Не только то, что Он распятие потерпел. Дал бить себя по щекам. Дал себя увенчать этим позорным венцом терновым. Оделся в одежду поругания. Плевки принял на лицо своё от солдат в претории. Висел на кресте между злодеями. Это всё знак его беспримерного смирения.
Но не только это. Он, зная наши сердца, продолжает нас любить.
А сердце человеческое – это такая помойка… Такая гнусная помойка… Это такой бедлам. Ночлежка такая для всякого преступника… Там живут жуткие помыслы…
Мы потом, когда согрешаем, удивляемся: «Ну, как это я мог такое сказать? Как это я могла такое сделать? Да я в жизни не думал, что я на такое способен». Это просто – мы себя не знаем.
Это как вот в воду ныряешь морскую. На пяти метрах глубины светло… На десяти – ещё светло… На пятнадцати – уже темнее… На двадцати – совсем темнее… А на ста метрах уже нет солнца… А на километре – полная тьма. Туда уже никогда солнечный луч не достигает.
Сердце человека – это море глубокое.
«Сие море великое и пространное: тамо гади, их же несть числа, животная малая с великими… »
Сказано про море. То же самое можно и про сердце сказать.
Господь, зная сердце, продолжает нас любить…
Вот какая благодарность, какая радость, какая милость Господа Иисуса.
Возвращаемся к Евангелие…
И вот, дальше там происходит вот такое.
Иисус говорит: «Что легче сказать? Прощаются тебе грехи? или сказать ему встань и ходи?»
С точки зрения грешного человека, если слова эти бессильны, то сказать можно всё, что хочешь. А вот с точки зрения духовной для Христа – оно и то, и то ему хорошо.
Заметьте себе, что Он простил расслабленному грехи. Говорит: «Чадо! Отпускаются тебе грехи».
Но расслабленный всё ещё лежит. Он ещё не встал. Он остаётся ещё больным и расслабленным. Но уже без грехов.
Но они начинают роптать, и Господь говорит: «Что легче сказать?» Прощаются тебе грехи – это ж не видно. Простились, не простились, кто его знает. Кто душу видит? Никто кроме Бога.
А, если сказать: «Встань и ходи!», то сразу всем будет видно, что Христово слово, оно дело. Оно – исполняется. Оно – с властью.
Поэтому, чтобы показать, что первое слово не было бессильным, Он второе слово произносит, которое даёт человеку здравие.
Больной «стянулся». Жилы его расслабленные напряглись, и он поднялся на собственные ноги. Это второе было доказательством первого. Оно само по себе не имеет смысла.
Вообще, можно обижаться на Господа, потому что Он не всех больных в Израиле исцелил. Прокаженных было много, но Он только некоторых исцелил. Бесноватых были тысячи, Он только некоторых исцелил. Расслабленных всяких месячных, лунатиков, они перечисляются все в
Евангелие, кровоточивых всяких жен бедных. Бесов имущих в себе. Их много было. Он далеко не всех исцелил. Почему?
Он не пришёл всех исцелять…
Он пришёл оставить человеку грехи… Он пришёл забрать беззаконие наше…
А все внешние проявления исцелений – это лишь манифестация того, что прощение грехов настоящее.
Чтоб мы знали, что раз Он сказал: «Прощаются тебе грехи!», значит, они реально прощаются.
А как проверить, как доказать? Да вот, пожалуйста…
«Что сказать легче? – Встань и ходи».
«Встань и ходи!» – Встал и пошёл.
Раз это слово сильное, значит, и то было сильное.
Поэтому, все исцеления, все очищения, вразумления… Слепых глаз открывание… Этих горбатых позвоночников распрямление.
Это манифестация других вещей. – Христос не обязан всех исцелять. Иногда человеку нужно поболеть. И святые иногда лютыми болезнями всю жизнь болеют и не просят себе исцеления. Или просят, но не получают. Других исцеляют, а сами не исцеляются. Как Амвросий Оптинский. Он всю жизнь болел. Не было такого органа, который бы у него не болел. Что бы ни назвали. Глаз ли? Зуб ли? Печень ли? Лёгкое ли? Трахея ли? Что хочешь. Всё болело. Он был живой мертвец при жизни. Он охал и стонал по ночам так, что слезами обливались его келейники. А принимал других и исцелял их. А сам болел всю жизнь. Потому что – в болезнях есть смысл.
Есть смысл в болезнях. Болезни делают лучше человека.
Как написано: «Страдающий плотью, перестаёт грешить».
Вот мне, например, интересно, пока я здоровый: «Кто на какой машине приехал. А почему он с женой развёлся, и какая у него вторая жена. Симпатичней первой или не симпатичней? А где они отдыхали? А что они ели на отдыхе?»
Мне интересна всякая чушь пока я здоровый.
Но только я начинаю болеть… Например, даже такая чепуха, как зуб заболел. Когда у тебя болит зуб, тебе не интересно ничего. Ты даже можешь забыть адрес дома. И кто у нас президент. И какой год на дворе. Пока зуб не исцелится. Тебя интересует только избавление от боли. Действительно, страдающий плотью, перестаёт грешить.
Совсем не хочется ни воровать, ни блудить, ни пьянствовать. Ни хохотать над глупыми шутками, ни присматриваться к чужой красоте, ни завидовать, ни обсуждать, ни строить козни.
Потому что болеет человек.
Раз ты не можешь здоровый исполнять заповеди, так теперь – заболей. И исполняй заповеди. Дело всё не в здоровье и не в болезни, а в исполнении заповедей. Не можешь здоровый их исполнять, грехами богатеешь, так заболей и исполняй. Исполняй заповеди.
