И – кладбища… «Не проходите мимо!» – что называется. У нас нет такой культуры – ходить по кладбищам. «А че по ним ходить??» Есть культура ходить по магазинам, по торговым центрам. По – паркам. По – площадям. Куда-то ходить мы любим. Разные есть места для этого специально. А по кладбищам мы не ходим. Их у нас далеко заносят – подальше. Раньше возле каждой церкви было маленькое кладбище. Потом – городские реформы… Во всех городах мира, кстати. Первым начал Франц Иосиф. Он все кладбища возле церквей сравнял. Сказал: «Города должны быть городами, а не кладбищами». То же самое делал Наполеон. Во Франции. «У нас должны быть города, а не кладбища!» А раньше все христианские города были полны храмов, и возле каждого храма было кладбище. И как это было хорошо – скажу я вам. Это было естественно. Французы имели обычай, еще средневековый – праздновать венчание на кладбищах. Влюбленные назначали свидания на кладбищах друг другу. Это не было страшно. Они были заросшие деревьями. Там птицы пели. Там кто-то плакал над своим родным. И там же встречались те, кто любил друг друга. Представляете? Потом это все вычистили. Под знаком гигиены. Под знаком материализма. И сейчас, чтобы на кладбище доехать, нужно, не знаю сколько, тратить времени.
Но – нужно ездить. Нужно ходить. И нужно молиться. За – своих. И за – чужих. Это культура посещения кладбища . В любом городе христианском, где есть кладбище, нужно туда пойти. Почему? Зачем? – Потому что – там лежат самые интересные люди, которые жили в этом городе. Нужно туда ходить. Вы скажете: «Я – не знал!» И я раньше не знал. А теперь давно уже стараюсь, куда бы ни приехал, перво-наперво на – кладбище. Потом – на базар, потом – в театр. Все – потом. На кладбище сначала.
Это надо пустить в свою жизнь. В этом нету страха. Люди все равно будут смерть пускать в свою жизнь. Но, если, например, молитва уйдет, если память о Страшном Суде уйдет, если все эти святые вещи уйдут, все равно люди будут про смерть говорить. Посмотрите, что смотрят по телевизору люди? И про что снимают кино? Про зомби. Про какие-то страшилки разные. Про восставших мертвецов. Людей все равно интересует эта тема. Но в каком-то больном виде. Они все равно пускают ее в свое сознание. А нам не нужно болеть. Нужно быть здоровыми. Поэтому, сегодня, когда мы поминаем Иосифа с Никодимом, то доброе дело, которое они Христу сделали, мы должны склонить свое сердце к памяти об ушедших тоже. Ну – и как Соломон говорит: «Смех глупых как треск хвороста под котлом. А сердце мудрого в доме плача по покойнику» (см. Еккл. 7:4-6). Ибо таков конец всех живущих и мудрый приложит это к сердцу своему. И еще сказал Достоевский, что, если хочешь доброе дело сделать, а нечего… Ну вот я хочу сейчас доброе дело сделать, а чего я буду делать? «Возьми мои деньги! – Мне не надо. У меня есть». Ну, куда я побегу? Что буду делать? Вот… хочу доброе дело сделать! Какому-то малышу сопельки вытирать. «Где та бабушка, которую нужно через дорогу перевести?» Вот нету доброго дела… Достоевский говорит: «Встань на молитву. Помолись Богу за того, кто сейчас умирает!» Ты его не видишь. Но умирает каждый день кто-то. И каждую секунду – кто-то. Как метроном стукает, так в мире кто-то умирает. Кто-то сейчас душу Богу отдает. На больничной койке или дома среди родных, или пособоровал его батюшка, или – он неверующий, или колеса машины его вдруг внезапно задавили. Или, как в Шереметьево, беда – загорелся самолет. Уходит душа из мира. Уходит… Всегда неготовая. Всегда… «А еще можно пожить? Я не хочу. А еще можно потерпеть меня?» – Уже все – «А можно я исправлю дела свои? Можно я поживу чуть-чуть. Мне ж еще столько нужно сделать. Долги отдать. Помириться с мамой. Покаяться, в конце концов!» – Нет… Все… Слушай… Нет… Все уже… Вынимается человек из жизни как меч из ножен – Все… Иди сюда… Все…
Этих людей каждую секунду сколько-то есть. И старец Зосима у Достоевского говорит: «Хочешь доброе дело сделать – встань на молитву. Скажи: “Господи милосердный. Пощади, помилуй, пожалей душу в сию секунду к Тебе уходящую”». Может быть, некому помолиться за человека. Он сам, может быть, проживший жизнь нехорошо и вокруг него ни одной верующей души. И – почувствуется эта молитва. Молитва – она ж живая! Когда душа из тела уходит, она все знает, все видит. Она понимает прекрасно, что кто-то на другом конце земного шара стоит за нее на молитве. Она прекрасно это чувствует. Души знают все. Это мы пока что носим на себе тяжелую плоть и за завесой плоти ничего не видим. А потом все увидим. Все потом узнаем. Сердце чувствует пока что. Из-за завесы мы чувствуем шевеление за завесой. Мы чувствуем будущий мир. Только пока не видим. Слава Богу. Начнем видеть – жизнь закончится. Там такое копошится, что, как только мы это увидим, нам трудно будет жить на земле. Трудно пельмени лепить, когда ты будешь беса видеть. Или – ангела. И то, и другое – видеть не надо. Руки ослабеют, и ты ходить не сможешь. . Так вот вам доброе дело – молитва Богу за покойных. Вспоминайте всех своих родных. Ушедших. Молитесь за них усердно. Не только «Бессмертных полк». Вот какая великая вещь. Оживили людей. Дали им возможность ликами своими… как будто вывели их на улицы наших городов. Но это – раз в году. А еще? А еще нужно молиться Богу за них. Потому что – это великое дело – стоять на коленях перед Господом за покойника, за усопшую душу и молиться Богу за него. Как говорят в народе: «Они на правде уже, мы – на кривде». Мы еще во тьме, они уж – во свете. Они уже все видят и понимают. Они умнее нас. Они обращаются к нам оттуда. Они говорят нам: «Мы были такие как вы, а вы будете такие как мы. Я – дома. Ты – в гостях. Подумай о себе».
