Совесть будит память. Разбуженная память хочет усыпить совесть, чтобы человек не уходил плакать в пустынное место, а привычно занимался обычными делами.
Для совести все совершённые дела не имеют срока давности. Все дела, имеющие нравственную оценку, совершены «сегодня». Так думает совесть. Поскольку она — от Бога, а Его жизнь — это вечное «днесь».
Время обманывает человека. На том бывшем поле, на том месте, где Каин убил брата, сегодня, возможно, стоит многоэтажный дом. А может, там — площадка для гольфа. Вы скажете играющим: «Люди! Не играйте здесь в гольф! Здесь совершилось первое в человеческом мире убийство!» — А вам ответят: «Ну и что? Не живите прошлым. Живите настоящим. Играйте с нами».
Быть может, это логично. Но у совести есть своя логика. Совесть упёрта и не всегда согласится даже выслушать сторонние доводы. «Вчера», «год назад» и «до Рождества Христова» для неё существуют одновременно. Раз грех, значит, грех, и нет срока давности.
Когда мы говорим (например, листая фотоальбом) «это я в школе», «это я в армии», то смысловое ударение у нас падает на текущие и изменяющиеся обстоятельства: «в школе», «в садике», «на отдыхе». Для совести же важно то, что и там, и там, и везде — один и тот же «я».
Воспоминание о грехе обожгло тебя, но ты тут же дал приказ выступить вперёд армии оправданий. «Я не знал», «это было давно», «я в этом каялся», «так все делали». Если отдельную отговорку превратить в камень, то их количество будет достаточно для строительства большого здания. И ты даже можешь сказать со временем: «Учитель, смотри, какие здания!» Но непременно услышишь в ответ: Истинно говорю тебе. Не останется здесь камня на камне (см. Мф. 24, 2).
Спрятанное будет найдено, забытое вспомнится, то, о чём, казалось, не знал никто, будет провозглашено на крышах.
Подумаешь об этом, сидя на верхней полке в сауне, и по спине пробежит холодок. Вникнешь в это, стоя на остановке трамвая в крещенский мороз, и станет вдруг так жарко, что шапку снимешь.
Прошлое не исчезло. Оно просто спряталось. И тем страшнее будет потом его внезапное появление.
Будущее тоже плодит обманы и умножает иллюзии. Оно само — будущее — ещё не наступило. Ещё оно само является только возможностью, но оно уже пытается нам лгать и умножает обещания, как аферист при торговой сделке. В нашем фантастическом будущем мы думаем, что всё успеем исправить, мы залижем раны, прикроем наготу и стыд красивой одеждой, благородной тяжестью хороших дел перевесим мусор ошибок и подлостей. В общем, «Мы заживём… Мы увидим небо в алмазах… мы будем много работать и честно есть хлеб.» Как Манилов, возможно, мы построим чудесный мост или даже осчастливим разом всё человечество.
Когда щёки болезненно румянятся от сладких мечтаний, совести тяжело восстать против этой фикции. Всё-таки мечтается о хорошем. И кому из нас не близки слова из арии князя Игоря: «О, дайте, дайте мне свободу! Я свой позор сумею искупить»? Кто и как в действительности «искупил свой позор», получив «свободу», знают, опять-таки, только Бог и совесть. Очевидно лишь то, что мечтать бывает очень вредно. Растравленный мечтами, воспалённый ими ум способен с ещё большей силой отвращаться от действительности, гнушаться ею, удаляться от практической деятельности. Любые серьёзные перемены требуют упорства и подчас рутинного труда, когда желаемая цель кажется удаляющейся, а не приближающейся. Любитель фантазий и быстрых результатов редко способен вынести полуденный жар и тяжёлую работу.
Жить в долг — некрасиво. Опасно привыкать к кредитам, особенно если берёшь их ради вещей и целей второстепенных. Будущим, как кредитом, нельзя расплатиться за прошлое. Надеждой на будущее добро нельзя заглушать нравственную боль, рождённую прошлым.
Его, будущего, может вообще не быть. Ножницы в руках главы приёмной комиссии легко перерезают ленточку на сдаваемом объекте. Ножницы смерти ещё легче перерезают ленточку нашей жизни.
Чем менее «объект готов к сдаче», тем невыносимее внезапное вторжение смерти в наши планы на будущее.
Бесплодным фантазиям о будущем соответствуют ностальгические воспоминания о былом. В «Степи» у Чехова юный герой слушал разговоры взрослых на ночлеге у костра. Ему казалось, что он видит перед собой глубоко несчастных людей, которые были безмерно счастливы в своём далёком прошлом. Этот вывод неизбежно рождался из услышанного. Обо всём, что наполняет их жизнь сегодня, люди говорили с раздражением, или злобой, или брезгливой усталостью. Когда же они вспоминали прошедшие годы, то глаза у них загорались и в голосах начинали звучать бодрые нотки. Там, в прошлом, они были сильны, умны, любимы и, главное, счастливы. Чехов вкладывает в уста юному герою важный вывод: «Русский человек не любит жить. Он любит вспоминать о жизни». Если в чеховском слове мы узнаём себя, значит, у нас внутри не всё в порядке.
В одной из проповедей митрополит Антоний (Блюм) говорит о необходимости «вернуться к себе под кожу». То есть о необходимости жить конкретно, а не мечтательно. Но конкретно жить и мыслить может и торговец на рынке, и вор, заметающий следы. Значит, надо, чтобы в данном случае конкретность питалась не мирской логикой, а искренней верой. Ведь если современного Адама Бог, как когда-то в раю, спросит: «Адам, где ты?», — то Адам скажет либо «Я вспоминаю прошлое», либо «Я мечтаю о будущем». Оба ответа не должны иметь места. По крайней мере, не должны занимать столько места в нашей жизни, сколько занимают сегодня.
