Если у вас превратилось в страсть это «отдавание» – зачем бояться этой страсти?
Тут можно только одного бояться – что вас не поймут домочадцы, что ваши дети скажут: «Что ты всем все отдаешь? А нам что останется?», или муж ваш скажет вам: «Что это ты зарядилась всем раздавать все? Что это такое? Хватит, придержи и для себя». Тогда это уже будет вопросом, проблемой. А если вы одна на свете живете, то можете отдавать, сколько хотите. Этой страсти бояться не нужно, в этой страсти ничего греховного нет.
Как вы думаете, если человек оставляет семью, жену и детей и уходит к другой – это его падение, ошибка, беда и надо за него молиться и ждать? Или это его выбор, больше не любит и надо отпустить, забыть и как-то жить дальше? Но как – забыть?
– Конечно, надо жить дальше. Не прыгать же вам с крыши из-за того, что ваш козел ушел к другой бабе. Надо, чтобы человек оставался с женой, на которой женился в юности. Конечно, любовь может испариться, уйти, исчезнуть – бывает такое, очень часто.
Нельзя же, чтобы в восемнадцать лет человек полюбил, и с этой восемнадцатилетней любовью прожил до семидесяти лет, до старости – так не бывает. Человеку в сорок лет нужно любить так, как любит сорокалетний человек, а не как восемнадцатилетний. Нужно постареть и повзрослеть вместе со своей любовью.
А если любовь осталась восемнадцатилетняя, а ему уже сорок пять, конечно, он не сможет на этой любви жить так долго, и он себе будет искать молодую девку. Это будет с его стороны грех, а вам будет большая обида.
Если он вас оставил и ушел от вас, то это надо принимать как данность. Молиться за него можете до посинения, только он быстро к вам не придет – он будет жить с другой дамой, и уйдет от нее не раньше, чем разлюбит ее, и поймет, что это тоже была ошибка. Но он опять-таки к вам не вернется, он будет искать третью даму, скорее всего. Вы опять будете за него молиться до посинения… Это не очень полезно. Вам нужно просто найти свое место в жизни и жить дальше. То ли ради детей, то ли найти свое собственное счастье – возможно и такое, почему нет? Это все происходит от того, что мы – я, вы, они, он, она – пытаемся всю свою длинную жизнь прожить на том эмоциональном накале, на тех эротическо-романтических впечатлениях и воспоминаниях, которые у нас однажды были, когда мы влюбились. Уже двадцать лет прошло, а мы все хотим воскресить то, что было. Это бесполезное занятие. Надо чтобы в пятьдеся лет я любил, как пятидесятилетний человек, а не как двадцатилетний. А мы этого не умеем, не хотим, и думать об этом не хотим – потому что глупые. Так и живем, и ищем что-то новое.
Не убивайте свою жизнь из-за вашего «козла, прыгнувшего в чужой огород» – живите дальше. Если он вернется, найдите силы простить и принять его, это будет лучше, чем вам искать другого мужика, а ему лазить по чужим бабам. Если будете за него молиться – молитесь, но не замаливайтесь, потому что вы его не вымолите, только Господь может дать ему по голове, и он вернется. Если Бог даст вам другого мужа, и это будет хороший человек – принимайте этот Божий дар.
Происходит это именно оттого, что мы не взрослеем вместе со своей любовью.
Эта беда имеет миллионные тиражи.
Пребывание в уверенности, что православие – единственно правильная вера, а миллионы католиков, протестантов – заблудшие еретика, не есть ли пребывание в гордыни?
– Да. Попахивает каким-то странным взглядом на жизнь убежденность в личном спасении и убежденность в чужой погибели. Нужно желать спасения всем, в том числе людям, которые вообще лба не крестят до сегодняшнего дня – китайцы, индусы, африканцы и кто-нибудь еще. Мы находимся перед очень серьезной вилкой: мы не можем осуждать православную веру и называть ее равноспасительной со всеми остальными. Мы должны исповедовать истинность православия, любить его, узнавать его, и распространять его, не смешивая его со всем остальным.
Мы это должны делать, и мы это делаем. Но мы не должны иметь фарисейский гордый взгляд на всех остальных людей, и считать их погибшими, а себя спасенными, потому что мы не должны решать за Бога. Спасти или погубить – это дело Божие, а мы не боги, мы люди. Так что в этой вилке нужно жить. Нужно всем желать спасения.
Если ты видишь что-нибудь доброе у язычника или у нехристианина, ты должен иметь мужество и смелость похвалить это доброе. Допустим, у него есть многодетность, хотя он басурман, а ты, при всей своей вере, родил одного и больше не хочешь. Надо признать, что по жизни он праведней, чем ты – он трудолюбивый и чадолюбивый человек, а ты эгоист, вместе с твоей женой. Нужно признаваться в своих грехах, и смирять свою гордыню, замечая хорошее в окружающих людях.
Спасается человек не делами, а верой и покаянием. Поэтому вилка сохраняется: нужно всем желать спасения, хвалить и хранить православие, не смешивать его с другими верами, бороться за него, но при этом смиряться, видя, что иногда язычники целомудреннее, мудрее, трудолюбивее, чем христиане. В такой странной мысленной вилке и живет человек.
