А вы удивляетесь… мне тяжело, …у меня уныние. У бесов уныние, между прочим. Бесы находятся в страшном унынии. И вместе с тем – они ужасно активны. Они не проводят ни одной секунды в покое. Они очень беспокойные, хлопотливые, суетные существа, у которых очень много работы. Этого обмануть. Этого с этим поссорить. Этому забить в голову какой-то гвоздик греховный. Плести сети, интриги. Потом докладывать свои старшим. (…)
В патерике египетском описывается один молодой человек – сын жреца бесовского. Египет насыщен был капищами сатанинскими. И какой-то юноша был сыном жреца. Однажды он заснул в капище и, было так Богом устроено, что он видел некое бесовское собрание. Внутри этого капища. Они не замечали его. (Так бывает: Бог так покрывает человека, что вокруг него ходят, а его – не видно). И мальчик этот видел некую картину духовного мира. Сидел страшный князь, безобразный и страшный одновременно. Вокруг него стояли безобразные и страшные слуги. Они там не любят никого. Если в раю все друг друга любят. Если в семье на земле можно связать друг друга законом любви, законом послушания, законом уважения, законом почитания (…); то такого нету в падшем мире. Там нет ни одного доброго чувства, ни одного доброго движения сердца. Там только страх, страх и страх. Ненависть и страх. Там начальники и подчиненные тоже связаны страхом и взаимной ненавистью. И вот этот страшный князь говорит одному… рогатому: «Иди сюда. Что ты сделал? – Я сделал в городе мятеж. В городе горят дома. Люди врываются в жилища, режут друг друга, убивают. В городе революция». Князь: «Хорошо. А сколько ты трудился?» — Три года. – Долго ты трудился». И бьет его по рогатой морде. Долго ты трудился! Зовет другого: «Иди сюда. Ты что сделал? – Я потопил корабль (…) Люди потеряли всякий страх Божий. Цеплялись друг за друга. Хулили Бога. Потонули все! – Сколько ты трудился? – Я три месяца готовил эту операцию. – Долго ты трудился». И тоже бьет его по морде. Третьего зовет: «Иди сюда. А ты что сделал? – Я ввел монаха в блуд. – А сколько ты трудился? – Да лет пятьдесят». Князь: «Какой ты хороший! Все гляньте на него. Вот мой слуга. Вот мой друг. Вот мне угодил». И слез с престола, поцеловал его …и так далее.
Этот мальчик посмотрел не это все и утром убежал в монастырь.
Так описывается в патерике. В древнем патерике. Открылась ему страшная картина потустороннего мира. Война идет. Война… Вы думаете, что происходит, когда самолеты падают, когда корабли загораются, когда что-то еще? Когда люди воруют друг у друга? Когда поножовщины совершаются? Когда революции совершаются? Когда демонстрации совершаются? Вот оно все. Вот невидимый мир (…)
Я еще прочитаю, что говорится в этих заклинательных молитвах. То ли священники поторопились и прочитали их очень быстро над нами… То ли они не прочитали их… И такое бывает. То ли что-то еще… Но мы чувствуем, что война не прекратилась. Лукавые имеют доступ к человеку. Досье на нас имеют. (…) Они знают все про человека. Кто на что падкий. Кто на власть. Кто на деньги. Кто на женщин. Кто на что-то еще. Знают человека и бьют в ваши больные точки. И ведут борьбу с вами.
Только вы, пожалуйста, не удивляйтесь. А то вы приходите на исповедь как дети: «У меня почему-то тоска на сердце!» Слушай, это ж бесовское состояние! Бес не может не тосковать. Потому что – он проклят. Он знает, что – у него нету будущего. Вся его кратковременная радость – это нагадить человеку. Испортить жизнь человеку. Напакостить ему. Осквернить его своей скверной. Сделать его таким же гадким, как он сам. Это все его радость. Больше радостей в его жизни нету. И будущее у него закрыто туманом. Не туманом, а огнем. Он знает, что он проклятый. Он знает, что он в огонь пойдет. Поэтому, он находится одновременно и в тоске, и в печали, и в суете. Он постоянно суетится. (…) Но при этом унывает и тоскует. Слышите? Как похоже на состояние многих из нас. Суетятся, хлопочут, тоскуют и унывают – одновременно! Что это такое? А вот он – этот изнаночный мир, который очень близкий к нам. Просто добрый Бог надел на человека очень плотную завесу плоти. Тело наше. У нас грубые глаза, которые не видят духовный мир. У нас очень грубая плотная оболочка, которая, слава Богу, проникает сквозь духовные миры. Вот так, протягивая руку, можно пройти рукой через трех-четырех ангелов. Не заметив это. А они здесь стоят, много-много. Шестикрылатые и страшные. И огневидные. А ты их не видишь. Проводя рукою, проходишь через многих из них и не чувствуешь этого. И – слава Богу. Потому что – человеку бы невозможно сохранить душевное здоровье, если бы он столкнулся лицом к лицу с этим явлением. С настоящей жизнью, которая за порогом плоти. Но Евангелие читается? Читается. Бесы есть? Есть. Свиньи утонули? Утонули. Христа они боятся? Боятся. Страшный суд будет? Ну, конечно. В бездну они уйдут? Уйдут. А до бездны что они будут делать? А до бездны они будут заражать нас тем, чем живут сами. А они живут унынием, злобой, ненавистью, сплетнями, пересудами, страхом перед начальством, ненавистью ко всем, кто ниже. Это их жизнь. И когда ты об этом говоришь, думаешь: «Господи, люди тоже так живут!», а это и значит, что люди заражены бесовским состоянием ума и бесовскими интуициями. Они живут по-бесовски вот в этом бесовском мире зараженном. Как говорил Льюис: «Мы живем в мире, который оккупирован врагом». И, когда Христос родился на земле, он родился как десантник одинокий. Высадился на оккупированную землю. Он пришел на землю целиком оккупированную и решил создать здесь Свою святую, светлую, тайную организацию, которая и есть Церковь. Мы живем здесь как некие тайные агенты и живем в этом мире, и постоянно чувствуем это давление. Снизу, сверху, справа, слева. Все давит на человека. «Что у тебя сзади? – Сзади нехорошо прожитая жизнь. – Что впереди? – Впереди – Страшный Суд. – Что у тебя сверху? – Око Господне. – Что – снизу – Преисподня. – А что справа? – Ангел-хранитель. – А – слева? – Бес искуситель». Так и живешь, человек. Вот так ты живешь… И ты удивляешься, что тебе – тяжело? Ты удивляешься, что ты – устал? Что тебе страшно? Что ты согрешил? Что ж ты удивляешься? Вот она такая жизнь наша.
Евангелие читается, чтобы напомнить нам о таких вещах. И сегодня я, с благодарностью Богу за эту мысль, зачитываю вам. Все это уже было. В крещении нам все это было сказано.
(…) Все, что нам было сказано, оно «потолком» над нами ходит. Это ж крыша святая. Все совершенное нас держит. Благодать Божия не отступает от человека. Не отступает!
Об этом можно много говорить.
И с одной стороны (раз уж я про египетских вспомнил), бывает, потерять благодать можно и не заметив… Один монах молодой пошел в город продать корзинки и хлеба купить. А по дороге с ним еврей шел. Они идут и болтают по дороге. И еврей говорит: «Какие-то вы странные, христиане. Вы верите в какого-то Иисуса, в какого-то человека, которого наши люди распяли. В простого человека. (…) А вот мы веруем в великого Бога, с которым Моисей разговаривал». (…) Они шли. Еврей так все это хитро болтал. И монашек этот глупый сказал: «Может, ты и прав». Они разошлись. Монах продал корзинки, купил хлеба, вернулся в монастырь. Стучится в келью. Старец говорит: «Там кто? — Я – твой ученик. Пришел с хлебом с рынка. – Ты не мой ученик. Мой ученик был христианином, а ты – не христианин. – Как не христианин? – От тебя отошел Дух Святой». (…) Чтобы тебя покинул Дух Святой, всего-то-навсего нужно чтобы ты согласился с ложью на имя Христово. И все.
А с другой стороны, есть история про другого монаха, который влюбился в дочку жреца языческого. В том же Египте. (Там было все намешано – и святое и грешное). Он полюбил, страстно полюбил девушку, которая была дочерью жреца. Он все был готов сделать для нее. Жрец ему говорит: «Сними с себя монашество, отрекись от христианства и принеси жертву моим богам». Тот говорит: «Хорошо». И он сделал это. Но после этого было какое-то явление этому жрецу. Какой-то начальник темный явился ему и говорит: «Монах, который хочет жениться на твоей дочери, лишился монашества, лишился христианства, жертву принес, но Бог от него до сих пор не отступает. Нужно придумать еще что-то, потому что благодать все-равно от него не отходит. Он все-равно еще остается не в моей власти. Я не могу делать над ним все, что хочу». И жрец говорит монаху (…): «Надо еще что-то нам сделать, чтобы ты был наш, а не их». И монах пришел в ужас: «Я все сделал, чтобы Бог меня забыл. Но Он меня не забыл». Представляете? И его накрыл такой страх, такая любовь, такая благодарность, что он стремглав убежал оттуда и начал обратно вымаливать у Бога свою прежнюю святую жизнь. Потому что он все сделал, чтобы Бог его забыл. А Бог его не забыл.
Мы не знаем, как будет с нами. Или ты что-нибудь ляпнешь и все потеряешь. Или ты будешь делать и это, и это, и это; а Бог все-равно будет греть тебя, как отец, и обнимать, и из объятий не выпускать. Мы не знаем. И так, и так бывает. У разных людей бывает и так, и так. Это только Бог знает, почему так бывает с одним, а так бывает с другим.
Но важно, ведь, что отсюда сегодня унести? Важно унести такую взрослую веру в то, что мир очень богатый и сложный. И за пределами того, что видно, гораздо более важно то, что не видно. Это маленький ребенок только имеет право верить в то, что видит. И только то, что пощупал, – то и считать за существующее. А взрослый человек знает, что гораздо более важны вещи, которые нельзя пощупать. Нельзя пощупать дружбу. Нельзя пощупать веру. Нельзя пощупать любовь. Нельзя пощупать мужество. Нельзя пощупать многие другие вещи, которые гораздо реальнее, чем деньги в кармане и хлеб на столе. И вот мы сегодня читаем об этой страшной силе. О ней лучше не говорить. Как один святой говорил: «Да хватит про этих бесов. Много чести. Слишком много чести для этих проклятых духов!» Я согласен – много чести. В символе веры про них ничего не говорится. В символе веры нет ни одного слова про падших духов. Да ну их в баню! (…)
Но – иногда надо. Иногда надо. Нельзя крестить человека, не совершив чин отречения. Отрекаюсь от лукавого. От гордыни его. От всего лукавства его. От всех дел его. От всей хитрости его. От всех ухищрений его. (Еще надо будет прочесть как-нибудь от чего мы отреклись). Дунь! Плюнь! И отрекись от всего-всего, что составляет … От азартных игр надо отречься – это его занятия. Колдовство, волшебство, привороты – это все его. И так далее, и тому подобного. Там много всякого. (…) Если бы не Христос Господь, этот мир был бы просто невыносим. А когда придешь в храм Господень и вдохнешь этого кислорода, литургического кислорода, то идешь дальше жить. В тот мир, в котором командует далеко не всегда Христос. Далеко не всегда. Хотя, повторяю, лукавый даже свиньей не может ко