Что такое бесы? Это существа, которые обжигаются благодатью Божией.
Вы, наверняка, среди людей видели таких, которых обжигает Божия благодать. Когда начинаешь говорить им о Христе, их прямо корежит. Перестаньте! Перестаньте! Ты тянешь их в храм, но они с удовольствием пойдут в другое любое место. В любое место! Можно перечислять сто мест: от стадиона и ночного клуба до музея и консерватории, – они всюду пойдут. Но храм их прямо корежит. Туда они – не могут пойти.
Обжигание благодатью – это знак одержимости некой. И одержимых гораздо больше, чем в Евангелие описывается. В наше время Иоанн Кронштадтский говорил: «Не думайте, что все эти бесноватые, бьющиеся об стену, одержимые и …это все такое – осталось в евангельской истории. Их гораздо более сегодня». Тем более сегодня. Дух падший примеряется к духу мира сего, он делает незаметным беснование человеческое. Но их достаточно много, и их тоже жжет благодать.
Вот эти обжигаемые благодатью падшие духи кричали, чтобы Он, хотя бы, не мучал их прежде времени. (…) Просили: «Не вели нам в бездну идти. Дай нам разрешение войти, хотя бы в этих бедных животных!» Христос, повторяю, дает им разрешение. (Это показывает нам картину бесчеловечия, безжалостности такой ко всякому живому. Человек должен быть «жалостив» ко всякому живому). Свиньи гибнут.
И это все касается нас непосредственно, братья и сестры. Сейчас скажу, почему. Это событие евангельской истории – оно упоминается в чине крещения. Каждый из нас крещен. Человек крестится один раз и венчается один раз. Меня давно занимает такая любопытная мысль. Слово «искусство» – однокоренное со словом «искушенность». Много раз повторенная вещь делает человека «искусным». Искусным в своем труде становится тот, который делает много раз одно и то же. (…) Кто много раз делает одно и то же, тот хорошо делает это. А то, что делается однажды, оно делается, как бы, плохо. Нас один раз крестили и больше крестить не будут. Те, кто венчаны, один раз венчались и больше венчаться не будут. И поэтому вся та бездна смыслов и красоты, которая содержится в молитвах крещения и венчания, она от нас ускользнула. Священник все это понимает больше, потому что он много-много раз читает эти самые молитвы над разными-разными людьми. А над нами это читалось только раз, да еще и в детстве над многими. А венчание… Люди, когда счастливы, они, как в дыму, стоят и ничего не понимают. Над ними что-то говорят, делают; но они не в себе в это время от счастья и тоже не понимают ничего.
И у меня возникает мысль прочитать людям, раз за разом, мало-помалу, все те молитвы, которые уже читались над ними. Чтобы мы, хотя бы, поняли, что ж над нами читалось, когда нас крестили, когда нас венчали.
Павел Флоренский (Царство ему Небесное) говорил, что человек умирает однажды в жизни, поэтому он умирает плохо. Если бы он умирал много раз, он бы научился умирать. И тогда бы смерть его была искусная. Он бы правильно умер. (…)
А что такое много раз умирать? Борьба со страстями человеческими. Вот монашеский постиг – это чистая смерть. Когда монахи постригаются, проходят через эти все таинства пострижения, приготовления к нему, они, буквально, как из чрева материнского вылезают. Они переживают полное перерождение. Настоящее покаяние человека меняет полностью. Есть такие многие в жизни события, когда человек меняется. Он чувствует: «Я старый уже умер, теперь я какой-то новый. Я даже себя не понимаю сегодняшнего. Я изменился».
Вот такие перерождения в жизни, они очень нужны. Для того, чтобы человек научился умирать. Для того, чтобы, когда придет та, последняя, крайняя смерть, чтобы мы умели умирать. Иначе, ну – что? Повторяю, нельзя делать хорошо то, что делается однажды.
Возвращаюсь к молитвам крещения… Это все было над вами прочитано. (Конечно, если священник не зажевал, не пропустил, не забыл). Все это читалось над вами. Что же читалось? Вот, в частности, есть такое в чине крещения занятие, как заклинание.
Священник обращается не к Богу. Он обращается в стороны запада. (…) К символической темной области. И обращается к дьяволу. Обращается к нему, вооруженный именем Божиим. И говорит: «Бог святой, славный и страшный во всех делах и в силе своей (я перевожу на русский, чтобы было понятней) непостижимый, неизследимый, сущий предопределивший тебе, диаволе (обращается священник к дьяволу, а перед ним стоит крещаемый) вечной муки томление; нами недостойными рабами Его повелевает тебе и всей твоей силе, отступите от этого человека (который здесь стоит и будет креститься) именем Господа нашего Иисуса Христа, истинного Бога нашего. Запрещаю тебе, вселукавому, нечистому, скверному, омерзенному, чуждому духу силою Иисуса Христа, всякую власть имеющему на небе и на земле. Тому, который сказал глухому и немому демону: Изыди из человека и больше не входи в него. Отступи, познай твою суетную силу, даже на свиньях власть не имущую…»
Вот это уже сегодняшнее Евангелие.
