиком, т.е. утроба — это первый домик человека, уютный, теплый, маленький домик, как монашеская келья. Ты один там, больше никого нет, ты там живешь. Нельзя утробу превращать в пыточную камеру. Тебя раскромсали, расчленили, вытащили, выскоблили, окровавили — и всё, до свиданья. А это нельзя. Наши говорят: почему нельзя, что такое? Я хотел вам сегодня сказать, дорогие друзья, что религиозный закон, и нравственный закон, и государственный закон стоят на твердом основании повелений и запретов, т.е. есть вещи, которые нельзя. Если таких вещей нет — то это самоубийственное сообщество, которое не является цивилизацией. Таких обществ до сих пор не было. Они только начинают появляться. Это на наших глазах разрастающаяся раковая опухоль человечества, которая не знает слова «нельзя».
Нельзя плясать на могилах, нельзя смеяться над калекой, нельзя подставлять ножку слепому, нельзя бить слабого, нельзя бросать беременную женщину, а тем более от тебя забеременевшую, нельзя убивать детей во чреве и т.д. нельзя, нельзя — это цивилизация. Заберите слово «нельзя» — это будет собачатня, в которой все загрызут друг друга насмерть. Вот к этому и ведет нас эта пресловутая тема якобы свободы. Мы к свободе идем, к свободе. К какой свободе, болваны? Вы в концлагерь идете. Революционеры перед 17-м годом всех звали к свободе. Зашли болваны, и все — в концлагерь и там отдали Богу душу — в концлагере, а не на свободе. А звали всех на баррикады, на демонстрации: свобода, царизм нас замучил, так тяжело жить, свобода нужна. Вот тебе свобода — кайло в руки, телогреечка — и на Колыму! Годик помахал кайлом и упокоился. Вот такая свобода ждет всех любителей воевать с запретами.
Телефонный звонок: — Добрый вечер! Батюшка, спасибо вам большое, как вы всё хорошо говорите. Одна моя знакомая с улыбкой сказала, что никогда аборты не отменят. Мне так стало обидно, больно! Понимаете, это советское внушение. Кстати, впервые в мире аборты кто узаконил? Вот, по заветам Ильича это всё и делается. Батюшка, я хочу задать вам вопрос. Всё что вы перечисляли — это уже в действии. Я страны точно не помню, но Голландия впереди планеты всей, т.е. для зоофилов существуют публичные дома. Обсуждается сейчас вопрос такой. У них же раньше эвтаназия была, вот уже до детей добрались, т.е. ребенка уже умертвили одного. А теперь у них новая тема. Они сейчас обсуждают вопрос о том, чтобы человек по желанию, т.е. когда он решил: всё, я нажился, с меня хватит — чтобы он имел возможность быть умерщвлённым с помощью других людей, т.е. этой самой эвтаназии. И я не знаю, можете ли вы в рамках сегодняшней программы про Оригена сказать, я что-то там совсем запуталась в этих ересях, хотя бы вкратце.
Отец Андрей: Я не знаю причем здесь Ориген. Во времена Оригена даже язычники были добродетельны, как сегодняшние христиане. Я искренне не знаю о чем здесь говорить про Оригена. На самом деле Иоанн Павел II, папа Римский, который был перед Бенедиктом XVI, он говорил западным людям: мы построили культуру наслаждений и смерти. Культура говорит человеку: наслаждайся, а потом быстрее сдохни и исчезни, чтоб тобой не воняло. Т.е. сожгись, испепелись, очисть пространство — и пусть наслаждаются другие. Наслаждение и человекоубийство — это явления, идущие параллельно. Зачем им нужен аскетизм? Когда люди воздерживаются, смиряются, постятся, кладут поклоны — оказывается, это человеколюбивое явление, потому что аскеты и воздержанники учатся любить других и смиряют себя. Люди, которые наслаждаются, ищут цель жизни только в наслаждениях, они никого не жалеют. Все маньяки, как правило, сладострастники. Они жадно ищут удовольствий и наслаждаются всем, чем хочешь, в том числе — и чужими страданьями. Это вопрос практической антропологии. Я не хочу про эту Голландию говорить особо. Я, честно говоря, там не был. Я их вблизи не видал, в глаза не смотрел. Если они желают жить так, кто их заставит жить иначе? — никто. Важно, чтоб мы для себя решили важные вопросы и не боялись говорить про них и заявлять о них вслух. Говорить, что это плохо, это хорошо, т.е. нельзя путать хорошее и плохое. Нельзя путать хлеб и грязь, небо и землю, это разные вещи. Нельзя их называть одним и тем же именем, это разные вещи.
Мы должны для себя всё решить, а то, что у них — да шут с ними, пускай сходят с ума, лишь бы мы ими не заразились. Иначе не получится, мы не должны их исцелять. Они должны сами исцеляться, а мы не должны болеть их болезнями. Так мне кажется. Оригена трогать не будем сегодня.
Телефонный звонок: Здравствуйте, уважаемый батюшка Андрей! Александр вас беспокоит. У вас очень хорошая тема, правильная и нужная. Насчет абортов здесь всё понятно. Конечно я мужчина, об этом больше права имеет говорить женщины. Я считаю, что нельзя допускать, чтоб дети не рождались любые, больные, какие угодно. Это Бог дал жизнь, и крест родителей — нести это всё, с любовью нести.
