ле Илии пришел Иоанн с проповедью покаяния, «прислали из Иерусалима священников и левитов спросить его: кто ты?» (Ин. 1: 19). И среди главных вопросов был и такой: ты Илия?
Иоанн тогда сказал «нет», поскольку он не Илия, но «глас вопиющего в пустыне». Он пришел приготовить людей к вере через проповедь покаяния. Он — предтеча первого пришествия, пришествия смиренного и искупительного. А Илии предстоит быть пророком и предтечей второго пришествия Христова.
Все это — тайны, скрывшиеся от премудрых и разумных, но открытые впоследствии младенцам. Ныне же Илия смотрит с любовью на Царя Израилева, Который вместе с тем и Агнец — невинный, предназначенный к закланию.
Там, где живет Илия, время движется по-иному. На земле тянутся годы и сплетаются в столетия. А собеседники Ангелов — Енох и Илия — могут не замечать их, поскольку живут близ Бога, у Которого тысяча лет — как один день. Но наступит время, когда человечество составит из себя одно греховное целое, подобное сплетенному змеиному клубку. Это будет безмерно разгордившееся и безмерно развратившееся человечество. Оно откажется поклоняться Истине и полюбит ложь. Из среды этого неисцельно больного человечества явится, словно горький плод на ядовитом дереве, человек, любящий себя так же сильно, как любит себя отец лжи — сатана. Этот человек сравнит себя с Христом, и большинство людей не способны будут отличить эту грубую ложь от правды. Вот тогда Илия прервет свои непрестанные молитвы и явится среди людей, чтобы свидетельствовать Истину.
«Истинный Мессия уже приходил, — скажет он народу Израиля. — Тот, кого вы превозносите и на кого надеетесь, — обманщик». Илия не побоится сказать правду. Не побоится он за правду и умереть, подобно Иоанну, пришедшему в одном с Илией духе проповедовать покаяние.
А сейчас он смотрит на сияющее, подобно солнцу, лицо Христа, на одежды Его, ставшие ослепительно белыми, и будущее открывается его пророческому взору более ярко, нежели обычному человеку вспоминается прошлое.
Что же это было там, на горе?
Это было Царствие Божие, пришедшее в силе. Так сказал Христос перед Преображением: «Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе» (Мк. 9: 1).
Христос, сияющий, как солнце. Люди, поклоняющиеся Ему. Слава Божия, освящающая праведников. Это и есть Царствие Божие, явленное на краткое время малому числу избранных, но ожидающее в конце веков и времен всех, кто записан в Книгу Жизни.
Один из бывших на горе в тот день — Иоанн — со временем станет зрителем еще более чудных откровений. Он увидит Небесный Иерусалим, о котором скажет, что «город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его и светильник его — Агнец» (Откр. 21: 23).
Так Агнец, ставший светильником на Фаворе для пятерых избранных, станет источником света для великого множества людей, поющих: «Буди светлость Господа Бога нашего на нас!», «Во свете Твоем узрим свет», «Боже, ущедри нас, благослови нас, просвети лице Твое на нас и помилуй нас».
Бывшее на Фаворе превосходит всякую цену. Это событие учит нас тому, в Кого же мы, собственно, верим, Кого называем Спасителем.
Это не просто Человек и Учитель.
Это — Бог пророков, Податель Закона, сладчайший Собеседник древних праведников, вечное сияние славы Отца, Свет от Света, Бог истинный от Бога истинного.
Это Тот, Кто выше Моисея. Тот, Кому предстоит Илия.
Он — Свет истинный, просвещающий всякого человека, грядущего в мир.
И будущую надежду проясняет фаворское сияние и о будущем светлом Царстве возвещает нам.
И само изобилие плодов, освящаемых в этот день, говорит нам о сладости и радости, о богатстве и красоте будущего и грядущего Царства, которому не будет конца.
И даже фрукты в сей день — источник мыслей для радостного и сладкого богословия. Ведь о Царе прикровенно сказано: «Что яблоня между лесными деревьями, то возлюбленный мой между юношами. В тени ее люблю я сидеть, и плоды ее сладки для гортани моей» (Песн. 2: 3).
Успение (26 августа 2011г.)
Любить Христа можно так, как любит царя верноподданный, живущий за тридевять земель. В лицо не видел, в глаза не смотрел, но сердцем любит. На стену прикрепил вырезку с портретом из журнала, в царские дни работать отказывается.
А вот любить мать царя невозможно иначе, как только будучи вхожим во внутренние царские покои, будучи приближенным к сокровенной от посторонних глаз жизни не царя только, но и семьи царской. Нужно быть царю родным, чтобы любить его мать и других родственников.
Эти слова сказаны, чтобы издалека подобраться к теме почитания Богородицы. Чтобы по аналогии, как по ниточке, дойти до этой истины.
Почитание Богородицы — это семейный архив, семейная память, семейное предание. Уже не издали чтит Господа, но вплотную приближается к Нему тот, кто чтит Облеченную в солнце Жену, послужившую Тайне Воплощения Бога. Мы не рабы, издалека кричащие хвалу, но дети семьи Божией, когда чтим Богоматерь.
