Что же такое есть в пути как таковом, в путешествии, в преодолении расстояний, делающее путешественника восприимчивым к радикальной перемене? Под радикальной переменой я имею в виду способность воспринять нечто такое, к чему ты заранее специально не готовился, но что изменит тебя полностью.
В путешествии (любом) есть нечто принципиально близкое земной жизни. Поскольку существо ее – странствие. Точка А покинута, точка В еще не достигнута. Человек подвешен между небом и землей, между прошлым и будущим. При этом он не находится в покое. Будучи «подвешенным», он динамичен. Временно бездомен и динамичен. Словосочетание странники и пришельцы, касающееся всех детей Авраама, вполне подходит к путешественникам. Они странники по факту, следовательно, и пришельцы, то есть чужаки, люди, не живущие здесь, но проходящие мимо.
Этого, проходящего мимо человека, характеризует то, что он не покупает жилье в местах странствий, не обременяется массой вещей (путешествовать всегда лучше налегке, с самым необходимым). Безбытность делает его похожим на пилигрима. А отсутствие лишних забот и вещей открывает человеку путь как для переосмысления прошлого, так и для глубокого переживания новых впечатлений. Оттого-то странников любили издавна слушать повсюду. Странники – живые книги для всех односельчан, не умеющих читать.
И потом, когда книги о странствиях стали писаться, путевые заметки, дневники, размышления и все прочее, вышедшее из-под пера странника, заняло огромное место в книжной семье. Ну а с появлением жужжащего киноаппарата появилось несметное количество фильмов и передач на эту же тему.
Любое путешествие, даже максимально комфортное, это экстремальное событие. В нем есть место неуверенности, воспоминаниям, печали расставания, опасениям и проч. Человек встречает незнакомых людей, видит иные пейзажи. Это происходит не только с Марко Поло, Афанасием Никитиным или Туром Хейердалом. Это происходит даже при посещении незнакомых городов и сел внутри собственной страны, совсем рядом.
Ветер странствия, дующий путнику в лицо ли, в спину ли, уносит из души прочь множество мелочей, обычно заедающих человека на оседлом месте. Понять свою вину, переоценить ранее пренебрегаемое сокровище тоже лучше получается на расстоянии, при ноющей в сердце боли разлуки. Когда-то все знали слова песни:
Ты поверь, что здесь, издалека
Многое теряется из виду,
Тают грозовые облака,
Кажутся нелепыми обиды…
Христу, Который постоянно ищет личной встречи с каждым отдельным человеком, трудно бывает достичь этой встречи среди привычной для человека суеты. Человек, когда склонен к земле, которую обрабатывает, к пяльцам, на которых шьет, к монитору компьютера, на котором работает, не всегда бывает способен поднять глаза, чтобы увидеть Господа. Для этого человеку нужно бывает оставить все и выйти за дверь. Пусть это будет малое паломничество, пусть – прогулка в поле за городом, пусть что-то еще. Что бы это ни было, в дороге ты будешь одинок, как Адам под бескрайним небом. Ты будешь погружен в книгу, как боголюбивый эфиоп. Ты будешь придавлен тяжелыми мыслями, как спутники по дороге в Эммаус. И Христу будет легче привлечь твое внимание, заговорить с тобой либо на ухо и шепотом, либо лицом к лицу.
Одни путешествуют добровольно. Это бизнесмены и отдыхающие. Их движет поиск прибыли или удовольствий. И современная техника сделала возможным это жуткое по масштабам (если живо вообразить) ежеминутное перемещение в пространстве многомиллионных людских масс. При всей добровольности странствий, и бизнесмены, и отдыхающие тоже похожи на перекати-поле. Они тоже сорваны с места и носимы ветром.
Есть те, кому сидеть на месте не дает совесть. Например, Онегину после убийства Ленского.
Им овладело беспокойство,
Охота к перемене мест
(Весьма мучительное свойство,
Немногих добровольный крест).
Джентльмены удачи, наемники, авантюристы, искатели подлинных или дешевых приключений… Их много. Их влекут золотые прииски, Иностранный легион, горячие точки подальше от дома… И в жизни каждого из них тоже бывает такое, о чем можно слушать с замиранием сердца.
Есть еще и беженцы, странники поневоле, которым нужно оказать всякую милость по заповеди. И потому еще, что «от сумы и тюрьмы» нельзя зарекаться.
В конце концов, некий человек шел из Иерусалима в Иерихон. Попал в руки разбойников, был ограблен, едва не умер от побоев и, благодаря милости Незнакомца, попал на лечение в гостиницу.
Кто этот человек, если не каждый из сынов Адама. Кто этот Незнакомец, как не Христос, нашедший нас на пути (!). И что это за гостиница, если не Церковь, в которой должно продолжиться и завершиться лечение избитого странника. И это уже про всех нас, про всех вообще, едет ли кто в машине или бредет пешком, уселся в мягком кресле или его усадили в больничное…
Мы странствуем. Христос становится попутчиком. У Него есть планы на нас. Ему нужно с нами заговорить.
О святости. Размышление (8 июня 2018г.)
