— Нам чего-нибудь нашего, — сказал баритон.
— «Мурку», что ли? — спросил, осмелев, Григорий.
— Типа того.
— «Мурку» я не играю. Я играю серьёзную музыку. Вот сейчас мы репетируем ораторию Сен-Санса.
— Слушай, Чиполлино, нам это… как тебе сказать? Нам непонятно будет, въезжаешь?
— Это вам так кажется. — Григорий уже изрядно осмелел и почувствовал себя не в лапах чудовища, а в диалоге с людьми. Он почувствовал, что больше непрошеных слушателей начинает владеть ситуацией. — Серьёзная музыка понятна всем. Вы когда-нибудь лебедя видели?
— Ты что, издеваешься?
— Ну вот представьте себе лебедя. Представьте, как он плавает по тихому озеру и вода мягко расходится за ним едва заметным шлейфом. Закройте глаза и представьте. А я сыграю произведение, которое называется «Лебедь». Это тоже Сен-Санс, ораторию которого мы сейчас репетируем.
Два человека зажмурились, а третий, взяв несколько нот для пробы, начал играть. Нужен был фотоаппарат, чтобы заснять эту «встречу на Эльбе»! Это было похоже на столкновение двух цивилизаций. Одна цивилизация была сурова. Она выжила в снегах ледникового периода, вырастив на сердце и на всём кожном покрове грубую защитную броню. А вторая, наоборот, долго обрезывала и очищала сердце, делая его чутким и восприимчивым к любому прикосновению. Два представителя первой цивилизации стояли непривычно для себя самих — закрыв глаза, а представитель другой водил смычком по струнам и сам в это время был похож на струну натянутую и звенящую. А между ними, в согревшемся от игры воздухе, царственно плыл по тихому озеру лебедь Сен-Санса. Он иногда окунал голову в воду, иногда прятал её под крыло. Но он всё время плыл, не останавливаясь, и озеру, казалось, не было конца.
Через несколько минут игры надтреснутый голос вскрикнул.
— Стой! Стой! Вот здесь теплее надо!
Григорий улыбнулся в ответ и стал играть «теплее», а кричавший, закрыв глаза, продолжил слушать. Он действительно понял эту музыку, и радость понимания грела его не меньше, чем звуки скрипки.
Дом резонировал. Звуки уходили вверх, усиливались, заставляли подрагивать невыбитые стёкла. Музыка без стука заходила в дома, сначала раздражая непривычностью, а затем совершая умиротворяющее помазание. Люди открывали двери квартир, чтобы закричать «Уйдите!» или «Перестаньте!», но не кричали, а оставались у открытых дверей и слушали. После «Лебедя» из «Карнавала животных» Гриша сыграл ещё Рондо Каприччиозо, и когда он заканчивал, из-под закрытых век баритона вытекла скупая и жгучая слеза, какими плачут люди, пережившие ледниковый период.
Они, конечно, отдали Григорию все его деньги, а может, и додали своих. Они проводили его домой, чтобы никто пальцем не тронул Паганини («Сам знаешь, что у нас по вечерам случиться может»). Они бы и поблагодарили его на все лады, но слов в лексиконе было маловато, и большую часть своего восторга они, размахивая руками, выражали матюками и междометиями.
Все трое в ту ночь засыпали улыбаясь. Но это была не та улыбка, которой встречает незнакомых прохожих некогда крепкий парень Мишка.
Обычно бес стоит незримо между людьми, нашёптывая помыслы, провоцируя вражду, подталкивая на злодеяния. А между этими тремя людьми в сей вечер тихо и неторопливо проплыл лебедь. Он проплыл, перед глазами одних открывая красивую и неизведанную жизнь, а в глазах другого подтверждая ту истину, что люди изначально хороши, и если плохи, то лишь потому, что сами не знают себя настоящих.
Исследуйте Писание (14 августа 2012г.)
Память мучеников Маккавеев стоит в ряду церковных исключений. Она касается личностей Ветхозаветных. А кого еще мы торжественно и всецерковно чтим из деятелей времен от Моисея до Мессии? Пожалуй, только Илию. Еще — праотцев в неделю, предшествующую Рождеству. Но там обилие имен поминается вместе, и нет возможности обсудить, осветить, передать слушателям сущностные моменты жизни Адама, Ноя, Авраама, Давида… Каждый из них достоин долгой беседы, да и не одной. Но нет этих бесед. Не звучат они.
О, Иисусе, когда же это будет так, чтобы пастыри и там и здесь, всюду по храмам часто собирали народ, «велели рассадить всех отделениями» (См. Мк. 6:39) и беседовали с ними пространно «о Гедеоне, о Вараке, о Самсоне и Иеффае, о Давиде, Самуиле и других пророках» (Евр. 11:32). Будет ли это, или подобные явления навсегда превратились в «святую древность» и прерогативу Церкви Первенствующей?
При этом заметьте: знаковые личности Ветхого Завета имеют в нашем служебном календаре особые дни памяти. Есть день памяти у Исайи, у Иезекииля, у праотца Авраама (отец всех верующих!), у Моисея (посредник при даровании Закона!) и у прочих. Но скажите мне, разве мы в эти дни собираемся на молитву в храмы? Разве мы прилежим чтению содержащихся в Библии писаний этих мужей? Разве сама память наша церковная и молитвенная реагирует на имена Авраама, Давида, Моисея, Елисея? Почему Илию мы выделяем, и мучеников Маккавеев к нему присоединяем, а прочих оставляем незаслуженно за скобками молитвенного мышления? Может мышление наше не молитвенное вовсе?