Нам бы хотелось, чтобы все было линейно и просто. А все не просто и не линейно, именно так все перепутано. В такой перепутанной жизни нужно жить, надеясь на Бога и никого не осуждая, даже язычников, не знающих Бога. Кое-что они знают, может быть даже такое, чего мы не знаем.
Я так пытаюсь жить. Я не меняю православия на католицизм, протестантизм, на магометанство, на иудаизм. Но я бы хотел у всех учиться: у протестантов – любви к Писанию и к проповеди, у католиков – любви к дисциплине и порядку, у евреев – любви к Богу и промыслу Божьему в разных злостраданиях, у мусульман – семейственности, послушанию старшим и так далее.
Я согласен у всех учиться. Я люблю только православие, но я присматриваюсь ко всем остальным тоже, и не считаю себя лучше, чем они. Господь будет судить и их и меня, и я боюсь этого суда, мне – страшно. Все может быть, вдруг скажет, что мы хуже других? Сказано же было евреям, что «Содому и Гоморре будет отраднее в день суда» (Мк. 6:11) и что «Тиру и Сидону будет отраднее в день суда, чем вам. И что Капернауму будет хуже, чем Тиру и Сидону» (Мф. 11:22-23). Есть же у нас пугающие вещи в Писании.
Писание запрещает нам гордиться, поэтому не будем осуждать других людей.
Почему мы называем Иоанна Предтечу пророком, если он сказал: «Я – не пророк!»?
– Он – свидетель, он – на рубеже, он – видел. Пророки пророчествовали о том, кого не видели, а он пророчествовал, но потом увидел. Поэтому он уже не совсем пророк, он свидетель, то есть видевший. Он – начало апостолов и – печать пророков. Он не пророк в древнем смысле, когда «я не вижу и говорю». Он видел Духа Святого, сходящего на Иисуса, он говорил: «Это Он, Который будет крестить вас Духом Святым» (Мф. 3:11).
Он уже видел, поэтому и говорит: «Я – не пророк!»
Но он же пророк. Пророк по-библейски – это человек, проповедующий истину. Пророк – это не предсказатель будущего. Когда Павел пишет: «Ревнуйте о том, чтобы пророчествовать» (1Кор. 14:1). Это не значит, что он говорит: «Давайте-ка, старайтесь предсказывать будущее». Боже сохрани! Такого никто не скажет, это – глупость. Когда Павел так говорит, это означает: с горячим сердцем, с душой, нетерпимой к греху, с гневом священным, с ревностью, с огнем говорите правду. Это означает на языке Библии «пророчествовать». Господь сказал: «Скажите грешнику, что горе ему, скажите праведнику, что благо ему» (Ис. 3:10-11). Подойдите к любому грешнику и скажите: «тебе горе – так Господь сказал», а праведнику скажите: «тебе благо, потому что так Господь сказал», – и ты будешь пророком. Вот это и есть пророчество – не будущее предсказывать, а правду сказать.
В этом смысле Иоанн Предтеча, конечно, пророк.
Зачем мы говорим пречистой деве: «Радуйся!»?
– Это приветствие. Χαιρε («Хайрэ!») – это греческое приветствие. Также и в посланиях пишется: «Двенадцати коленам, евреям, находящимся в рассеянии – радоваться» (Иак. 1:1). То есть, как будто – «Здравствуйте!». Встречать человека можно по-разному. Например, в Индокитае спрашивают: «Ты ел сегодня?» вместо «Здравствуйте!». У нас, встречая человека, говорят: «Здравствуйте, как ваше здоровье?» Это европейская традиция. Монахи в Египте говорили: «Здравствуй, как молитва?».
А греки говорили: «Здравствуйте, радуйтесь!» (Возлюбленный, радуйся! Мне радостно тебе видеть. – Радуйся и ты! Будь здоров и радуйся).
Письма они писали примерно так: «Плиний младший – Феликсу «Радоваться! С любовью сообщаю тебе, дорогой, что я сижу в Вифинии, смотрю на небо и ковыряюсь в носу. Хочу вернуться к тебе, почитать вместе книжек, попить вина, поесть хлеба…».
Но первая строчка письма всегда: «Здравствуй, дорогой. Радуйся!».
Это приветствие греческого мира. Поскольку у нас язык писания греческий, то мы и взяли оттуда: «Здравствуй, Благодатная! Мир тебе, Царица Небесная. Радуйся, Благодатная, Господь с тобою». Даже ангел заговорил на этом языке – он же сказал: «Радуйся, Благодатная», то есть он поприветствовал Ее по-гречески. Мы повторяем ангельские слова: «Радуйся, Владычица. Чистая Дева, радуйся, Господь с тобою».
(Вот такие вопросы мне по сердцу. Утешение… Спасибо! Хороший вопрос).
Как можно подать милостыню так, чтобы никто не знал, что подаю именно я?
– Легко. В современных терминалах, где есть «денежные переводы», «оплата штрафов», «оплата коммуналки», «перевод денег с карты на карту», «оплата услуг мобильной связи», часто есть еще такое окошко – «Помочь». Там есть, например, радиостанции «Радонеж», радиостанция «Вера», христианская группа «Милосердие».
Я поинтересовался, они пишут: «Двести рублей вашей жертвы – это один час оплаченного ухода санитарки за тяжело больным ребенком». Засунул в терминал двести рублей, нажал