Это мы должны были бы, возвращаясь к Сивашу, идти по морю, как по суху, и гнать атеистов до самого Белого моря. Но у них было дерзновение, а у нас — нет. У них было видение будущего, сама идея устроения жизни, а у нас были только сентиментальные воспоминания о прошлом и обрывки скудных знаний по истории Отечества. Тот, у кого нет видения будущего, всегда будет побит тем, у кого это видение, пусть даже и неправильное, но выстраданное и любимое, есть. Качество нашей будущей жизни, таким образом, есть ответ на вопрос: есть ли у нас видение будущего, его предчувствие? Есть ли у нас хоть какие-то ответы на вопросы, которыми засыпает нас жизнь?
Кто мы — мечтатели о великом прошлом или творцы сколько-нибудь сносного будущего? К кому будет близок Господь в грозный час исполнения пророчеств?
Вопросов много. Тревоги много.
И пока земля не дрожит, то и дело слышишь: да бросьте вы мудрствовать!
Но когда задрожит земля, те же люди скажут: что же вы сразу не сказали, что это не шутки?
Быть священнику в школе, не быть ему там? That is the question (12 июля 2011г.)
Для начала нужно спросить самого священника: он хочет ходить в школу для работы, для бесед с учениками, или это ему нужно, как зайцу пятая нога? Всегда довольно людей, готовых сказать: нас не зовут — мы и не движемся; нас не пускают — так тому и быть.
Священник Анатолий Денисов проводит занятия с детьми. Село Спас-Водога. 1990-е гг.
У детей нужды в священнике не может быть по определению. Вся школьная система воспринимается ими, как аппарат насилия над счастьем детства. Чтобы понять, насколько эти мысли неверны, нужно повзрослеть. Польза от священника в школе может быть осознана самими учениками лишь со временем. Поначалу нужду в священнике ощущают взрослые.
Взрослые видят сатанеющий мир. Если они и не понимают, то непременно чувствуют, что надо укреплять берега. Иначе скоро всех смоет. Вот они и просят прийти к ним в классы, поговорить по душам, наставить, разъяснить. Просят те, кто сам нашел дорогу к храму и ощутил, насколько спасительно и освежающе действие Бога на измученную душу. Те из преподавателей, кто этого не пережил, священника в школу звать будут вряд ли. А те, кто пережил, будут звать, но не всякого.
Мы уже довольно сказали, что изобразить сказанное графически.
Рисуем мысленно равнобедренный треугольник с высокой и острой вершиной. Эдакую фигуру, похожую на острый небоскреб. Углы сторон при основании чуть меньше, чем 90 градусов.
Основание треугольника, это — тезис о необходимости присутствия священника в школе. Это фундамент. Но, как мы ранее сказали, дети нужду в священнике еще не чувствуют. Чувствуют те из взрослых, которые «вкусили и видели, яко благ Господь».
Отступаем несколько от основания вверх и проводим черту, параллельную бывшему основанию. Треугольник становится «острее» и уменьшается в размерах, словно усаживается.
Горькая правда в том, что не всякого священника позовут. Смиренный наш народ любит всех пастырей, но, обладая здравым смыслом и начатками умения анализировать ситуацию, в разведку хочет ходить не со всеми подряд.
Пора уменьшать еще уже и без того уменьшенный треугольник. Отступаем от нового основания вверх и проводим новую черту. Точно так же уменьшается в размерах возносящаяся в небо ракета. Она отбрасывает отработанные ступени.
Из тех, кого позовут, не все пойдут. Вот вам и новая причина для сокращения треугольника в размерах.
Есть требы, и здесь активность понятна всем. А есть апостольский труд, когда «красны ноги благовествующих мир», но эта деятельность не всем понятна. Многие в ответ на просьбу прийти, ответят, что недосуг, что работы полон рот, что сами, мол, пусть в храм приходят, и так далее. Пришла опять пора сокращать размеры однажды нарисованного треугольника.
Но те, что согласились, тоже попадают в царство необходимости. Там, с детьми, нельзя разговаривать так, как священник привык говорить с прихожанами. Там нужно втолковывать азы, там нужно прислушиваться, там нельзя командовать. К этой специфике, опять же, готовы не все.
В своем предельном урезывании треугольник стремится стать одной лишь вершиной, то есть точкой. От изначально большой геометрической фигуры он умаляется до размеров геометрической аксиомы. И снова впору задавать схоластический вопрос: сколько Ангелов может уместиться на конце иглы? Этот вопрос несправедливо осмеян. В нем — бездна смысла, и бытового, и умозрительного.
Мне хочется сказать несколько слов тем «ангелам», которые уместились на конце иглы. То есть тем священникам, которые таки пойдут в школу, и будут там трудиться.
Мы не идем в классы, чтобы читать катехизис.
Нам нужно научиться простым языком говорить с детьми о непростой жизни. Что мы расскажем им?
Мы расскажем о том, что если ты стал посвященным в чужую тайну, то, Боже тебя упаси, разболтать эту тайну кому бы то ни было.
Мы расскажем о том, что слабых обижать нельзя. Это не красит человека. И смеяться над увечьями и недостатками других людей нельзя. Неровен час, и ты в наказание станешь калекой, и придется тебе увидеть свои прежние усмешки на чужих устах. Подумай об этом заранее.
Мы скажем о том, что завтрак, принесенный в школу, нужно делить с другом на перемене. И что нельзя есть втихаря и в одиночку.
