Первый снег тает, и большинство влюбленностей обречены растаять, убежать сквозь пальцы, разрывая сердца пополам и приучая юные души к внутренней боли. Но сама боль эта заставляет молодого человека пытаться осмыслить мир.
И, стараясь высказать себя, в это время люди пытаются писать стихи, наивные и корявые, но искренние. Слов не хватает одинаково, что счастливому влюбленному, что человеку, обжегшемуся на первых чувствах. И тот и другой распираемы изнутри переживаниями, для которых еще не составлен словарь.
Самое время начать читать чужую прозу и стихи, в которых максимально точно высказался общечеловеческий опыт. Читать о ком-то и узнать себя, это ли не неожиданный подарок? Русскоговорящему человеку самое время найти на книжной полке или взять в библиотеке «Евгения Онегина».
Татьяна у Пушкина живет в глуши. Свет не разбаловал ее, ничто не покушалось на ее чистоту. Однако годы шли, и девушка созрела, выросла для любви.
Давно сердечное томленье
Теснило ей младую грудь;
Душа ждала… кого-нибудь.
Это подлинная, хотя не совсем приятная правда. Выросший для новых чувств человек не ищет никого конкретного. Он ищет кого-то.
Этот поиск неизвестного объекта свойственен и взрослым тоже. В фильме «Служебный роман» голос главной героини поет:
«Но где найти кого-то, мне грустно без кого-то, могу весь мир я обойти, чтобы найти кого-то…»
Причем снаружи главная героиня (Мымра) представляет собой человека отчаявшегося и нарочито ушедшего с головой в работу. Поет же в ней, под панцирем начальственного образа, душа, не желающая мириться с одиночеством. Так у взрослых и стареющих.
А молодой человек в растревоженном любовью состоянии питает душу произведениями искусства особого рода.
Татьяна в тишине лесов
Одна с опасной книгой бродит
Она в ней ищет и находит
Свой тайный жар, свои мечты
Плоды сердечной полноты…
Опасная книга — это любовный роман. По нынешним временам тот роман 19-го века вовсе не так и опасен. Вот у Земфиры в песне про «девочку, которая созрела», героиня рассматривает наедине «гм-гм журнал», что, несомненно, опаснее. Ангел хранитель тревожится в это время о человеке, как Пушкин тревожится о своей Татьяне.
Погибнешь, милая, но прежде
Ты в ослепительной надежде
Блаженство темное зовешь
Ты негу жизни узнаешь
Ты пьешь волшебный яд желаний
Тебя преследуют мечты
Везде воображаешь ты
Приюты счастливых свиданий.
В состоянии сей сладкой муки человеку бывает невозможно хранить молчание. Высказаться, выкричаться, выплакаться нужно человеку, иначе сердце может, если не разбиться, то выпрыгнуть из груди. Таня, как помним, пытается заговорить с няней.
«Ах, няня, няня, я тоскую
Мне тошно, милая моя:
Я плакать, я рыдать готова!..»
— Дитя мое, ты нездорова…
Ты вся горишь… — «Я не больна:
Я… знаешь, няня.влюблена»
Няня девушке не внемлет, что и не мудрено. «Amanti amenti», — говорили римляне, что в переводе теряет игру слов, отличных лишь одной гласной, и означает: «влюбленные безумны». Чтобы адекватно понять влюбленного нужно быть таким же сумасшедшим как он, то есть тоже влюбленным.
Вообще, когда распахиваешь душу, велик риск, что над тобой посмеются, или поймут превратно, или превратят твою историю в притчу во языцех. Но выговариваться все равно надо, и Татьяна берет бумагу и перо.
Предвижу сложности с этим пунктом. Современные молодые люди пишут с жуткими ошибками, как крестьянские дети на заре Советской власти. Мышление многих стало отрывистым, словно недоношенным, и годится только для SMS-ок. Влюбленный же человек, если не найдет достойных слов для своего чувства, если не споет, или не напишет, или не расскажет о нем, боюсь, будет вынужден мычать, кричать и нецензурно выражаться. Избыток чувств заставит.
Насущная необходимость — в период влюбленности читать хорошие стихи или прозу. Это вернейший способ избавиться от немоты и начать мыслить и говорить красиво. Не нравится «Онегин», читайте в переводе Саади или в оригинале — Есенина. Но мне мил Пушкин и его роман в ст ихах.
Письмо Татьяны предо мною;
Его я свято берегу
Читаю с тайною тоскою
И начитаться не могу.
Далее следует непревзойденный образец любовной лирики и, вместе, эпистолярного жанра. Далее следует письмо Татьяны Онегину. Эти полторы страницы текста хорошо было бы выучить всякой девушке.
Срастворившись, смешавшись с девичьей душой, эти строки способны сообщить ей (душе) каплю некую столь высокого благородства, что плотская грязь и бытовая мелочь вынуждены будут с позором отступить. Хотя бы на время.
Влюбленность, сказали мы в начале, есть боль, и мука, и вступление души в область опасную и неизвестную. Душа «кого-то ждет», душа «с опасной книгой бродит». Она «блаженство темное зовет» и «пьет волшебный яд желаний». Человеку отныне предстоит не раз обжигаться, обманываться, убегать с обидой, унося на сердце кровоточащие язвы. Такова неизбежность, и если исключения встречаются, то их столь мало, что на общий порядок вещей они почти не влияют.
