Вывод из этого явления очень прост. Перед нами люди, не имеющие малейшего понятия о подлинной сути происходящего и пытающиеся копировать чужую успешную деятельность одним лишь механическим повторением внешних приёмов.
Смешно, нечего сказать. Однако — «над кем смеётесь? Над собою смеётесь». Повторять внешние приёмы, не проникая в суть дела, — это врождённый недуг всего человечества.
Когда талантливейший Лев Толстой начал «двигаться умом» в гордых поисках истины, он стал одеваться в лапти и в рогожи и шёл с мужиками на богомолье. Бил поклоны, как они, дул на пальцы, прежде чем перекреститься. Правда, при случае не отказывал себе в удовольствии сказать интеллигентному собеседнику: «Я — барин». Ну чем не культ карго? Оделся в мужика, чтобы мужицкую веру найти и тем сердце успокоить. Но с переменой одежды внутреннее содержание не меняется. Машет флажками папуас, а духи ящики с «пепси» не присылают.
Так мальчик Волька в известной советской экранизации «Хоттабыча» просит старика сделать телефон. Джинн телефон делает, только его поделка — лишь болванка, внешне похожая на таксофон, но соответствующего внутреннего устройства не имеющая и к сети не подключённая, и оттого — бесполезная. Вот тебе и культ карго. От него даже волшебник не застрахован, если волшебник в технике «ни бум-бум».
Вся наша игра в демократию — это культ карго. Мы верим в магию демократических процедур, не давая себе труда заглянуть за кулисы демократического театра. Мы верим в то, что избирательные процедуры сами собой обеспечивают изменение — не власти, нет, — жизни! — к лучшему. Хотя уже один лишь голый слух нам мог бы указать на тождество праха, «иже в урне погребальной», — и бюллетеня, «иже в урне избирательной».
Я не знаю, плакать мне или смеяться, когда звучат словосочетания типа «спикер парламента Киргизии». И дело не в киргизах. Мы сами недалеко от них ушли. Все эти «заплаты из небелёной ткани», пришитые к нашим не столько ветхим, сколько особого покроя ризам, способны со временем лишь сделать дыру ещё хуже. Баловство с игрой по чужим правилам — лучший способ для негодяя делать всё, что он хочет, заручившись формальной поддержкой народных масс.
С точки зрения духовной, отдавать приказы в соломенный «мегафон» и совершать формальные демократические процедуры — одно и то же. Дикарь остаётся дикарём, со всем своим мировоззрением, со своими «мухами» в голове, хоть назови его вице-канцлером, хоть возведи его в приват-доценты. Вся наша сегодняшняя действительность, вернее, всё убожество её, заключается в обезьянничании, в копировании внешних форм без приобщения к творчеству, эти формы породившему.
Иной демократ готов словесно громить оппонентов и бороться за идеалы демократии, но спать на соломе и жевать сухой хлеб, как оный патриций, — не готов. И сына родного за измену жене убить не готов — не только собственной рукой, но и чужой. Пить одну воду и укрываться тощим плащом поборник идеалов Рима не захочет, хоть ты застрели его. Зато приобщиться к славе Рима — очень даже не прочь, для того и рвёт глотку в словесной борьбе за демократические процедуры.
Всё это — карго. Жалкое, смешное, уродливое карго. Ничего больше. Все демократы и либералы наши очень органично бы смотрелись в старых кителях с соломенными погонами. Который год они машут бамбуковыми флажками невидимому самолёту, который вот-вот должен прилететь, неся на борту счастье. Но он так и не летит, а время уходит, рождая сомнение во всесилии парламентских пасов руками.
Кто-то, не приведи Бог, вообразит ещё, что западная жизнь — это рай, а мы — дикари, вызывающие «дух благополучия» копированием западных механизмов. Нет, дорогие, нет. Люди Запада так же податливы на общечеловеческую глупость, как и люди остального мира. Они вертят мебель по учению фэн-шуй, они медитируют в обеденных перерывах, они совершают паломничества к индуистским и буддистским монастырям Востока. Они разочаровались в собственной цивилизации и ищут счастья в тех таинственных областях, где восходит солнце. Они тоже смешны, эти медитирующие клерки и бизнесмены, бормочущие мантру. Они тоже — служители культа карго, то есть люди, ищущие просветления и счастья путём механического повторения чужих обрядов, чужих форм культурной жизни.
А ведь есть ещё псевдонаука, где опыты якобы производятся, и деньги из бюджета выделяются, а результата не будет вовеки.
Есть ещё и игра в святость, где все посвящённые в игру — якобы святые, но на самом деле лишь балуются подражанием, а Духа не стяжали и, судя по всему, не стяжут.
Есть тысячи подмен с тупым и смешным подражанием ранее сложившимся формам. Только вот не для всех это смешно. Многие слишком серьёзно относятся к пустым и бесплодным оболочкам. Случись тебе над этим вслух посмеяться — глотку могут перегрызть.
А ведь это лишь культ карго, и только.