«У каждого святого есть прошлое. А у каждого грешника есть будущее». Обойдя тысячи англоязычных психологических форумов, эта цитата из драмы «Женщина, не стоящая внимания» (со столь провокационным названием она вряд ли бы вышла на современном толерантном Западе) потеряла свою первую часть, соль шутки, некогда шокировавшую престарелую викторианскую даму в чепце, и перекочевала на наши родные интернет-просторы. Здесь она продолжила утешать всех тех, кто, перебирая воспоминания юности, натыкается на пустые бутылки, незнакомых особ в постели и легкие угрызения совести. Мол, святых-то и в помине нет, не вешай нос. Но оставим Оскара Уайльда с его эстетизированным цинизмом в стороне и попытаемся ответить на вопрос, кто же такие святые и можем ли мы, грешные, к ним приблизиться.
У святых, действительно, есть прошлое. У каждого свое. И если человеку кажется, что святость – это полное безгрешие, то вряд ли он разбирается в теме. Без греха вообще есть только один Человек на свете. Его так и называют – Единый Безгрешный. Все остальные участвуют в борьбе, ходят по краю и не знают будущего.
Но чрезвычайно важно, что у грешника есть будущее. Человек создан способным на святость. Как из любой ткани можно пошить ризу, а из любого куска воска слепить свечу, так и каждый вроде бы неказистый человек может освятиться, приблизившись к Богу. Он к этому даже призван: освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят. Так сказано.
Да и с какой бы стати над каждым крещеным покойником пели «Со святыми упокой», если бы между ним и достоверно известными святыми лежала непреодолимая пропасть?
Пропасть преодолима.
Вот вам некое малое откровение: каждый человек может быть святым.
Это вовсе не значит, что он станет похож на святого Николая или святого Серафима. Наоборот. Это значит, что он ни на кого похож не будет. Святость абсолютно не шаблонна. Нет ни одного святого, с ювелирной точностью копирующего кого-то другого. И если нам кажется иначе, значит, мы опять не в курсе.
Личность, расцветшая в Духе Святом, – это святость. А личность оттого и личность, что другой такой в мире нет и не будет.
Не надо при этом ждать чудес и для всех очевидного величия. Именно этого нам привычно от святости ждать, лишь подтверждая лишний раз, что мы, как теперь говорят, «не в теме». Больший из всех рожденных женами – Иоанн Креститель – ни одного чуда не сотворил. Моисей и Илия меньше его, а он и не воскрешал, и не исцелял. И были подлинно чудные люди вроде Онуфрия Великого, проведшие в пустынях по полувеку и более, общавшиеся только с ангелами и ни с кем из людей. У них не было славы. О них просто не знали. Так что ни чудеса, ни громкое признание святости сопутствовать не обязаны.
Человек должен быть полон Богом. Не абстрактной добротой, не мягкостью и пушистостью, а Богом. Причем в меру своей глубины. Внутренняя мера человека может быть мала, как наперсток. Но если наперсток полон, это будет маленькая подлинная святость. Если же человек похож на чашу и тоже полон, это будет большая святость. А есть еще ведра, кувшины, водоносы и прочие емкости по возрастающей их объема. И хорошо бы, чтобы каждая была полна. Тогда все будут святы, и все по-разному. Так и на видимом небе: Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд, и звезда от звезды разнится в славе (1 Кор. 15:41).
Святость доказывает существование иного мира и правду Евангелия.
Благодаря святым Евангелие из книги, из «просто» текста превращается в плоть и кровь, в дыхание и молитву конкретного человека. Святые – это и есть «воплощенное Евангелие». Каждый в отдельности воплощает одну или несколько цитат. Все вместе, собор всех святых воплощают Евангелие целиком.
Можно просить у них: у Пантелеимона – здоровья, у Николая – помощи в путешествии, у Спиридона – решения жилищных проблем. Почему же не просить? Это открытые и чистые источники. Стыдно и глупо жаждущему из них не пить. Но любить святых нужно не только за благое участие в нашей суетной жизни. Их стоит любить за то, что они есть, за то, что они – радостное откровение о том, каким может быть человек.
Все, что мир говорит о человеке, есть идеологическое убийство. Согласно учению гордых наук, человек – это говорящий комок грязи, должник могилы без надежды на воскресение. Трудно не склонить шею под это виртуальное ярмо, если так учит школа, так говорит улица, так поет эстрада… Но стоит в этой тьме зажечься свечечке под именем Сергий Радонежский, как начинают отползать в углы химеры ложных мнений, и появляется радость.
Святость, в конце концов, это радость, сменившая слезы.
Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью.
С плачем несущий семена возвратится с радостью, неся снопы свои.
Живое общение (21 июня 2018г.)
Что значит для Церкви память мучеников? И что значит здесь само слово «память»? Это не подарок Мнемозины и не интеллектуальное напряжение с целью воскресить в воображении образ и дела какого-то человека. Это некое близкое знание конкретной личности, перешедшей в Духе из худшей жизни к лучшей. Это живое общение многих верующих с этой славной личностью. Живое, повторю, общение. Для иллюстрации сказанного послушаем, что говорит Василий Великий своей пастве над гробом мученика Маманта в день памяти последнего.