Солнце, имеющее лечь темным вечером в пустые руки, это дитя, дающее женской судьбе смысл. Не только смысл, но и тяжесть, и страх, и тревогу, и боль. Но вместе с тем смысл, оправданность. И нужно быть готовой к тому, что пустота и бессмысленность нерожавшей утробы сменятся не только радостью полноты. Кроме радости будет тяжесть самопожертвования:
О, эта женская Голгофа! –
Всю силу крепкую опять в дитя отдай,
Носи в себе, собой его питай –
Ни отдыха тебе, ни вздоха.
Пока, иссохшая, не свалишься в дороге –
Хотящие прийти грызут тебя внутри.
Земные правила просты и строги:
Рожай, потом умри.
В таких противоречиях и протекает жизнь. Сила боли равна желанию эту боль принять. И беременность полна то перееданием, то отвращением от пищи; то радостным предчувствием, то тревогой. Это не выдумано философами, чтобы потом внушить мужские мысли доверчивой женщине. Эта двойственность изначально дана, и данность эта живет в естестве. Быть матерью по Шкапской – «соблазн неодолимый».
О, тяготы блаженной искушенье,
соблазн неодолимый зваться «мать»
и новой жизни новое биенье
ежевечерне в теле ощущать.
Нередко считается, что поэзия уместна и естественна, даже желательна или просто необходима в период романтических встреч или тягостных разлук. Тогда душа поет томительно и грустно. А потом, когда близость оформляется в брак и начинается совместный быт, поэзия должна якобы уступить место прозе. Или вообще со всякой литературой, кроме детских сказок над колыбелью, пора тогда заканчивать. Мария Михайловна с этим не согласна. Она сплетает строки не только будучи мечтательной девушкой, но и будучи уже все узнавшей женщиной. «Все» – это, конечно, не только счастье. И поскольку с аборта, с добровольной потери собственного ребенка мы начали знакомство с ее поэзией, строчками об этой беде и подойдем к финалу.
Ведь солнце сегодня ярко
И легче земные ноши,
Но сердце – пустая барка
И груз ее в море брошен.
И мне все больней и жальче
И сердце стынет в обиде,
Что мой нерожденный мальчик
Такого солнца не видит.
Нерожденные мальчики не видят солнца. Нерожденные мальчики не влюбляются в девочек, не убегают с уроков, не смотрят мечтательно на звезды. Хотя все уже начиналось. Они были в дороге. Но первый в жизни дом – дом материнского тела стал гробом. Все начиналось и оборвалось. Начиналось чудесно и оборвалось преступно.
Когда люди спорят о том, что хорошо и плохо, они стремятся подкрепить свои доводы словами ученых, историческими фактами, мудростью прошлых веков. Может статься, в жарком современном споре об очевидном зле – убийстве нерожденных детей – кому-то пригодится опыт Марии Шкапской. Опыт, нашедший поэтическое выражение.
Папа, мама, я – ненормальная семья (28 июня 2017г.)
Супруга покойного президента России Бориса Ельцина Наина как-то публично обмолвилась, что хотела бы назвать 1990-е годы, время правления Ельцина, «святыми» временами.
Но времена эти настолько «священные», что рождаемость упала катастрофически. Люди были в ужасе от происходящего, и перестали создавать семьи. Образовалась демографическая дыра, и этих молодых женщин сейчас просто нет на свете.
Их никто не родил. Им никто косички не заплетал, никто их в садик не водил, никто с ними не ходил в зоопарк. Либо абортировали, значит, либо избежали зачатия.
Но есть инициативы правительства – затыкать демографические дыры, стимулировать рождаемость, защищать детей, матерей, семью. Например, с 2018 по 2027 год в России объявили Десятилетие детства.
Но все-таки даже если государство будет этим заниматься, никогда не справится до конца. Потому что государство – машина. А машина теплую душу не согреет. Она может просто защитить ее и помочь разобраться в чем-то.
Это мы с вами должны понимать, что надо стимулировать рождаемость, семью защищать. Нужно внедрять идеологию нормальной семейственности. Если в мозгах будет каша, тогда никакие деньги не помогут.
Что мы представляем, когда говорим слово «семья»? В лучшем случае папу, маму и ребенка. Это ложная картинка. Потому что семья – это не папа, мама и ребенок. Это папа, мама и много детей.
Но даже эта картинка ложная. Потому что настоящая семья – это еще и дедушки и бабушки, родители папы и мамы. Вот это уже семья. И этой картинки у нас нет совсем.
Мы лишили детей бабушек и дедушек. Бабушки ходят в тренажерные залы, дедушки квасят или рыбу ловят, на льду или подо льдом, кто как умеет. А дети брошены в интернет или к сумасшедшим психологам и преподавателям.
В общем, одна мама с ребенком – это никак не семья.
Для защиты детей нам нужно просто-напросто вернуть детям папу и маму, братьев и сестер, племянников и племянниц, кузенов и кузин, которыми наполнена вся мировая литература. И бабу, и деду с обеих сторон.
Вот тогда будет нормальная семья, и некого будет защищать. Всё будет в порядке.
Будьте счастливы. Берегите своих.
Нам нужна идея отца (29 июня 2017г.)
