Временами их последователи превосходили православных во много крат, и внешне ничто не указывало на победу правоверия. Это очень важно понимать и, понимая, задаваться вопросом: а что вообще означает победа Истины?
Победа Истины никак не означает количественное преобладание ее исповедников над различными врагами веры. Тем более она не означает полное исчезновение врагов веры — их физическое уничтожение или принуждение к изменению мнения.
Истина — не количественная категория, она не требует для своего выяснения урны с бюллетенями. Для ее торжества (по внешности с мирским торжеством не совпадающего) нужно, чтобы она была понята, принята и полюблена хоть самым скромным числом людей.
Еще она должна быть высказана и, в случае необходимости, аргументировано объяснена. Все. Если это есть, то Истина победила. Теперь великому множеству людей предстоит к ее голосу прислушиваться, на ее свет идти и к ней приобщаться.
Все сказанное относится не только к вопросу единосущия Отца и Сына. Сказанное относится ко многим вопросам веры и жизни. Просто Собор в Никее был первым событием в истории, когда Церкви пришлось совершить вселенское усилие и напрячь все интеллектуальные и духовные силы для противостояния искажению евангельского учения.
Полным покоем Церковь не наслаждалась никогда, не наслаждается она им и сейчас. Полный покой Церкви не оставлен и не заповедан. Но раз за разом призывается Церковь к мобилизации духовных и интеллектуальных сил, чтобы засвидетельствовать и «право править слово Христовой истины» перед лицом не уменьшающихся в количестве обманов и соблазнов.
И когда Церковь совершает подобные труды, то светлые лики Афанасия, Спиридона и прочих отцов Первого Собора встают перед ее глазами.
«Кто разодрал Твои ризы, Господи?» (26 мая 2012г.)
Прежде чем землетрясение сложит каменные дома, словно карточные домики, его заметят датчики. Какие-то стрелки нервно задрожат, какие-то цифры поскачут галопом, и сидящий у приборов специалист поймет — быть беде. Подобным образом в Церкви беду прежде, нежели она войдет без стука, чуют сердцем святые. Когда арианская ересь готовилась драконом вылезти на свет и дохнуть на Церковь смрадным дыханием, Антоний Великий в пустыне был поражен видением. Видел он, как ослы и мулы вошли в алтарь большого храма и подняли там свой гикающий шум, переворачивая сосуды, стуча копытами, обнюхивая Святую Трапезу. Антоний с болью в душе понял, что ждет Церковь неизвестная дотоле беда, не снаружи терзающая Тело Христов, но пытающаяся ворваться внутрь.
И не только в пустынях есть духовидцы. Есть они (были, по крайней мере) и в больших городах. Петр Александрийский, предшественник борца с арианством — Александра, по преданию видел Христа, одетого в разодранные ризы. Это было тогда, когда ересь еще не заполнила вселенную, но лишь оформлялась и втайне, как опухоль, росла. Святитель тогда задал вопрос: «Кто разодрал Твои ризы, Господи?», и услышал в ответ Христово: «Арий». Эти слова вошли в богослужение.
«Кто Твою Спасе ризу раздра?», — слышим на великой вечерне в субботу после Вознесения. И ответ: «Арий, Ты рекл еси, иже Троицы пресече единочестное начало». Вообще богослужение наше столь глубоко, и свежо, и чудотворно, что уже одно оно есть громогласная проповедь в Духе и истине. Священник может молчать (хотя грех и горе ему молчать), но не молчат стихиры, не молчит канон, тропари звучат и псалмы переливаются. Проповедь Евангелия звучит на службе постоянно.
И можно, как особую разновидность народного просвещения, вводить изучение праздничных тропарей, догматиков, кондаков накануне праздничных служб, чтобы разумно усваивалось богослужение, чтобы радостью узнавания играло верующее сердце. Некоторые батюшки так делают. Некоторые. Много энтузиастов подобной проповеди и назидания было на Руси перед революцией. А там, где священник не делает этого, сами люди нередко читают заранее, еще до службы дневной Апостол, Евангелие, тропари и стихиры.
Но вот, полетав немного, как птицы, в облаках, спустимся как птицы же, и сядем ближе к земле, на какую-нибудь веточку. Я расскажу вам то, что видел и слышал однажды. Расскажу кратко, ибо и сама история — с гулькин нос. Имен не назову, чтобы не обижать, но ничего не утаю, чтобы страшно стало.
В то же ровно время, что и сейчас, только довольно тому лет назад, накануне недели отцов Первого Вселенского собора, я был в паломничестве. Пил впечатления, трудил ноги на службах и засиживал спину в автобусах. И вот за час до вечерней службы в означенный Литургический день стал я свидетелем диалога между пожилой прихожанкой и молодым священником. Она ему говорит: «Батюшка, кто такой Арий?». А он ей: «Где вы таких слов начитались?» Она: «Да вот в акафисте Николаю во втором икосе говорится, что Николай Ария безумного от собора святых отогнал. А сегодня вечером будут петь (я заранее знакомлюсь), что Арий Христу ризу раздрал. Вот я и спрашиваю, кто это Арий безумный?»