Поэтому, вот вам пожалуйста, от рук в руки – великое дело. Это, как: «Если у меня есть яблоко – а у тебя нет яблока, и я тебе дал яблоко, теперь у меня нет, а у тебя – есть». Вечная несправедливость с материальными благами происходит. Но: «Если у меня есть хорошая идея, а у тебя нет хорошей идеи, я тебе даю хорошую идею, теперь у тебя есть хорошая идея, и у меня есть хорошая идея». В духовном мире нету ущерба. Никто никого не обожмет. Никто никого не сделает бедным. В духовном мире можно всем делиться, и все богатые будут. И никому не будет жалко, плохо, и нехваток не будет ни у кого. Слышите? Сегодня я вам не яблоко даю, даю хорошую мысль – помнить об ушедших из этого мира. В связи с Никодимом и Иосифом помнить об умирающих. И, если вам Бог даст такую возможность, знайте, что это от Него, от Его руки, бегите и помогайте – кто чем может… А когда мы уже сами, друзья мои, будет отдавать свою душу в руки Отца, вот тогда уже: «Дай Бог нам веры! И – терпения! И – молитвы!» Вот будет великая молитва. Экзамен по молитве будет в великий день, в эти великие минуты. Молитва внимательная, молитва веры, молитва сосредоточенная. Молитва беззлобная. Молитва мужественная. Вот это будет наш экзамен. Но до этого мы еще много молитв прочитаем, даст Бог. Будем учиться…
Вот сейчас вы все стоите в алтаре. И будете стоять в алтаре еще целое лето Божие. И за это лето Божие нужно научиться многому-многому. В Писании Святом. В Псалмах. В Часослове. В Божественных вещах. Ну и конечно в практической нашей жизни.
На сегодня, я думаю, сказано предостаточно.
Христос Воскресе!
Примите от нас маленький цветочек, унося память обо всем сказанном.
И Пасхальную Радость в день Жен Мироносиц.
Аминь.
Огни большого города /14.05.2019/ (21 мая 2019г.)
«Не узнали!» – главная тема «Огней большого города»
Здравствуйте, братья и сестры!
Мы сегодня здесь встречаемся, чтобы поговорить в рамках дискуссионного клуба под названием «Мое любимое кино». Мне предложили поучаствовать в проекте, и я выбрал для разговора фильм Чарли Чаплина “City lights” («Огни большого города»).
Безусловно, формат предполагает разговор «Почему?»
Вообще, фильмов очень много . Мы люди визуальной эпохи. С детства у нас на сетчатке отображены движущиеся картины. .
У меня, как и у всех вас, много любимых фильмов. Но именно с этим фильмом у меня возникает ассоциация, когда спрашивают: «А что бы Вы посоветовали посмотреть?»
Я вам попытаюсь объяснить – «Почему?»
Во-первых (если с конца начинать, с последнего): «Черно-белое кино лучше цветного, а немое – лучше говорящего». В каком-то смысле, конечно. Черно-белая фотография – она выразительнее, чем цветная. И все великое было в кино с самого начала.
Как только покатился поезд по простыне (этот Люмьеровский известный), сразу все и придумали. Появилась и фантастика, и самые разные иные жанры. Начиная от самых низких и заканчивая самыми высокими.
Попытка экранизации Евангелие сразу возникла, как задача кинематографа, кстати. Сразу.
Все было придумано сразу, потом только возник цвет и звук. Все остальное уже было.
Всегда путешествие в мир любого великого искусства – это путешествие в историю, и удивительное обретение той банальной истины: «Все великое уже было». Конечно, оно повторялось, как-то улучшалось или ухудшалось. Но путешествие вглубь – это не путешествие в примитивизм. Путешествие вглубь истории – это всегда путешествие к гигантам, а не к карликам. Мир растет не от маленького к бо́льшему, от большого к огромному, от огромного к гигантскому (дескать, мы все время развиваемся, теория прогресса: все лучше и лучше, умнее, красивее). Скорее всего – полностью наоборот.
Одна моя знакомая, будучи теоретиком музыкальным, начинала писать работу под названием: «Развитие церковной музыки от демественного пения (старообрядческого) до Литургии Рахманинова». В процессе написания этой работы, все более и более погружаясь в музыкальную глубину, она лет через пять переписала название этой работы: «Деградация церковной музыки от демественного пения до Литургии Рахманинова». Так он и есть. Поэтому, когда хочется с чем-то великим столкнуться, надо копать туда, в глубину.