«Новый Завет скрыт в Ветхом, а Ветхий Завет раскрыт в новом», — говорил блаженный Августин. Формула эта кристальна и достойна благоговейного удивления. Таковы математические формулы, соединяющие для понимающих людей истину с краткостью и красотой. Люди Нового Завета уже потому должны «изучать Писание» и любить книги Ветхого Завета, что в них «скрыт» Новый Завет.
Было бы неплохо, если бы пастыри постоянно просили своих пасомых: «Читайте Писание. Прошу вас, читайте Писание. Запоминайте, выписывайте, учите наизусть, чтобы поучаться в Законе Господнем «день и ночь!»
Такие речи приходится слышать не очень часто. Они — редкость, при всей необходимости в них. Но даже при том, что просьбы читать Писание незаслуженно редки, думается, что пора звучать иным речам. Пора говорить людям, наполняющим храмы: «Не смейте не читать Священное Писание! Даже не думайте прожить день, ничего не вспомнив или не прочитав из Божественных книг Ветхого и Нового Заветов! Это что еще за мода, считаться христианином и ничего не читать из Библии каждый день?! Есть то вы, небось, не забываете регулярно?!»
Вот какие речи востребованы сегодня поистине.
Прошло, поверьте — навеки прошло то время, когда человек, не читающий Писание и не молящийся на всякий день и час, мог традиционно причислять себя к людям православным. Люди долго были неграмотны. Люди знали только то, что хранила их память. Научат — хорошо, не научат — и так сойдет. Люди относились к вере, как к наследству, полученному вместе с рождением. Сегодня все не так. Человек свободен и человек ищет веру. Все, доставшееся в наследство, он склонен не только любить — не любить, но и подвергать сомнению. Если у этого человека, заверченного в информационный вихрь, будет вера, то она должна будет отличаться осознанностью и серьезностью. К тому же все грамотны.
Мы ежедневно прочитываем изрядное количество текстов. Реклама, объявления, телеафиши, поваренные рецепты. Даже не читая собственно книг, мы все равно многое читаем на протяжении дня. Так почему же крещеные люди, умеющие читать, не читают ежедневно Писание? Я этим хочу сказать о том, что у нас нет оправдания. Наше невежество в Законе Господнем, наша временами совершенная отчужденность от жизни в Завете есть плод только нашей вины и нашего неразумия.
Правда, никто особо не акцентировал внимание широких церковных масс на вдумчивое чтение Писаний. Мы как-то все склонны «спасаться в простоте». И дела нам нет, что иная простота — хуже воровства, и что от глупой простоты до адовой бездны — один сантиметр. Посему, пользуясь случаем, от памяти ветхозаветных мучеников, позвольте мне лишний раз сказать нечто.
А именно: «Знающий грамоте и не читающий Святое Писание крещеный человек христианином считаться может лишь с большой натяжкой. Зане Господа презрел и слов Его не любит, а значит и заповедей не творит.
Кто читает охотно все, что угодно, кроме слова Божия, явно доказывает, что любит все что угодно больше, чем Самого Господа. Таковой — либо отступник от веры, либор полный невер, какой бы сан или чин не носил.
Книга Святая, молча, говорит о вещах великих, и кто голос сей услышать не потрудился, тот услышит голос Божий грозно и страшно в Последний День»
Эти речи можно продлить, и все они обличительны для нас — христиан дня сегодняшнего.
Не время ли проснуться и обратить внимание на главное — на вечные слова Вечного Бога? В противном случае овцы церковного стада рискуют оказаться козлищами, а пастыри — волками.
Помянем Маккавеев — почитаем книги Маккавейские. Придет память Иеремии — найдем в Библии его книгу. И Литургию празднично отслужим в день памяти Авраама, Амоса, Захарии.
Такова необходимость. Таков вызов дней, которыми мы окутаны.
Успенский пост: христиане против философов (14 августа 2012г.)
Пост без молитвы — диета, не больше. Диета — тоже хорошо. Облегчает плоть, дает чувство радости жизни, и прочее, прочее. Вот скажет вам некто: «Я диету соблюдаю, а вы поститесь. В чем разница?». А вы ему: «Ну, знаете. Ну, понимаете.» И — ничего внятного. Тогда он ничего не узнает и ничего не поймет. Плюс — будет уверен, что и его диета, и наш пост — нечто если не до конца одинаковое, то очень похожее.
Горе нам. Мы не умеем ни объяснить, ни защитить свою веру. Глаза у всех умные, а слова не те. Не в пример нам были иноки некие, которых спросили философы: «И вы не женитесь — и мы. И вы спите на земле — и мы. И вы ходите вечно в одной одежде, и мы — в одном плаще. Какова меж нами разница?»
Было это во времена, когда философия была не кабинетной дисциплиной, а образом жизни. По этому критерию у нас сегодня вообще нет философов, одни, не скажу, кто. Так вот, те монахи, к которым был обращен вопрос, ответили: «По внешним признакам вы и мы отличаемся мало. Но мы уповаем на Бога и пребываем в благодати».
Исходя из сказанного, и мы о посте своем можем сказать нечто подобное. Например: «Мы учимся любить Бога и воспоминаем часто о пришествии в мир Его Единородного Сына. Мы любим также и Матерь Иисуса Христа, «таковой страшней Тайне послужившую». Этот пост наш посвящен Ей. Постясь, мы уповаем на Бога и пребываем в благодати, поскольку Сама Дева Мария благодатна, и Ангел сказал Ей: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою».