Христос понимал эту великую муку еврейского сердца. Все было бы так просто, если бы можно было легко поверить в пришедшего Мессию. И все было бы неинтересно. То, что легко дается, оно теряет всякую цену. Нужно именно через сомнения пройти. И Он творил Свои чудеса и знамения. Воскрешение мертвых – это знамение. Нету большего врага у человека, чем смерть. Апостол Павел говорил: Последний враг упразднится – смерть. (1Кор. 15:26). Павел, как бы – походя, обронил очень важные слова. Во-первых, он назвал смерть «последним врагом», угадывая движение цивилизации. Голод – победим. С болезнями – разберемся. Транспорт – наладим. Коммуникации – установим. Законы придумаем. Оденем человека в красивые одежды. Создадим ему быт, комфорт и уют. Мы все сделаем человеку. (Цивилизация все сделает). Но будет последний враг, который – непобедим. И об этого врага ты – разобьешься. Павел так просто это сказал. Как бы на ходу. «Последний враг испразднится – смерть!» И только Иисус. Только Иисус Христос – против смерти. Все остальные – слабаки. И еще Павел обронил. Жизнь – это Христос. А смерть – приобретение. (Флп. 1:21). Тоже сказал, не специально, как кажется. А такое слово обронил: смерть – приобретение. Вообще, смерть – это страшная вещь. Это большая потеря. Трагедия. И некий мистический ужас. А у него это оказывается – приобретение. «Я больше приобрету, чем потеряю, когда умру. Я бы, может, и хотели бы уже. Но жить пока нужно для вас. Вам это полезнее» (Флп. 1:23-24).
Оказывается, такое тоже бывает.
И вот Христос идет воскресить. А по дороге исцеляет кровоточивую. Она прикоснулась к Нему с верою. Об этом есть много слов чудесных святыми сказанных. У Филарета Московского есть такая красивая проповедь о прикосновении ко Христу верой. В ней он говорит, что (как по тексту Евангелие) вокруг Христа можно толкаться всю жизнь. Можно очень близко знать Его даже. Ну, с точки зрения житейского знакомства. Можно держать Его за руки, прикасаться к Нему и обнимать Его. В конце концов есть с Ним хлеб. И при этом не исцеляться, не изменяться. А можно слегка прикоснуться. Слегка!.. Прикоснуться!.. И это может быть чудотворно и спасительно. И есть в истории много примеров.
Вы, наверняка, тоже их знаете.
Вот, скажем. К Антонию Великому приходили люди, набраться от него радости. Кстати, к святым приходят, чтобы набраться радости. От грешника ты только наберешься уныния, сплетен, греха и осуждения. А к святым приходят, чтобы обрадоваться. К Антонию Великому приходили поговорить, посмотреть на него. И какой-то мальчик сидел и смотрел на него. Все спрашивали Антония: «Авва, а мне вот как делать в семье? …Авва, а мне как делать в ремесле?..» Он давал ответы всем. Он знал очень много. А этот юноша смотрел на этого великого старца и молчал. Только улыбался. Антоний: «А ты, чадо, чего не спрашиваешь?» «Мне не надо. Я только пришел посмотреть на тебя!» Представляете? Ему мало надо. Всем нужно много. Дай мне это… Помоги мне здесь… А есть люди, которым очень мало надо. Очевидно, мы чувствуем, что это самые важные люди. Есть такая легенда про Иерусалимского паломника, который шел за Благодатным Огнем. Он шел к Великой Субботе, чтобы попасть в Иерусалим и побыть там на службе. Он пришел к воротам этого святого города и вдруг почувствовал себя совершенно недостойным войти в этот город. Взял три камня из-под стены, развернулся и пошел обратно. Служба собралась, все молятся и ничего не происходит. И потом кому-то открывается от Господа то, что Лучший из вас уходит от нас. Верните его. (Уходит человек по какой-то дороге. Верните его и все будет). За ним погнались, его догнали. Привезли его в храм чуть ли не силком. И все – произошло. Лучший – уходил. Но «лучший» считал себя недостойным.
Вот парадокс какой Евангельский. Как-то так всегда и происходит.
Так же было и с Алексеем, Человеком Божиим. Тогда Божия Матерь Сама говорит: «Самый лучший человек Рима сейчас не находится в храме. Службу служить нельзя. Храмовые службы народа Божьего теряют свою силу и свою красоту, потому что – лучшие из вас не с нами. Найдите его (такого-то, такого-то)!» Пошли. Искали. Искали. Нашли. Этот – в «репьехах», струпьях, небритый, немытый (бомж – по-нашему) под забором лежит). И это был лучший человек города. Его и потащили.
Вот как оно бывает. Эта странность как раз и вызывает, с одной стороны, – восторг в Евангелие, а с другой стороны, – тысячу вопросов.
Здесь, повторяю, Христос шел к одному чуду, а совершил по дороге еще второе. Это только то, что описано. На самом деле, Христос совершал их так много, что их невозможно записать. Причем, совершал он их не напоказ. Не для славы.
В конце Он говорит родителям воскресшей девочки, чтобы они никому не говорили об этом. Он потому и повыгонял их всех из комнаты, чтобы они не присутствовали при воскрешении. Пусть они думают, что она заснула и проснулась. Пусть они не думают, что она умерла. Вот вам живая дочка! И все. Он не хотел никакой славы. Это характерная черта Его чудес. Он хочет помочь, хочет сделать то, что нужно. Но его не интересуют эти движения вокруг. Сколько мы такого читали… Он – запрещал. Запрещал говорить о том, что Он делал. И при этом Он делал очень много. Он каждую секунду мог творить чудо. Каждым прикосновением. Каждым взглядом. Каждым словом. Мы, собирая воедино дела Христовы, мы видим, что Он иногда исцелял словом, не заходя в дом. Капернаумский сотник говорит Ему: — У меня любимый слуга болеет страшно. Зайди, положи на него руки. (Древняя традиция, когда праведник кладет руки на больного, Бог дает благодать больному). Положи на него руки. Христос говорит: — Я зайду и исцелю его. Сотник: — Я недостоин (Мф. 8:5-8). Здесь – Он заходит в дом к Иаиру. А к сотнику – не заходит. На расстоянии, говорит слово, и в это время исцеляется слуга сотника. Взглядом, прикосновением. Сколько прокаженных лишились проказы от прикосновения Христа. Юноша Наинский воскрес от прикосновения к гробу: Христос коснулся гроба, и он – воскрес. Женщина исцелилась оттого, что со страхом схватилась за ризы. Со страхом, потому что, знаете, – они мистически очень чувствительны были. И закон так считал. Закон пишет, черным по белому, – всякая женщина, имеющая течение крови из тела своего, – нечиста. И всякий мужчина семеноточивый (тоже была какая-то патология) (…) должен знать о своей болезни и сторониться людей. И потому она в отчаянии пришла уже, со страхом. Потому что она понимает – она не должна быть здесь. И касаться никого не должна. И поэтому, она с жутким трепетом подходит. (…) А Христос говорит ей: — Дочка. Дерзай, дочь. Вера твоя спасла тебя. Хотя она ему не дочка по возрасту. Почему – дочь?
(…) Она, может быть, старше Его. Потому что, Он – Сущий на всех Любовь. Она схватилась за край ризы и получила исцеление. Это для нас говорит о чем? Ну, например, о том, что, если ты объездишь, например, двадцать пять туров паломничества, различного паломничества, то это не будет гарантией твоего благочестия. Иногда, может быть, съездишь в одно место святое, и это будет для тебя лучше и полезней. Потому что – количеством святость не измеряется. У нее другие параметры. Иногда человек делает много, а потом получается, что оно и – не ахти. А другой делает чуть-чуть, и у него получается.
Есть предание современное. Две монашки (ленивая и трудолюбивая) пришли к одному наставнику. Та, что была трудолюбивая, она читала в день очень много молитв. Канонов, акафистов. Клала поклоны. Псалтирь читала. А вторая была ленивая. Говорила: «Господи, прости меня!» И так три раза. Три молитвы «Господи, прости меня!» и три поклона. И все. Больше молиться у нее не получалось. Ну, не получалось. Не может человек. Есть вещи, которые мы не можем. Она – не могла. И, когда они пришли, старец говорит ленивой: «Что ж ты, лентяйка? Ты в день кладешь только три поклона Богу». (Это ему открылось). А второй говорит: «А ты вообще не молишься!» То есть – у первой были только три поклона. Но – они были. А у второй, при всем многословии, при всем речевом рабочем аппарате, который произносит святые слова, не было молитвы. Вообще – не было! Это означает, что можно малое сделать, но оно – будет. И можно попытаться сделать большое, но его – не будет. Это такой жизненный урок, распространяющийся на все сферы духовной жизни.
И вот еще интересно… Если мы сравним. Воскрешения мертвых были и в Старом завете тоже. Воскрешал мертвеца Илия и воскрешал мертвеца Елисей. Ученик Илии. Если сравнить – очень интересно. Илия, например, ложился на умершего мальчика. Руками брал его руки. Ногами – к ногам. Лицом – к лицу. И согревал его вначале своим телом. Он что-то такое – «делал». Потом душа отрока возвратилась к нему, и он согрелся, открыл глаза. И Илия отдал его матери своей. Елисей, чтобы воскресить, вначале клал на него посох свой. Посохом совершал различные знамения. Но посох не действовал. Тогда он по-другому стал делать. Они воскрешали, как воскрешает святой человек. А Христос воскрешал, как воскрешает только Господь. С неимоверной легкостью. Как будто воскрешение мертвых для Него никакой не труд. А оно для Него, кстати, и не труд. Прикоснуться к одру и сказать два слова. Или сказать: Лазарь, приди вон. Это все, что делал Христос. И больше ничего. Эти сравнения нам помогают еще больше смотреть на Господа как на человека Боговоплощенного, который в плоти человеческой носит полноту Божества.
Кроме того – насколько был велик Илия, но, если чудеса его посчитать, внимательно прочитав те Книги Царств, которые про Илию говорят (…); пальцев двух рук хватит. Елисей сделал даже чуть-чуть больше. Елисей чуть-чуть даже превысил эту меру. Ученик Илии. (…) Жесткие, кстати, были у него дела. Он повелел медведице растерзать сорок детей, которые над ним смеялись. (Детские правозащитники, наверное, над этой страницей получили бы истерику). Дети видели этого старого человека и кричали ему: «Эй, плешивый. Эй, плешивый!» В возмездие этого неуважения к старому человеку вышла из лесу медведица и растерзала сорок (или сорок два) ребенка. Такое – знамение. (…) Он много сотворил. Но, опять-таки, хватит двух рук с половиной, чтобы это все перечислить. Что касается Иисуса Христа, то, очевидно, вся его стремительная, такая короткая (такая короткая!) земная жизнь…