Я, честно сказать, удивился, поскольку до тех пор ни разу не видал людей преклонных лет, обычных прихожан, которые бы детально знакомились с богослужебными текстами накануне праздника. Той же реакции естественно было ждать и от молодого попика. Но пастырь овец православных к моему неописуемому удивлению сказал женщине: «Вы и есть этот Арий безумный! Вы замучили меня своими вопросами! Прекратите лезть ко мне с вашими книжками!» И так далее, минуты на три, и все в таком духе.
Это было не на Луне. Это было в России, в одном из тех мест, где всенародные святыни из самых черствых сердец выжимают покаянные слезы.
Я вспоминаю все это сегодня — накануне памяти отцов Первого Собора, и воспоминания с мыслями слепливаются в некий странный ком. Таким комом, в котором трудно выделить главное и второстепенное, и есть наша жизнь. Церковь хранит молитвенную память о прошедших веках. Эта память воплотилась в песнопения, которые нужно знать и учить всю жизнь, чтобы не столбом, а человеком стоять на службе. Если это сделать, полюбят люди, сильно полюбят Церковь не в пример привычной поверхностности. И даже там, где мы ничего путного не делаем, люди сами ищут свет и идут за разъяснениями. А вот здесь некий наш брат по ремеслу, но враг по духу, бьет им, не щелбан, нет, но подлинный лещ, оттянутым заскорузлым средним пальцем. Тем самым, которым ныне обвыкли непристойные жесты показывать. И от этого леща пугливо съеживаются в православной голове остатки смысла. Остается только дзен-буддистский вопрос — если уже и попу Триодь не интересна, то чего удивляться, что Трумэн на Хиросиму бомбу сбросил?
Но ведь эта история и есть некий диагноз, подобный наблюдению дрожащих стрелок перед землетрясением. И ереси, терзающие Церковь, могут бесконтрольно плодиться только в одной питательной среде, имя которой — невежество народа и безразличие духовенства.
Но прочь, прочь лихие думы. Посидели на ветке, той, что ближе к земле. Теперь — марш наверх, в облака! Сегодня в церкви будут петь стихиры: «Кто Твою Спасе ризу раздра? Арий, Ты рекл еси, иже Троицы пресече единочестное начало в разделения: сей отверже Тя быти единого от Троицы, сей и Несториа учит Богородицу не глаголати. Но собор, иже в Никеи, Сына Божия Тя проповеда Господи, Отцу и Духу сопрестольна».
Ты меня любишь? (28 мая 2012г.)
«Ты меня любишь?», — говорит один человек другому. «Конечно, люблю», — отвечает спрашиваемый. «Но почему ты тогда не делаешь то, что я прошу?»
Этот вопрос убийственный. Он подразумевает, что вопрошаемый человек лжет. Он, наверное, не любит, поскольку если бы любил, то делал бы, что просят. Однако он твердит «люблю, люблю», но продолжает делать не то, или не совсем то, что просят. Врет ли он?
Врет ли Петр, когда на вопрос Христа: «Любишь ли Меня?», отвечает: «Люблю»?
Иисус Христос и апостол Петр
Петр не врет, но Господь продолжает спрашивать: «Любишь ли Меня?» Эти вопросы, которых всего будет три, подобны трем штыкам лопаты, которые углубляют первоначальную глубину в два, а затем в три раза. «Любишь ли Меня?» «Люблю!»
«А что ж ты отрекся, если любишь? Итак, еще раз — любишь ли Меня?» — «Люблю!»
«Это что за любовь такая — говорить одно, но делать другое? Ты любишь ли Меня?» — «Ну, ты же знаешь все! Ты знаешь, что я люблю Тебя» «Паси агнцев Моих».
Теперь станем на суд Христовых слов и мы. Не одному же Петру там стоять!
Спросит Христос: «Ты любишь Меня?» Мы ответим: «Да, да. Конечно. Разве Тебе иного не знаем. Имя Твое именуем!» А Он спросит вслед: «Как же ты творишь на каждом шагу то, что Я не заповедовал; то, что Я ненавижу; то, что Мне не нужно вовсе?» Что мы скажем в ответ?
Мы ничего не скажем, но мы поймем нечто. Мы поймем, что в человеке одновременно живут и вера, и неверие. Отсюда вопль: «Верую, Господи, помоги моему неверию!» Подобным образом «люблю» и «не люблю» одновременно тоже живут в человеке. «Люблю» и, значит, творю волю Твою, творю заповеди Твои. Но вместе с тем не до конца люблю, а значит, творю волю свою и заповеди человекоубийцы тоже временами исполняю.
По характеру Петр весь наверху, весь на поверхности. Как тот корабль или лодка рыбацкая, в которой он плавал по поверхности вод в бытность рыбаком. Сердце его привычно к доверию первым своим движениям. Если сию секунду люблю, то (думает подобный человек) всю жизнь любить буду. Если сейчас не боюсь, то никогда не дрогну. Мы на подобную простоту, граничащую с легкомысленностью, не имеем права. Для того Петр на себе самом и провел эксперимент, чтобы горько оплакать свои «души прекрасные порывы» и предостеречь всех нас от полного доверия себе. Если сейчас люблю, то вовсе не значит, что люблю по-настоящему.
Рыбаки тонко и избыточно не рефлектируют. Люблю, значит — люблю, и не важно, что только недавно отказывался от «Человека сего». Куда более знаком с глубиной сердца Павел. Этот человек — глубокий книжник и смеситель еврейской хитрости с языческой мудростью. Он часто говорит, что «влечет его и то, и другое», имея в виду умереть или остать