Просто – жили. Но, когда проповедь проникает в их жизнь, люди по-разному откликаются на проповедь. (…) Допустим, жена уверовала, а муж – нет. Или муж уверовал, а жена – нет. Такое было сплошь и рядом. Потом уже возникал вопрос: как же нам жить? И апостол Павел специально об этом писал. В послании к Коринфянам. «Если какая-нибудь верная жена (верная Богу) имеет неверного мужа и согласна жить с ним – пусть живут. Если какой-нибудь верный муж имеет неверную жену (немолящуюся с нами, некрещенную) и он согласен жить с ней – пусть живут. (И это было вполне нормально. Она не может прийти к нам на собрание, к нам на Всенощное Бдение, к нам на причастие, но ты любишь ее и живите). Почем знаешь, жена, не спасешь ли мужа?» (см. 1Кор. 7:12-16).
Потом уже, когда христианство стало торжествующим и господствующим, уже возник такой закон, что христианин живет только с христианкой. Все. Браки должны быть одноверные и венчанные. И мы сейчас живем с вами на переломе. С одной стороны, над нами тяготеют традиции прошлых столетий, когда все браки должны быть христианскими, венчанными и одноверными. Сложно жить в семье, где один – верующий, другой – неверующий. Или один верит – так, а другой верит – так. (…) С одной стороны, над нами тяготеет эта привычка; но, с другой стороны, мы неумолимо возвращаемся в первые времена христианской Церкви. В конце истории мир вернется к началу. (…) Опять будут тайные богослужения. Опять будет скрываться христианин. Опять не каждому откроется, что он – верующий. Опять будут хитрые преследования. Опять будет то, опять будет се. Браки опять перемешаются. Это все уже есть сегодня. (…) Мы вернулись в ранние апостольские времена по некоторым показателям, только мы еще не поняли этого. И – не привыкли. И пытаемся применить к нашей сегодняшней жизни меры жизни средних веков, когда Церковь была господствующая, твердая, монолитная и властвующая. И мы хотим те нормы жизни применить к сегодня. А оно не получается. Потому что мы уже давно там не живем. Мы живем в новое время, которое очень похоже на те времена, когда Церковь только-только рождалась. Она была и слабая, и маленькая. И было много непонятного. И ереси было полно. И сект было полно. Вообще, какая-то каша была. Но была – святость, была – молитва. И было настоящее стремление к Небу у христиан. Мы к этому постепенно возвращаемся. Христиан пусть не будет много, но пусть они будут настоящими. Чтобы их не было тысяча никудышных. Зачем нам нужна тысяча никудышных? Пусть лучше будет двадцать пять настоящих. Кремней! Эти двадцать пять потом весь мир перевернут. А тысяча вареных – что они сделают? Они – что есть, что их – нет.
Мы возвращаемся в эпоху, когда христианство будет либо настоящее, либо его не будет вообще. Наша жизнь перемешанная такая.
И Наталия, христианка настоящая, жила с язычником. Настоящим язычником. Они жили нормально. Она его любила, как мужа, слушалась во всем. Он ее любил, но веру ее не принимал. Такое было тогда. Такое есть уже и сегодня. (…)
И открылся своей жене Адриан. Говорит: Я ходил к этим мученикам.
По-гречески: «мученик» – это «свидетель». Тот, который видел. Кого мы называем свидетелями в нашей жизни? Того, кто был очевидцем какого-то события. Он что-то видел, что мы не видели. (…) Мученики – это – свидетели. Что или кого они видели? Они – Христа знают. Они Его видели и готовы умереть за Него. У них такая вера, которая облекает Христа в видимый образ. Они как будто Его чувствуют перед собой. Быть мучеником – это означает быть готовым на свидетельство. На всякое свидетельство.
Адриан рассказал Наталии об этом. Она его послушала и говорит: Господин мой, если ты только примешь нашу веру, я буду раба твоя до смерти. (…)
И он согласился пострадать вместе с христианами. Когда их уже вели мучать, он возбудился, воодушевился. «Я – тоже христианин. я – тоже хочу Царства Божия». Последние же будут первыми. (…) Место святое пустым не будет. Главное – его не потерять. Так написано в Писании. «Держи, что имеешь. Держи, чтобы никто не восхитил венца твоего» (см. Откр. 3:11). (…) Адриан стал на их место.
Я не помню, крестили ли его. Возможно, что его и не крестили. Были и такие мученики. (…) Вот Бонифатий. Он не ехал мучаться. У него и в голове этого не было. Он не хотел ни за кого страдать. Он ехал по послушанию. А когда увидел, как людей убивают (это страшно, это же очень страшно (…); тем более, если еще и пойти туда) сказал: «Меня тоже вместе с ними. Я тоже такой, как и они».
Вот вдохновился Адриан и встал вместе с ними. Его посадили в тюрьму. Посиди, проветрись. Может быть, ты перегрелся? Какой нормальный человек пойдет себе смерть искать. Может, повредился умом? Подумай, посиди. Может быть – поумнеешь. Мы тебя отпустим. Ты же – наш. Простой, обычный человек.
И Наталья пришла к нему в темницу. «Пожалуйста, назад не иди. Ты сделал шаг вперед к Господу. Не иди назад»…
Слышите, как христианские женщины поступают со своими мужьями уверовавшими? У нас, например, если «ребенок» приходит к маме и говорит: Мама, я хочу быть монахом; это – катастрофа. Дома все плачут. «Ребенок» с ума сошел! Как же мы без внуков будем? А что нужно делать? Нужно стол накрыть и праздник устроить. Это же радость. Мой ребенок хочет быть монахом!! У нас нет такой веры. Что ты? Зачем такую тяжелую жизнь себе выбираешь? Надо жить полегче. Повкусней и послаще. Помягче, поудобней! – это мы так поступаем. И мама говорит: Да не надо тебе этого. Зачем тебе это? Верь, как я. Только не мучайся. Зачем тебе мучаться?