Праздники Ее сокровенны. О них можно говорить на ухо, и об Успении — особенно. Оттого, вероятно, праздник этот так любим монашествующими.
Приближение к светлым тайнам подобно приближению к огню очистительному, и впору вспомнить Моисея, закрывавшего лицо при приближении к горящей купине (Исх. 3: 6). Так и кондак праздника Успения говорит: «Огради моя помышления, Христе мой, ибо стену мира воспети дерзаю, чистую Матерь Твою. На столпе глагол укрепи мя и в тяжких мыслях заступи…»
В тяжких мыслях заступи.
Монахам это более, чем мирским, понятно.
В день Успения мы говорим о том, что Матерь Света умерла.
Произнесем еще раз эту фразу и поставим в конце ее точку по всем правилам грамматики. «Богородица и Матерь Света умерла».
После этих слов и этой точки праздник возможен только в том случае, если совершилось еще «что-то». Иначе особого праздника бы не было. Мы продолжили бы праздновать Введение во храм, Благовещение и Рождество. Мы чтили бы многочисленные Ее иконы. Но Успение в этот светлый перечень бы не попало. Оно бы помнилось наряду с днями поминовения усопших праведников, апостолов, мучеников. Помнилось бы так, как, к примеру, помнится страдальческая смерть и славные имена Петра и Павла.
Все святые, разлучившись с телами, ожидают воскресения мертвых. Они уже веселятся перед лицом Божиим и не боятся будущего, которое не таит для них ничего страшного, но лишь воскресение плоти, умножение славы и полное вхождение в Царство. Все они веселятся, но только душой. Не весь человек продолжает жить, и пока единство души с имеющей воскреснуть плотью не восстановится, это будет еще «не все» веселье, «не вся радость».
Так было бы и в отношении Богоматери, если бы после точки в предложении о Ее смерти ничего больше не стояло. Однако праздник есть, и если он велик, то только потому, что гроб, недолго хранивший тело Богородицы, пуст. Петр и Павел ждут воскресения мертвых. Воскресения ждут все святые. Но Богоматерь для Себя уже ничего не ждет.
Ее гроб пуст той же священной пустотой, которой ознаменован гроб Ее Сына — Христа Спасителя.
Желудок сыт, когда полон. Дом богат, когда полон всякого добра. А вот гроб свят, когда пуст.
И пуст не от рук воров, кощунников или гробокопателей, а от непобедимой силы Воскресения!
Именно так пуст гроб Христов, этот источник всеобщего воскресения. Пуст и гроб Матери Христовой. Поэтому праздник Ее Успения велик. Он и назван не днем умирания, а днем Успения, поскольку недолгим был этот смертный сон.
Ее окружало особое воспитание, и душа ее рано, очень рано ощутила желание не отдаляться от Бога мыслью ни на йоту. Через узкие врата незримого для людских глаз подвижничества Она вошла в простор открывающихся тайн. Ей была подарена сладость особого Материнства. Ей была подарена прижизненная неизвестность и пребывание в тени Божественного Сына. Ей была положена на плечи тяжесть материнского переживания о Нем и безмолвного следования за Ним. Ей было растерзано сердце всем тем кошмаром, который вложен в понятие Страстной недели. Она была несказанно обрадована вестью о том, что Сладчайшее ее Чадо живо! Ей ли не быть отмеченной особой долей в час встречи со смертным холодом?
При всей скромной незаметности Своей на страницах Евангелия, Она — Мария — во всем другая.
Вот цари и великие мира сего могут казаться многим чуть не небожителями или земными богами, хотя на самом деле они ведут жизнь обычного грешника. Они сплетничают, боятся, лгут, развратничают, клевещут. Они умирают в недоумении о будущем, и память о многих из них смывается так же быстро, как смывается с асфальта грязь напором воды из дворницкого шланга. Истинное же величие одето в простоту и неузнанность.
«Яко сотвори Мне величие Сильный, и свято имя Его», — пропела Мария, едва зачав Христа от Духа. Сотворил Ей «величие Сильный» и в дни смерти Ее.
С одной стороны, во всем, как мы, Она умерла. Но, с другой стороны, во всем другая, Она не оставлена во гробе.
Сын взял Ее с Собой. Такова, видно, любовь Его, что царствовать над искупленными Он пожелал не иначе, как вместе с Той, Кто больше всех послужила тайне Искупления.
Предание о празднике изобилует подробностями о Гаврииле, об апостоле Фоме, о некоем дерзком иудее Афонии. Предание даже называет псалом, который воспел апостол Петр, возглавляя погребальную процессию с телом Богородицы. Все это есть в песнопениях праздника и в иконографии. Но мы не всегда должны перечислять эти драгоценные черточки и йоты великого события. Иногда стоит сконцентрироваться на главном.
Главное то, что Дверь, через Которую Всевышний вошел в мир, ушла от нас через двери смерти.
Она ушла вначале только душой, как и подобает смертным, но затем была воскрешена Сыном и покинула землю с плотью. Гроб Ее пуст!
Она ушла, но не оставила нас. И тропарь праздника раз за разом напоминает эту истину: «В Рождестве девство сохранила еси\ Во Успении мира не оставила еси, Богородице».