Говорят, недавно у нас появился новый праздник — праздник влюбленных. Что-то вроде пира во время чумы. Что ж, поскольку мы немножко говорили об этом явлении — влюбленности, я пользуюсь случаем и поздравляю тех, кто собирается праздновать, с праздником.
Молитва Симеона (15 февраля 2012г.)
Богатство ищут, счастья ждут. А старость не ждут и не ищут. Она приходит сама и без стука. Поначалу человек раздваивается. Внутренне он чувствует себя молодым, а в зеркале видит кого-то сильно помятого. Но потом человек смиряется. Он признает себя стариком и внутри, и снаружи, и если здесь нет отчаяния, нет на Бога обиды, то вполне возможно, что это начало подлинной мудрости.
В древности святость ассоциировали именно со старостью. Тело смирилось, похоть увяла, мир утомил однообразием разыгрывающихся сцен и наглым господством греха. А вера укрепилась, пройдя через искушения, и молитва не умолкла, и мысли об иной жизни занимают сердце, то пугая, то обнадеживая.
У молодых этого нету и близко. Им кажется, что мир можно в карман положить, как «ключ от квартиры, где деньги лежат». Это умирает человек, сложив крестообразно на груди разжатые ладони, и ничего в них не уносит с собой. А рождается человек, крепко сжимая кулачки, и долго потом за все цепляется и хватается, пока, наконец, поймет, что ничего ему по-настоящему не принад л ежит .
Возраст понимания, что тебе ничего не принадлежит, есть возраст мудрости и опытной слабости. Ребенок тоже слаб, но слаб неопытно. А старик, миновав сильную зрелость, опять вернулся в немощь, но имеет знание и опыт. В это время он, в идеале, должен иметь веру и молитву. Если нет их у него, значит не тот у него опыт, и старость его рискует представить из себя нечто абсурдное и нравственно отталкивающее.
Мы нынче многого лишены. Цивилизацией нам подарены холодильники и телевизоры вкупе с завышенной самооценкой, зато смысл жизни от нас спрятался. Все как-то перекосилось и набок съехало. Стало трудно говорить о самых простых вещах.
Многие до старости не доживают, то есть перешагивают порог вечности абсолютно сырыми и неготовыми. И это не потому что — война или голод, а потому что наркотики, экстремальные удовольствия и просто грех за компанию с абсурдом пожинают жатву ничуть не меньшую.
Если же доживет до старости человек, то вполне возможно, что будет он при помощи косметики, подтяжек и подрезок обманывать собственное зеркальное отображение. Будет одеваться по-молодежному, ловить новости и делать вид, что он «в курсе». Короче, будет человек смешить юную поросль, для которой и сорокалетние-то люди кажутся динозаврами, не то, что семидесятилетние.
Мы говорим об этом потому, что Младенец Иисус был встречен в Иерусалимском храме именно представителями благочестивой старости. Ветхие, как сам Завет, который они олицетворяли, Симеон и Анна видели в Младенце не просто еще одного ребенка, а — наконец-то пришедшего Христа.
О Симеоне говорено много. Об Анне — меньше. Все, что мы знаем о ней, это то, что она была женщина «достигшая глубокой старости, прожив с мужем от девства своего семь лет, вдова лет восьмидесяти четырех, которая не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь» (Лук. 2:36-37).
Быть может, это тот тип женщин, которые умеют любить только раз и, соответственно, только одного человека. Такой же была наша соотечественница — Ксения Петербургская. Мысль о повторном браке для таких женщин невозможна. После смерти супруга они и сами умирают для привычной жизни, и в ожидании ухода из этого мира заняты только молитвой и воздержанием.
Не цепляясь за эту жизнь и ничего в ней для себя не желая, эти люди очень нужны всем остальным. Не будь их, этих всецело отданных Богу людей, кто знает, смогли бы мы, при нашей теплохладности, передать эстафету следующим поколениям? Не обречена ли была бы вера на угасание и исчезновение, если бы хранили и исповедовали ее только такие люди, как мы, и никто лучше нас?
Анна была вознаграждена видением Христа и узнаванием Его! Последнее — самое важное, поскольку видели Христа многие, но узнавали в Нем Мессию далеко не все. И это неузнавание было тем более тяжким, что оставалось оно в людях при слышании проповеди Христовой, при видении исцелений и воскрешений, совершенных Им, при насыщении из рук учеников умноженными Им хлебами.
А Анна ничего еще не видела и не слышала, кроме Маленького Ребенка на руках юной Матери. Но, жившая в Боге, Богом была она научена узнать Искупителя в этом Младенце. Это знание она в себе не удерживала, но «славила Господа и говорила о Нем всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме» (Лук. 2:38).
Что до Симеона, то мне кажется очень важным то, что это человек, не боящийся умирать. Его жизнь была не чередой случайных дней, а осмысленным ожиданием встречи с Христом. Знал он и то, что после долгожданной встречи ему нужно будет сей мир покинуть. Встреча состоялась, и старец ушел из храма умирать.