…А Наталья пошла к мужу: — Ты пошел ко Христу. Иди до конца. Убивать будут – терпи. Мучать будут – терпи. Я буду за тебя молиться. Только назад не иди. В этот мир не иди. А я за тобой пойду. Ты уйдешь, и я уйду. Мне здесь жить незачем. Ты умрешь, и я умру. Она его умоляла, чтобы он «задний ход» не включал.
И он-таки пошел вперед, и был убит. Ему сначала отбили руку. Положили ее на наковальню. Потом – отсекли. И эту руку, как святыню, Наталья хранила. Она сама не мучалась. Ей, как одной из женщин, которые хоронили своих любимых, была дана особая мука – смотреть на смерть того, кого она любит. Так было у Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Софию никто не мучал. Замучили Веру, замучили Надежду, замучили Любовь. София сама умерла. Так было и у Маккавеев, мучеников. Короче, женщина, если любит, ей не нужно другой муки, только посмотреть, как убивают того, кого она сама любит. Ей этого хватит, чтобы самой умереть. Вскорости она и сама ушла из этого мира. Наталья. (…) Тогда были совершенно иные рамки жизни. Она была красивая молодая женщина. За ней хотели еще ухаживать. Но она всячески молилась Богу, чтобы ей не нужно было уже мужей. Ее муж уже в Царстве Небесном. И муж помог ей. Он ее забрал.
Вот – супружеская пара. Супружеская пара, которая на фоне наших этих семейных жизней, конечно же выделяется. У людей были другие ориентиры, другие цели, другие смыслы. Но нам они в помощь. Особенно – сейчас. Семья – это же один из последних бастионов. Знает враг, что, если семью разбить, то все пропадет. И Паисий Святогорец говорил: — Если семья нормальная исчезнет, у нас не будет монахов, не будет священников. Просто не будет ни одного достойного человека. В развратившемся гнилом мире не будут рожаться святые люди. И Амвросий Оптинский говорил: — Вы, в миру живущие, плодовитая лоза. А мы, монахи, мы – палка сухая. Мы вас поддерживаем, чтобы вы на землю не упали. Вы нам нужны. Брак – это один из последних бастионов, в котором сохраняется еще нормальная жизнь мира. Соответственно, нам с вами нужны помощники из тех святых, которые прожили жизнь в браке. (…) Что такое тяготы повседневной семейной жизни – они это знали. Нам такие помощники нужны. Монахам нужны монашествующие помощники. Мирянам нужны «мирянствующие» помощники. Захария и Елизавета. Иоаким и Анна. Можно подобрать. Их, в общем-то, не так уж мало. Но не так уж много. Таких святых, которые на земле были мужем и женой. И в Царство Божие вошли вместе. Святой муж и святая жена, на земле сумевшие заработать себе пропуск в Царство Небесное.
Вот сегодня такие поминаются. Адриан и Наталия – святые мученики. Говорю это вам для того, чтобы вы обращали свои глаза за помощью к тем, что тоже был в браке. Брак – свят. Брак небезукоризнен, но брак – это гнездо, из которого вылетают орлы. Всем добродетелям учит семья. Об этом нужно заново говорить. Кому-то может показаться, что добродетелям учит, ну, скажем, – послушание. Или монашество. Или алтарная служба. Или семинария. Или что-то еще. И никто не думает про то, что семья учит добродетелям. Семья требует труда. Семья требует коллективной ответственности. Все собрались – и какую-то работу все вместе сделали. Не я сам для себя помыл какой-то кусочек пола в своей комнате; мы все вместе пошли и сделали уборку. Семья требует коллективного, соборного труда. Семья требует не быть жадным. Семья требует, чтобы ты умел заработать и умел поделиться. Семья требует какого-то коллективизма хорошего. Вместе с трудолюбием там и целомудрию есть место, и уважению к старшим, и защите младших. Все это в семье воспитывается. Нет ни одной добродетели, которая бы в семье не воспитывалась, включая целомудрие. Целомудрие в семье тоже воспитывается. Брак уцеломудривает человека. Тайна супружества – она целомудреннее делает мужа и жену. Это великая тайна. С одной стороны, дети рождаются. Тяжело воспитываются, тяжело вынашивается. Это такое тяжелое благословение от Господа Бога. Брак воспитывает все до одной добродетели человека. И об этом нужно говорить. Потому что – люди женятся, и женятся, в том числе, и для того, чтобы воспитываться для Царства Небесного. Посмотрите на Василия Великого. Мама – святая. Эмилия. Сестра – святая. Макрина. Бабушка – святая Макрина. Два брата – святые. Петр и Григорий. И еще есть несколько святых, имена которых я забыл. Целый куст святых. И такой должна быть любая семья. Кто-то – больше. Кто-то – меньше. (…)
Семья все лечит. Всему учит. И все – может. Настоящая такая сила Божия. Красота Божия. Надо смотреть на семью, как на школу добродетелей. Добродетели не в одних только монастырях живут. Добродетели живут там, где любят Бога. И каждая семья должна быть такой маленькой «церквочкой». (…) Надо об этом говорить. Надо петь песни про семью, чтобы она не исчезла. Исчезновение семьи будет, одновременно, исчезновением всего святого и крушением Вселенной. Златоуст говорил: Вся вселенная состоит из государств. Государства состоят из городов. А города состоят из семейств. А семейства – из мужчины и женщины. Поссорьте мужчину и женщину, и вы разрушите всю вселенную. Схему такую построил. Простейшая, легчайшая и очень правильная. (…)