Ослепшая от плача, растрепанная, с мокрым лицом, словно безумная она приняла Причастие. И никто не остановил ее, никто не спросил, читала ли она молитвы, постилась ли, была ли на исповеди. Дух Святой, начавший совершать в ее душе спасительное действие, дал почувствовать всем, что эта женщина должна причаститься.
Сорок семь лет пустынного жития и два принятия Тела и Крови Христовых, один раз — в начале пустынных трудов, второй раз — перед смертью. Не было бы Причастия — не было бы сил перенести почти полувековой пустынный подвиг. Не было бы Причастия — Зосима не пришел бы к ней, мы бы о ней не узнали.
Нам не нужно грешить так, как грешила она, живя в миру. Не нужно, потому что подобно ей каяться мы не сможем. Но нам нужно принимать Святые Тайны, без которых, как видим, самые святые — не до конца святы.
Две правды (5 апреля 2010г.)
Есть две правды, подобные плитам, положенным в основание дома. Знание этих двух правд, двух истинных мыслей, позволяет поднимать вверх душевный дом без страха того, что он обрушится. Первая правда звучит так: я — грешник, и не живёт во мне, то есть в плоти моей, доброе (Рим. 7, 18). Вторая правда: Христос воистину воскрес, и смерть уже не имеет над Ним власти (Рим. 6, 9).
Как светильник в тёмном месте, сияет в душе моей совесть. Она мерцает, то разгораясь, то затухая, и нужен немалый труд, чтобы сохранить этот светильник горящим. Как закваска, вложена в человеческое естество благодать Христова, и жизнь моя длится ради того одного, чтобы из Адамовой муки превратиться в тесто Христово.
Мысль о том, что я продан греху и не понимаю, что делаю (Рим. 7, 14-15), требует Великого поста с его слезами и земными поклонами. Весть о Воскресении Христовом, как «эге-ге-е-ей», выкрикнутое в горах, отзывается в душе долгим эхом и требует Светлой седмицы, с её непрестанными «Христос воскресе!» — «Воистину воскресе!»
Вслед за тем, как Христос исполнил всё, что Ему повелел Отец, Он уступил место иному Утешителю, Духу Истины, и Пасха логически стремится найти завершение в Пятидесятнице.
Вот два периода — Великий пост и Пятидесятница, — в которых находят выражение и наша покаянная печаль, и наше предвкушение будущего блаженства. Сорок дней и пятьдесят дней — это четверть года. Если целый год сравнить с циферблатом, с тем ровным кругом, что описывает минутная стрелка за один час, то время от начала Поста до Сошествия Святого Духа будет равно пятнадцати минутам. Одна четвёртая, прямой угол, образованный стрелками, указывающими на «12» и на «3». Если год — это круглый пирог, то время Постной и Цветной Триоди — четвёртая и самая вкусная часть пирога.
В эти дни и службы в Церкви совершаются по особым книгам. Во всё остальное время поётся Октоих, книга, взявшая имя от священной цифры «восемь». «Семь» — это образ мира сего, который был сотворён и благословлён в семь дней. А «восемь» — образ выхода за пределы этого мира и вступления в мир грядущий. И сам воскресный день можно называть, как «днём первым», так и «днём восьмым».
На восемь гласов с помощью Октоиха воспевают православные люди Господа в течение всего года. Но для Великого поста и Пятидесятницы используются другие книги — Триоди.
Может быть, это нужно знать не всякому. Может, кроме духовенства, только те, что поют на клиросе, должны разбираться в этих нюансах. Но скажем об этом хотя бы ради того, чтобы подчеркнуть необычность покаянного и пасхального периодов жизни.
Дети умеют смеяться сразу же после слёз. Ещё слёзы катятся по щекам и блестят на ресницах, а ребёнок может уже заливисто смеяться. Это тоже образ перехода от поста к Пасхе, от печали к торжеству. В двух этих режимах, слёз и радости, закаляется душа, словно выбегает из парной, чтобы броситься в ледяную воду.
Сорок дней ходила душа неприкаянная, как Мария у гроба, и плакала. Всё искала Кого-то взглядом, всё повторяла про себя одно и тоже: унесли Господа моего и не знаю, где положили Его (Ин. 20, 13). Но прошло сорок дней, а затем прошёл и измождающий ужас Страстной седмицы. И на рассвете первого дня дано было узнать душе, что значат слова: возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет от вас (Ин. 16, 22).
И ещё не успели высохнуть одни слёзы, печальные, как радостью засветилось лицо, и потекли из глаз слёзы новые, радостные.
В ту ночь оглянулась душа вокруг и увидела, что ночь — светлее дня, потому что таких же радостных, как она, душ вокруг — множество.
Неэкономические факторы экономики (17 мая 2010г.)
Есть такое выражение: «Война — слишком серьезное дело, чтобы доверять ее военным». Эта сентенция содержит большую долю правды, но чтобы сделать ее стопроцентно правдивой, нужно добавить еще одно слово: «только военным». Точно так же будет справедливым выражение: «Здоровье — слишком серьезное дело, чтобы доверять его только врачам». И экономика — слишком серьезное дело, чтобы сводить ее только к деньгам.
На обывателя ежедневно обрушивается лавина информации, в которой он, в принципе, разобраться не может. Слыша об инвестициях, котировках, демпингах, картельных сговорах, ценах на нефть и платину, простой человек должен чувствовать себя заложником в большой игре, от которой он полностью зависит, и на которую совсем не влияет. Чувство глубокой несправедливости сложившейся ситуации заставляет взяться за перо в интересах «простого» человека.