Чтобы не застревать в том, что было, и не создавать в уме миражи грядущего, нужно ходить перед Богом. Это библейское выражение означает именно жить «здесь и сейчас», но не как придётся и не как захочется. Это означает жить напряжённой и внимательной внутренней жизнью и относить к себе то, что Создатель сказал тогда ещё Авраму: Я Бог Всемогущий; ходи предо Мною и будь непорочен (Быт. 17, 1) Именно исполнение этой короткой и многотрудной заповеди добавило впоследствии к имени праотца ещё одну букву. Он стал Авраамом — отцом всех верующих.
Изменение имени означает внутреннюю перемену. И мы должны измениться, чтобы получить новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает (Откр. 2, 17).
Получение нового имени совпадёт с упразднением временной разорванности.
Временная ткань, дробящаяся на столетия, года, недели, секунды, уступит время вечности.
Времени уже не будет (Откр. 10, 6). Значит, прошлое больше не будет тревожить совесть, и фантазии о будущем не будут отнимать у души силу.
«Никто» или «некто»? (2 ноября 2009г.)
«Общее» и «частное», «идеальное» и «реальное» являются противоречиями только в области абстрактной мысли. Реальная жизнь способна стирать противоречия и переплавлять сложное многообразие в не менее сложное единство. «Кто я в Церкви? Никто — или некто?» Попробуем поговорить об этом.
Армия сильна не только новейшей техникой и мудрыми стратегами. Самое крепкое и самое необходимое армейское звено — это рядовой, простой солдат, от чьей храбрости и воинского умения зависит боеспособность армии. Он может казаться безликим, этот один из многих, чью могилу после кровопролитных боёв так и называют — могила неизвестного солдата. Но он не безлик. Он — личность, и её не скроют ни простенькие погоны, ни стандартная форменная одежда.
Разговор об армии нам нужен как затравка. От этой темы легче всего перейти к разговору о Церкви. Начиная с апостола Павла, который призывал христиан к духовной битве и виды духовного оружия сравнивал с оружием римских солдат, и Климента Римского, который Церковь уподоблял стройным и дисциплинированным воинским порядкам, и до наших дней — о Церкви удобно говорить как о войске. Она, конечно, не только войско. Она и Невеста Жениха, и Лоза от святого Корня, и Тело Христово, и паства словесных овец. Но всё же она и войско. И как армия сильна рядовыми, так Церковь сильна прихожанами. Их много, и всех их невозможно знать в лицо. Мы обязаны знать только первых среди народа Божия, обязаны знать имена и лица предстоятелей. Но Бог, Который исчисляет количество звёзд; всех их называет именами их (Пс. 146, 4), без сомнения, знает в лицо и по имени всех бесчисленных прихожан Своей Церкви.
Без народа священник никто. Это генерал без армии, генерал, чьи лампасы, ордена и звёзды на погонах выглядят как насмешка, когда некому исполнять его приказы. Священник — не монах, не отшельник, и если он никого за собой не ведёт, никого ничему не учит, не предстательствует в молитвах собранных вместе христиан, то он бессилен и бесполезен. Даже литургию один, без богомольцев, он служить не может. Это тот один, который в поле не воин.
Но прихожане без священника тоже никто. Это люди, похожие на тех, которых жалел Христос, люди, рассеянные, как овцы без пастыря. Некому крестить и миропомазывать новорождённых, некому напутствовать умирающих, некому благословлять вступающих в брак, некому ходатайствовать перед Богом и приносить Бескровную Жертву. Им непременно нужно встретиться, священнику и прихожанам, чтобы стать самими собой, и в этом обретении себя найти и смысл жизни, и Христову сил у.
Человек неспособен оценить свой вклад в общее дело. Зеркало, в которое он смотрится, почти всегда оказывается кривым. То он видит себя великаном, способным на гигантские шаги и могучие действия, то кажется сам себе блохой и все свои действия склонен считать блошиными. И то, и другое неправильно. И не мы будем ставить себе оценки на последнем экзамене. Несомненной истиной является то, что без маленького не существует большого, и хотя «одна снежинка — ещё не снег», каждая снежинка в отдельности является необходимым мазком художника на холсте с зимним пейзажем.
Какие наши молитвы? Ничего огненного, ничего чудотворного. Но если эти капли собрать в пригоршню, то от жажды уже не умрёшь. Приходя в храм «для себя», ради своих нужд и со своими мыслями, ты рискуешь ничего не получить и ни с кем ничем не поделиться. Но приходя в храм как на общее дело, молясь о больных, путешествующих, о скорбящих, страждущих, о властях и воинстве, ты можешь смело рассчитывать на то, что другие вспомнят о тебе в своих молитвах, и ты будешь помилован чужой любовью. Священник, ежедневно выслушивая людские жалобы и просьбы, может и должен выносить их к прихожанам. «Сегодня, — может сказать батюшка, — я прошу вас помолиться о Петре, муже одной из наших прихожанок, который тяжело болен и ожидает операции». О непутёвых детях, хотящих убежать из дома, об удачном устройстве на работу, о начавшихся родах и о сотнях подобных нужд люди могут узнавать от священника с тем, чтобы на богослужении молиться с ним о нуждающихся в помощи. «Мышца Господня не ослабела, и рука Его не сократилась, чтобы с