Скажем о том, что все, чем мы пользуемся сегодня, есть плод чужого труда. Свет в лампочке, пиджак на плечах, цветы на клумбе стоили денег, и пота, и труда. А значит, нам нужно беречь чужой труд из чувства благодарности. Много таких тем, ох, много!
Символ веры мы объясним потом. Потом, чуть позже заведем с детьми речь о молитве. Для начала нам будет нужно убедить их сердца в том, что мы учим их не сверху вниз, а лицом к лицу. И говорим мы с ними не об умозрениях, на которые многие просто по возрасту не способны, а самой жизни, о самой гуще ее, где растворены и смешаны вопросы этики и эстетики, совести и традиции.
Об этом, мнится мне, должны говорить с детьми те «последние из могикан», которых позвали, которые согласились идти и общаться с нашим будущим в лице детей, сидящих за партами.
Некто однажды похвалялся показать последнего попа по телевизору. Думал устроить шоу, думал явить миру «динозавра» с бородой и в рясе. Но вот, «погибе память его с шумом».
Впору последнего атеиста по телевизору показывать.
Это я к тому, что попам в школе быть. Как бы кто ни дергался и ни извивался.
Только не всем попам там быть, и это хорошо. Это даже естественно.
А тем, которым быть, нужно заранее готовиться к тому, чтобы быть детям не ментором, а старшим другом. Быть честным человеком, пришедшим от сердца к сердцу передать крупицы смысла и опыта. И не столько лекции нужно читать, сколько разговаривать с детьми о сложной человеческой жизни; разговаривать в режиме сострадания и большего, по возрасту, опыта.
Если будет это, то все остальное будет. И неважно то, что изначальный наш треугольник измельчился до одной лишь вершины, похожей на точку. На этой точке, на этом кончике иглы, не тесно будет многим и многим Ангелам, каждый из которых способен совершить работу великую и неоценимую.
Напоминание (13 июля 2011г.)
Человек мал, но у него есть свое большое прошлое. В это прошлое хочется временами входить, как в лавку древностей. Хочется возвратиться хоть раз в город детства, где все деревья были большими. Хочется войти в дом, в котором родился, в школу, за одной из парт которой сидел.
У каждого есть свое маленькое, может и не священное, но дорогое «предание», вспоминая о котором, человек смягчается сердцем и ощущает разом и стремительность времени, и совершившиеся перемены, и таинственность бытия. Это — устойчивое свойство человеческой души, и в Евангелии оно тоже отображено.
Ангел говорит женам у пустого Иисусового гроба, что Он «предваряет», их в Галилее, «там Его увидите» (Мк. 16:7)
Почему Христос, изволивший и пострадать, и воскреснуть в Иерусалиме, «предваряет» апостолов в Галилее?
Митр. Антоний (Блюм) высказывает предположение, что там, в Галилее, где Господь провел большую часть времени с учениками, все должно было напоминать им о Нем. Там апостолы нашли свою «первую любовь» (Откр.2:4), которую нельзя оставлять. Там эта любовь должна была разгореться с новой силой.
Слово Божие неисчерпаемо, и у этого евангельского сюжета могут быть и другие толкования. Но есть еще в Новом Завете сюжеты, всматривание в которые говорит нам о той пользе, которая проистекает из наложения одного события на прежде бывшее. Это рассказ о призвании на апостольство Петра, в его связи с рассказом о возвращении Петру апостольского достоинства после отречения.
Не один и тот же евангелист, но два разных — Лука и Иоанн, рассказывают об этих событиях. Лука в пятой главе Евангелия рассказывает о бесплодной ловле рыбы Симоном в течение всей ночи. Из его лодки Господь учил народы, отплыв несколько на глубину. Когда же закончил, повелел Симону отплыть еще дальше и закинуть сеть. Симон, вопреки бессонной ночи, не принесшей улова, проявляет послушание и забрасывает сеть. «Сделав это, они поймали великое множество рыбы» (Лук. 5:6) Будущий апостол ведет себя не как ищущий чудес, но как человек, чудес недостойный. Он падает в ноги Христу и просит Того выйти, ибо он, Симон, «человек грешный».
Петр увидел тогда то, что дела, невозможные без Иисуса, становятся с Иисусом возможными. И Петру вскоре предстоит делать невозможное — ловить народы в сети евангельской проповеди. Он должен хорошо понять и твердо запомнить, что это невыполнимо без помощи Самого Христа.
Если же Христос рядом, тогда все по плечу. И вот, рыба поймана, но поскольку дело не в ней, и новые горизонты начали открываться, «вытащив лодки на берег, они оставили все и последовали за Ним» (Лук. 5:11).
Все в этом рассказе достойно внимания: и послушание Петра вопреки очевидности, и стремительно наполнившиеся сети, и смирение апостола, исповедующего себя грешником перед лицом явного чуда. И вот прошли несколько кратких и насыщенных событиями лет Господней проповеди и служения. Много раз видел Петр кроткое и не показное всесилие Сына Божия. Видел воскресавших мертвецов; видел рыбу, имеющую во рту деньги, достаточные для уплаты храмового налога. Видел он и тысячи людей, насытившихся малым количеством пищи. Слышал на горе голос Отца во время Преображения. И сам он, бывший рыбак, удостоился по дару свыше исповедать Иисуса «Христом и Сыном Бога Живого».