Когда крестили нас всех и, когда мы крестим любого нового человека, мы говорим… (Священник по приказу Божьему. Не от своей наглости. Ему Бог повелевает такие слова говорить. Человеку не хватит смелости с дьяволом воевать один на один, если ему Бог не прикажет) … вот будет креститься раб Божий Иван, например, и мы говорим: «Отойди от него, слышишь меня? (Он слышит. Прекрасно слышит.) Услышь меня сейчас. Именем Иисуса Христа, мы, недостойные, повелеваем тебе отойти от него. Вспомни свою суетную силу, которой нет даже на свиньях».
Для того, чтобы войти в свиней этому сонмищу бесов надо было просить у Христа разрешения. (…) Очевидно, все остальные беснования происходят не без этого всевидящего ока Воскресшего Господа Иисуса Христа.
Мы, когда крестим, мы напоминаем этому лукавому сонмищу, этому великому полчищу страшных духов (которых мы издалека, наверное, увидим, а, если вблизи – наверное, не выживем; когда будем уходить из этого мира, в мытарствах и прочее): «Вспомни твою суетную силу, не имеющую власти даже на свиньях! Вспомни повелевшего тебе по твоей просьбе в свиное стадо войти и убойся Бога, Его же повелениями весь мир создался. И уйди от этого человека».
То есть – эта вторая молитва (заклинание, так называемое); это во-первых, практический пример того, как Евангелие связывается с церковной молитвой (все, что есть в церковных молитвах: в венчании, исповеди, в литургии всей и прочем-прочем, оно все пропитано Священным Писанием. Евангелием и Старым заветом); с другой стороны, это касается нас. Постепенно, может быть, раз за разом, капля по капле, мы будем так еще временами зачитывать эти все вещи. Потому что – это над вами звучало! (…)
Кстати говоря, эти всякие «вычитки», которые читают такие сильные Духом монахи; или мирские священники, которые чувствуют себя в силе Духа, читают разные вычитки; они не читают ничего нового. Они повторяют те заклинания, которые читаются в чине крещения. (…) Что-то там добавляют, псалмы, может быть, что-то еще; водосвятие служат. Но, в принципе, повторяют те же самые слова, которые уже однажды звучали над крещающимся человеком.
В этом чине существовало (мы это прошли все) – отречение от дьявола (…) «Дунь, плюнь на него!» Было дуновение и «плюновение» в символическую сторону обитания зла. Как говорил Кирилл Иерусалимский: «Лукавый, будучи злопамятен, ничего не прощает никому». Плюнуть в кого-то – это одно из максимальных оскорблений, существующих в человеческом роде. Люди, хотя и злы, но прощать-таки умеют более-менее. Лукавый прощать не умеет, не хочет и не будет.
Святой Кирилл Иерусалимский в огласительных беседах не Крещение говорит: «Вы плюнете на дьявола, и он вам этого не забудет». И я вам напоминаю, что вы плюнули однажды на дьявола, и он вам этого не забудет. И – не забыл. Вот вы удивляетесь, что вам тяжело бывает на земле жить. Мы охаем, ахаем: «На сердце тоска, …в голове смятение». Или у кого в сердце хорошо, у того снаружи – плохо; у кого снаружи все в порядке, вроде, (сыт, здоров, одет, обут, дети здоровы), внутри какой-то камень лежит. И мы все удивляемся. «Все-то мы удивляемся: что у нас так-то, а не так!» (…) Но имейте в виду: это продолжающаяся борьба человека с миром падших духов; которые плевки наши помнят, обиду нам не простили, злость на нас имеют. И они желали бы человека сделать своим служителем, рабом своим. Чтобы руки наши делали то, что бес прикажет. Чтобы наши мозги думали то, что бес прикажет. Чтобы наши ноги ходили туда, куда бес прикажет. Чтобы мы делали все, что они нам прикажут. Вот отсюда и рождаются наши печали, страхи, уныния, смятение души. И прочее, прочее… (…)
Я напоминаю вам сегодня, что у нас существует борьба. Борьба именно с этим падшим миром. Мы, по глупости своей, думаем, что нам надо воевать с соседями, с родственниками, с начальниками, с людьми иной расы, иной нации, …с кем-то еще, …с кем-то еще. И выбираем себе врагов среди людей. И с ними пытаемся воевать. Это большая ошибка. Война у человека должна быть. Без войны жить невозможно. Только война должна быть не с людьми. Среди людей нужно иметь как можно больше друзей. И, если возможно, апостол Павел пишет: «Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми». (см. Рим. 12:18). Слышите! Со всеми. (…) Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми; но война все-равно будет. Война будет продолжаться, потому что – хозяин греха – дьявол, и он никуда не исчез.
Молитва: «Отче Наш» не зря заканчивается словами: «Избави нас от лукавого…» (…)
Я вам сегодня имею счастье напомнить, что – война идет. А вы удивляетесь. «У меня в мыслях кавардак!» А что удивительного? Мыслями вращает… падший ангел вращает мыслями как брелком на пальце. «Я молиться не могу!» А что ж ты удивляешься? Разве молиться – это такое простое дело. Молиться – это не частушки читать или прибаутки петь. Молиться – это кровь проливать. Силуан Афонский говорил: «Молиться, особенно за людей (кто за других людей молится, – он кровь проливает) – это великая мука». Это – рот не раскрывается. Это – язык не ворочается. Сердце мертвое, и ты не можешь ничего сделать. А надо! И «Давай-ка!» И «Делай!»