Когда человеку страшно, он кричит: «Мама!» Это инстинктивный крик человека, находящегося в опасности. На мой взгляд, понятие «мама» обозначает внимание к биологической жизни и ее сохранение.
Слово «папа» означает совсем другое. Мы говорим о Дне отца в нашей стране – две трети граждан пожелали ввести в наш календарь этот праздник официально.
Мама – это утробное тепло и сохранение биологического существования. С мамой тепло, темно и сладко. Темно как в утробе, как в объятиях. И ты живешь, ничего не видя, уткнувшись к ней в подол.
А в слове «папа» есть совершенно другие ассоциации и другие смысловые нагрузки. Папа – это цивилизация. В слове «папа» есть власть, послушание, ответственность. Право отца в древнем мире обозначало единство трех властей. Папа был и военачальник, и имущественный хозяин, и биологический отец, имеющий полную власть над всеми, кто под его рукой.
То есть папа – это цивилизация, это вертикаль. Мама – это горизонталь. Нужны и папа, и мама. Без папы не очень хорошо. Папа почему-то задвинут в нашем сознании.
Отчасти он сам себя задвинул, отчасти его задвинули мамы. Вот эти инфантилизация и феминизация сознания усекают живую семью. Это, по сути, самоубийство. Это все равно, что голову человеку обрезать – уже не человек.
Поэтому День отца, конечно, должен быть. День ответственности, день взятия на себя прав и обязанностей. День силы, с которой хорошо жить. Потому что на одной теплоте и доброте далеко ехать не получится. Нужна еще и некая сила, которая крупной солью солит доброту и теплоту и превращает их в удобоваримое блюдо.
Нужна идея папы. Некий идеал папы должен быть выношен нашим обществом. Потому что маму вынашивать нечего, она просто мама по факту. Или она залетела, или она по любви родила, или у нее дите одно, или у нее восемь детей – это все не важно, потому что она мама. Однажды мама – она всегда мама. Факт материнства делает женщину матерью – и всё.
А вот с папой нет. Факт отцовства, факт зачатия человека отцом не делают. Это лишь полагает начало будущим отношениям. Потом нужно сформировать соответствующее отношение к жене, к будущим рожденным. И весь тот социум, который строится вокруг беременного живота, это и есть идея отца.
Народу нужно выносить идею отца. Благую идею настоящего родителя. И, конечно же, праздновать это.
Папа может все, что угодно – плавать брассом, спорить басом, дрова рубить. Да, он только мамой не может быть. Это правильная советская детская песенка, совершенно правильная.
Папа в доме – все в порядке, газ горит и не гаснет свет. Папа в доме, конечно, главный, если мамы, конечно, нет.
Хорошие песни пели в те годы. Нам сегодня нужно возвращаться к этому нормальному сознанию.
Настоящий мужчина – это добытчик, защитник. Тот, кто и на рыбалку сходит, и свистульку вырежет, и, если что, защитит. И не бросит, самое главное. И раньше времени не помрет от перепоя. И научит молиться – потому что этому учить должен мужчина.
Отец – главный в вере.
Псалом геополитический (30 июня 2017г.)
Знаете ли вы, возлюбленные, что есть псалмы покаянные, исторические, учительные, хвалебные? Конечно, знаете. По причине многофункциональности Псалтирь ко всем ранам прикладывается, на все случаи жизни реагирует. Болеешь, путешествуешь, унываешь, боишься врагов – на все есть соответствующее слово из соответствующего псалма. Радуешься, торжествуешь, празднуешь – тоже есть. Спешу сообщить, что есть в псалмах слово и о многосуетной, запутанной политической жизни. Это я для тех пишу, кто продолжает из себя изображать отшельника и считает, что область политических и гражданских событий совершенно чужда христианину. Не чужда. Не обязательна, конечно, но и не чужда. Докажу псалмами.
Есть такой псалом № 2. Прямо в самом начале Книги Хвалений расположенный. С одной стороны, это первый мессианский псалом. Там очень ярко проповедуется Сын Божий. С другой стороны, это псалом «геополитический». Та и другая тема находятся внутри этой молитвенной песни в напряженной и неразрывной связи. Начинается псалом с недоуменного вопроса вроде «чего люди мечутся бестолку?». В оригинале, конечно, красивее и возвышеннее:
Зачем мятутся народы, и племена замышляют тщетное?
Восстают цари земли, и князья совещаются
вместе против Господа и против Помазанника Его.
«Расторгнем узы их, и свергнем с себя оковы их».
С точки зрения буквальных толкований (например, Лопухина) нам предложат на эти слова много интересного об обстоятельствах жизни царя Давида. Знания эти пополнят копилку эрудита, но никак не согреют сердце. С другой стороны, стоит включить телевизор или развернуть свежую газету, как мы увидим воплощенное собрание современных князей и царей, которые мятутся и замышляют тщетное. Вот, например, какое-то высокое европейское собрание решило, что пропаганду гомосексуализма, даже и среди подростков, запрещать нельзя; что это эквивалентно запрету свободы слова. Что это, как не восстание против Господа и Его Помазанника через явное попрание воли Божией? А закрытие глаз на пролитие человеческой крови, соединенное с тревогой о правах домашних животных? А лицемерная скорбь по одному погибшему европейцу при одновременных плевках на миллионы погибших по всему миру? Не восстание ли это против всего святого?