Христос пришёл исцелять для того, чтобы показать, кто Он такой. Не для того, чтобы все больные стали здоровыми. Нет вовсе. А для того, чтобы все знали: вот Он… Он сильнее болезни… Он страшен бесам… Смерть Его боится… Его слова превращаются в дело…
У Него слова – не пар. У него слова – хлеб. Иногда – камень.
На врага – камень. На больного – хлеб. Или – лекарство. Его слова – это живое вещественное тело.
И Он доказывает первое вторым. Отпущение грехов доказывает исцелением.
Теперь, давайте, обратим внимание на наши слова…
У Бога слова и дела – одно и то же. Сказал Бог: «Да будет свет!» И стал свет. И увидел Бог, что свет хорош, и отделил свет от тьмы. И назвал тьму – ночью, а свет – днём. И был вечер, и было утро. День един.
Сказал – стало. Как псалом говорит: «Той рече, и быша: Той повеле, и создашася». Он сказал – и сделалось.
Слово и дело, в принципе, должны быть едиными, неразделимыми.
Что у нас с вами, братья и сестры?
У нас с вами печальная картина… Человек может думать – одно, хотеть – другое, говорить – третье, а делать – четвёртое. Эта «растасканность» на части, это и есть плод грехопадения, и разбития нашего на куски. Это всё равно, как, если бы красивую вазу кто-нибудь брякнул об пол, и она развалилась на сто восемьдесят кусков. Мелких и больших. Вот, мы разбиты. От этой разбитости мы страдаем.
Вот, говоришь, например, сам себе: «Обещаю бросить курить с 1 сентября!» – Наступило восьмое – а я всё еще курю. Допустим.
Или кто-то говорит кому-то: «Я обещаю тебе, что я верну тебе деньги вовремя». Однако ж вот время прошло – и не вернул.
Говорит: «Извини, прости… я забыл… , ещё не заработал..».
Вот, мы говорим – и не делаем. Говоришь: «Сделаю!» – и не сделал.
Говоришь: «Не сделаю!» – и сделал. И так далее…
Это наше страдание. Разве мы от этого не страдаем? У нас слово и дело совершенно разные. При этом они должны быть едины.
Но и у нас, в нашей жизни, слово продолжает быть делом. Например, работодатель говорит человеку: «Я беру Вас на работу». Сказано – сделано. Подписан документ о принятии человека на работу. «Идите в отдел кадров!» Что произошло? Произошло чудо.
Человек сказал слово, а у теперь у семьи есть хлеб.
У кормильца есть работа, а у «жены с дитями» есть хлеб.
Потому что: слово сказано – и дело сделано. У нас тоже слово чудесное. Или, например, парень говорит девушке: «Выходи за меня. Будь моей женой». Она говорит: «Выхожу». И кладёт ему руку в руку. Всё. Теперь родятся дети. Теперь умножится человек на земле. И будет новая семья. И будет великое чудо. Слово сказано. Дело сделано. Так и у нас.
Или командир говорит в бою: «В атаку! За мной!» И вылезает из окопа. И все – хочешь, не хочешь, со страхом, с трясущимися поджилкам; тоже вылезают и кричат. Один кричит: «Мамочка!» Другой: «Господи, помилуй!» Но побежали за командиром.
Слово сказано – дело сделано. Люди пошли.
У нас, в нашей жизни, слово продолжает действовать чудотворно. Слово всегда чудотворно. Даже при нашей разбитости грехом. Даже при нашей растасканности и при нашей греховной слабости.
Всё равно. Слово – это чудо.
Теперь, заметьте ещё такой, очень важный, момент… В Церкви все таинства предполагают слово и согласие. Вот, крещение… Вспоминайте…
Если крестится взрослый – с ним идёт диалог.
Если крестится маленький, то крёстные нужны, и с ними диалог идёт. От имени крещаемого младенца. Мы спрашиваем. Самого крещаемого, если это взрослый крестится. Или крестного, если маленький.
Отрицаешься от сатаны и от всех дел его? – Отрицаюсь.Отрёкся от сатаны? – Отрёкся.Дунь на него и плюнь на него! – Дунул. Плюнул.Сочетаешься Христу? – Сочетаюсь.Сочетаешься Христу? – Сочетаюсь.Сочетаешься Христу? – Сочетаюсь.Поклонись Ему! – Кланяюсь Отцу и Сыну, и Святому Духу.
Всё. Дальше молимся и крестим человека. Если этих слов не сказать, нельзя крестить.
Вот, если позвали священника к умирающему…
Он в коме и некрещённый. Родители или родственники хотят, чтобы он крестился, например. А он не может сказать ни да, ни нет.
Можно крестить? – Нельзя. Нельзя!
Надо, чтобы он сказал: «Хочу!»
Если будет чудо, если он разлепит глаза и прохрипит: «Хочу!», то – Всё. Смело крести его и спасай душу. А не скажет, не прохрипит, не напишет дрожащей рукой на куске бумаги: «Хочу крестится!» – нельзя.
Должно быть слово сказано.
Без сказанного слова ничего не действительно.
Венчание…
Когда мы брачующихся соединяем, мужа с женой, спрашивает священник у мужа будущего, ныне жениха:
Имеешь ли желание, доброе, непринуждённое, мысль крепкую взять себе в жены вот эту женщину? – Имею.Другой женщине не обещал ничего? – Не обещал.