Я немножко о другом хотел сказать. Вот у вас тема насчет запретов. У нас засилье разных иностранных слов, которые люди даже не понимают. Речь русская ужасная стала. Говорят о патриотизме, а язык русский, великий, могучий, как говорили, он пропадает, он просто исчезает и поэтому грозят, что даже государство исчезнет, в конце концов. Знаете, как страшно об этом говорить, подумать даже! Вот в одно прекрасное время зайдешь в церковную лавочку, купить Библию — и там будет написано, как сейчас говорят: Библия в натуре. Или будут читать, в отличие от Шаргунова и Ларичева — как прекрасно они читают Евангельское чтение! — там будет такое, что будут другие люди говорить, что зависли апостолы, круто распяли Христа, и подобные такие вещи. Это же будет ужасно! Вот В. В. Путина уважали бы наверно, больше. Намного уважать стали бы за то, что запретил в эфире читать иностранную рекламу, хотя бы начать с Москвы. Убрать все гнусные передачи с телевиденья. Потому что люди слушают только радио «Радонеж». Это единственный источник русского правильного языка и правильной жизни. Спасибо, батюшка Андрей.
Отец Андрей: Смотрите, русский язык пережил несколько волн сильнейших влияний. Вообще, язык — это очень живое явление, он живет. Например, у нас есть масса татарских, тюркских или персидских слов. Например: диван, кулак, халат, башмак, халва, дурак, бардак, стакан, и много других слов. Они вошли органически в нашу речь, никому не мешают. Потом, в послепетровское время, мы впустили в себя много французских слов, например: шофер, монтер, антрепренёр, актер — это слова французского происхождения. У нас же актер по-русски «хорошила», театр — это «позорище». Так, это место зрелищ — позорище. Эти актрисы — позорищные женщины. Но мы называем не позорищные, позорищная актриса Васильева — мы так не говорим. Говорим: актриса. Язык впитал в себя, вобрал — живой язык умеет вбирать в себя эти инвазии, нападения чужих языков — татарских, французского, английского. Сейчас мы в себя впитали много слов и терминов английского языка, например, в бизнесе, ребрендинг, франчайзинг, мерчандайзинг. Это, конечно, все чепуха, всё баловство, но язык это всё переваривает. Хиппи, например, они в 70-80 годы, они говорили на англо — русском. Допустим, один другому говорит: слушай у меня флэта здесь своего нет, говорит, где я буду найтовать? Найду, только у меня бэт один. Говорит: а где я буду слиповать? Говорит, на флоре послипуешь. Понимаете, квартира, спать, кровать — и у них было слип, бэт, шуз. А где ты шузы такие купил? — Да вот, в этом флоре, в смысле магазине. Это всё было, в живом языке это всё есть. Поэтому за русский язык не бойтесь. Вот за что, что, а за русский язык не бойтесь. Он очень живучий, гибкий, он флективный, это вам не английский и не латынь, который забронзовел и стоит. Русский язык вбирает в себя немецкие термины всякие — и английский, и китайский, арабские, персидские, тюркские — и останется русским. Поэтому за язык не бойтесь, он живой со всеми жаргонами, сленгами, со всеми странностями, языковыми нишами, потому что один язык у байкеров, другой язык у музыкантов. Допустим, балетные люди — у них совершенно свой язык. Послушаешь, они что-то говорят — а ты не понимаешь ни одного слова. Так что у языка есть ниши, просторечья, кластерные языковые явления. Я вообще не боюсь за это. Русский язык настолько могучий, такой мощный, что он всё это переварит, перемелет. Допустим, на флоте полундра кричат, например, моряки: полундра. Откуда полундра взялась, что такое полундра? Полундра — это голландская нахундра, команда: «Все наверх». Вот тебе и всё, однако, наши морячки кричат с утра до вечера, когда тренируются. Это не наше слово, но оно уже стало наше. Как, допустим, наши брали пленных в Крымскую войну, говорят: какую вы там Алену зовете? А французы когда вперед идут — кричат: allons — nous, т.е. идем. И наши эту Алену трансформировали и живут с этим, и нормально. В этом нет ничего страшного. Это нормальная жизнь языка, языковой стихии. Поэтому не бойтесь — и блатняк этот весь перемелется, и мука будет. И всякие термины экономического характера, допустим, я учусь на менеджера по маркетингу, или я работаю в клининговой компании, т.е. значит я уборщица по — современному. Я живу в пентхаусе, это на чердаке, т.е. я как карлсон на крыше. Это всё замазывание действительности, да пускание дыма, но русский мужик всё поймет, так же и женщины. Говорит: ты где живешь, на чердаке что ль? — понятно, ты нищий. — Да нет, я перемещенное лицо. Понятно, иммигрантка, короче, на чердаке живешь. Где работаешь? В клининговой компании, т.е. полы моешь? — Да. Ты поломойка, т.е. ты уборщица. Говорит: в принципе — да, но всё-таки клининговая компания, я сотрудница клининговой компании. Это всё перемелется, это всё ерунда. Наш народ это всё расшифрует, раскусит и поймет. Поэтому я за язык не переживаю. Мне это всё близко и понятно. Поэтому я считаю, что господин президент не должен махать шашкой там, где не нужно. Если бы сказал: давайте прекратим, в конце концов, называть хоккей хоккеем, назовем палка-шайба на льду. Но это будет дурость. Так делали чехи. Они называли футбол, например: копанный мяч. Они пытались всё перевести. Гандбол — ручной мяч, но мы так называем, кстати. Но перевод всех терминов на свой язык это тоже смешным бывает, поэтому не стоит этого делать. Например, русские слова — спутник есть во всех языках. Наши первый спутник пустили, по идее это сателлит, но англичане называют его спутник, а не сетилайт, потому что наши первые сделали, они и завели себе в словарь слово иностранного происхождения. Так поступают везде, не переживайте об этом, я вас умоляю. Об этом можно в последнюю очередь переживать. У русских есть одно великое преимущество, у н