Понимаем ли мы с вами (все те, кто не учился на экономическом факультете) что-либо в экономике? Должны понимать, если мы вообще хоть что-то понимать способны.
Например, зависит ли экономика страны от такого качества, как трудолюбие? Конечно, зависит. Но трудолюбие — это не экономическая категория, а, скорее, нравственная. И честность — тоже нравственная категория, и от нее тоже зависит экономика. И исполнительность, и аккуратность, и трезвость — это нравственные категории, от которых напрямую зависит экономика любой страны и любого региона. Не делайте вид, что вы этого не понимаете на том основании, что не учились на экономическом факультете.
Если в какой-нибудь условной стране (назовем ее N) преобладающим типом будет лентяй и жулик или жулик и пьяница, то не стоит заниматься экономическими расчетами — никакие инвестиции эту страну не спасут. Заливайте воду в решето, позвольте Сизифу бесконечно закатывать на гору свой вечно срывающийся камень. Все это точно такие же бесполезные и бесконечные занятия, как и оздоровление через инвестиции той страны, где мелкие воры, лодыри и пьяницы встречаются на каждом шагу.
Не могу удержаться, чтобы не сказать несколько слов по поводу внутренней связи между тремя вышеназванными типами.
Вор, конечно, в своем роде — талант. Он даже может быть гением, но именно «в своем роде». По отношению к созидательному труду он — воплощенное лентяйство. Настоящие ценности создает настоящий труд, чьи свойства очень похожи на свойства неутомимо трудящейся природы. Природа творит незаметно и постоянно. Точно так же создаются великие культуры и цивилизации. И ничто так не противоречит психологии вора, как это постоянство созидательного труда и медленное накопление его результатов. Вор хочет пользоваться накопленным и получать все сразу. Вряд ли его мелкая душа способна на мысли о вечности. «Жизнь коротка, и надо брать от нее все» — это именно символ веры паразита, неважно, «тырит» ли он мелочь по карманам или проворачивает махинации с ценными бумагами.
Итак, вор — это лентяй по отношению к созидательному труду. А лентяй — это вор по необходимости. Из всех любителей полежать на печи только Емеле повезло с волшебной Щукой. Всем остальным надо по временам с печи слазить. Голод заставляет. Пошарив по пустым горшкам, лентяй пойдет на двор глядеть — не лежит ли чего без присмотра? Если лежит, то он это утащит и, скорее всего, пропьет, так как «жизнь коротка, и надо брать от нее все». Так лентяй плавно переходит в пьяницу. Так кредо лентяя совпадает с воровским символом веры.
Их тянет друг к другу словно магнитом. Шулеру-наперсточнику как воздух нужны лодыри, мечтающие разжиться «на халяву». Пока второй мечтает, первый реально богатеет, и эта схема незыблема везде, где есть идея «быстрого заработка без особых усилий». Потом обманутый идет топить горе в водке, а обманувший — обмывать успех.
Нравственно испорченному человеку нельзя помочь материально. Он будет вечно недоволен, вечно будет сравнивать себя с теми, у кого «больше», будет ворчать, завидовать, кусать ласкающую руку. Мир вечно будет казаться ему злым и несправедливым. Свои претензии он дерзнет предъявлять даже Творцу мира, и примитивное безбожие будет казаться ему аргументированным мировоззрением.
Сказанное об отдельном человеке в полной мере относится к отдельным народам.
Нужно изменить внутренний, невидимый мир, чтобы заметно изменился мир окружающий. Нужно нравственно исцелиться или, по крайней мере, начать этим заниматься, чтобы внешние усилия перестали быть похожими на заполнение бочки без дна. Реформирование отраслей хозяйства, законотворчество, головоломки с выбором экономических моделей наталкиваются на лень, воровство и пьянство и разбиваются в пыль, как волна о гранитную набережную. В теории все хорошо, но «человеческий материал не вмещает теорию».
У стран, которые живут богаче нас, есть своя длинная история. В этой истории есть место самоотречению, великому терпению, долгим периодам нищеты и разрухи. Там есть место кропотливой работе мысли, вынашиванию идей и настойчивой реализации этих идей, — реализации, иногда растягивающейся на столетия. Нельзя завидовать чужому дому, не зная и не желая знать историю этого дома.
Человек бежал марафонскую дистанцию, выиграл «золото», еле остался жив от перегрузки, а какой-то болельщик-зевака просит у него медаль «поносить». Некрасиво.
Мы хотим жить лучше? Законное и безгрешное желание. Давайте начнем с благодарности и умеренности. Благодарности Богу за то, что Он есть, и умеренности в изначальных претензиях. Иаков просит у Бога «хлеб, чтобы есть, и одежду, чтобы одеться» (см.: Быт. 28: 20). Просьба звучит несколько странно, не правда ли? Разве не ясно и так, что хлеб едят, а в одежду одеваются? К чему такой речевой оборот? Оказывается к тому, что у некоторых столько одежды, что ее впору есть, и столько еды, что ею можно обвешаться, как одеждой. Праведник просит только необходимого, и если затем Бог одарит его богатством, то у этого явления будут нравственные корни. Смиренная душа от изобилия даров не возгордится и не испортится.