Учиться отличать ложь от истины обязан всякий христианин. Ложь рядится в одежды правды по принципу внешнего подражания. Тот, кто примет подделку за истину, согрешит, поскольку пророк Исайя объявляет: Горе тем, которые зло называют добром, и добро — злом, тьму почитают светом, и свет — тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое — горьким! (Ис. 5, 20). А вот как не перепутать бесхитростную правду с правдоподобной ложью — вопрос. Для всякого верующего человека есть реальная угроза: всю жизнь махать флажками на той полосе, куда никогда не прилетят самолёты. Есть опасность оказаться служителем культа карго при полной уверенности, что ты — христианин. Причём христианин православный.
Соломенные погоны истлели. Винтовку из хвороста объели мыши. «Взлётная полоса» заросла травой, потому что с неё никогда не поднимаются в воздух.
«Плюну-ка я на это бесполезное чудачество, — думает простой человек, — и займусь тем, что прокормит меня и семью мою».
Особый голод (15 сентября 2011г.)
Голод — это беда. Голод — это наказание.
Для людей, знающих, что Бог есть и что Он, а не случай, правит миром, голод — это знак Божиего гнева. В каком-то очень неправильном образе мысли и действия нужно закоснеть людям, чтобы в некий момент было сказано: «Вот, Господь, Господь Саваоф, отнимет у Иуды посох и трость, всякое подкрепление хлебом и всякое подкрепление водою» (Ис. 3: 1).
Если люди сделают из своей гордыни стены и укроются за ними от лица Божия, если Бога люди сделают для себя врагом и над словами Его будут посмеиваться, то голод стает стенобитным орудием, от которого падут богоборные стены. Об этом сказано: «Если и после сего не исправитесь и пойдете против Меня, то и Я пойду против вас и поражу вас всемеро за грехи ваши. Хлеб, подкрепляющий человека, истреблю у вас.» (Лев. 26: 23–25).
Стоит ли ворошить недавние архивы, вспоминать о блокадном Ленинграде, об искусственном голоде на Украине и в Поволжье, чтобы развить эту тему? Неужели не ясно, что будь то голод природный, рожденный отказом земли рожать, будь то голод искусственный, рожденный злой человеческой волей, мы имеем дело с бедой — с великой бедой и, скорее всего, с наказанием.
Но есть и особый вид голода. О нем говорит пророк: «Вот наступают дни, говорит Господь Бог, когда Я пошлю на землю голод — не голод хлеба и не жажду воды, но жажду слышания слов Господних. И будут ходить от моря до моря, и скитаться от севера к востоку, ища слова Господня, и не найдут его» (Ам. 8: 11–12).
Нам, «родившимся в СССР», легче легкого понимать эти слова как исполнившиеся в нашем недалеком прошлом.
Удивительна наша Родина. Если любить ее, то (прав Лермонтов) — «странною любовью». Вся Родина моя сшита из парадоксов, вся — выше логики — или ниже ее.
Страна, победившая и искоренившая безграмотность, страна, посадившая всех своих граждан за парты, стоявшая в очередях за хлебом в дни войны и за книгами в дни мира, эта страна забрала у своих умеющих читать граждан Библию. И действительно скитались люди в поисках Живых Слов. И садились в тюрьму люди за чтение и хранение Книги. И переписывали от руки Книгу, превращаясь невольно в царей Израильских, которым Закон вменял в обязанность переписать Тору и поучаться в ней.
Кто из людей старшего поколения не помнит о том едком литературном мусоре, который назывался «Забавная Библия», «Смешная Библия» и тд.? «Там», на Западе, Господа попытались сделать «притчей во острых и ядовитых языцех» такие персонажи, как Шоу или Твен. У нас же на безблагодатной ниве обливались потом труженики помельче. Но отсутствие таланта восполнял госзаказ, и книжонки эти паскудненькие пылились на многих полках.
И вот как может быть связан голод слышания слов Господних с эпохой публичного печатного осмеяния Господа Бога!
Читаю однажды в «Журнальном зале» ученую дискуссию о возможности или невозможности, уместности или неуместности ученому быть верующим. Ученые, как водится, говорят то ни о чем, то так умно и тонко «о своем», что никому не понятно. А самые яркие искры высекаются не из прохладных рассуждений, а из спора двух людей, из которых один явно не верит, а другой верит по-настоящему. М. Гаспаров, выражая свое ученое «не credo», возьми и затронь не к месту таинство Евхаристии. И тут ему в ответ слышу женский голос. На высокой ноте небезразличия, с хорошим знанием темы и на красивом языке маститому ученому указали на его место в тех вопросах, где речь идет о вере, которой Гаспаров, в отличие от колоссальных знаний, не имеет. Ищу имя автора — И. Б. Роднянская, литературный критик. Кстати И. и Б. расшифровываются как Ирина Бенционовна. Эх, дал бы я ту статью почитать любому антисемиту, от доморощенных до идейных. Глядишь, какая-нибудь головушка бы и остыла.
И пишет там Ирина Бенционовна (спаси ее, Господи) среди прочего о том, как учила по программе переписку Гоголя с Белинским. О том, как среди дежурных фраз критики о правоте Виссариона и его победе над Гоголем почувствовала она впервые сладость имени Иисусова и смутно ощутила, что в Нем — Истина.