Вот мы и получаем на выходе проблему «выгорания».
Кошмары на подъеме
Предметом разговора о выгорании могут быть те, кто уже вошли во священство со страхом, искренне радовались о нем, находили в нем для себя счастье. Они действительно выгорают.
Здесь есть и хорошее, и плохое.
Здесь есть неизбежность. Существуют фантазии о том, что человек будет лететь как ракета: «Все выше, и выше, и выше, стремим мы полет наших птиц», — отбрасываем лишние ступени и летим на сияющие высоты.
Это, конечно, хорошо. Но эта схема в точности исполняется в жизни очень малого числа людей. И даже при ее исполнении — возьмем, например, Серафима Саровского. Вся его жизнь — это лестница вверх. Но на каждой ступени существуют такие кошмары, о которых житие не говорит. И мы о них не знаем и не узнаем.
Мы знаем, что бесы врывались в его лесную хибару, что люди избивали до полусмерти, но это только внешние факты. А внутренний кошмар каждой пройденной ступени нам неизвестен.
Поэтому у нас существует некая иллюзия непрестанного восхождения, как непременного атрибута христианской жизни. А это может быть не так.
Слабость для смирения
Я долгое время думал, что святые люди к старости сохраняют те же свойства, которые сохранял Моисей. Зуб ни один не выпал, глаза видели, как у молодого. Тора сообщает о Моисее, что он был крепок телом, как юноша, память его не ослабла, в сто двадцать лет он был молодой зрелый мужчина — никакого маразма, трясущихся рук, старческого вида, шарканья, потухшего взгляда — ничего, что мы видим у стариков.
Я думал, все священники и святые должны быть такими. А это не так. Если жития святых читать без ретуши, то можно узнать, что, действительно, к старости ослабевают физические и душевные силы, появляется усталость, накопленная в теле за прожитые годы. Дерзновение заканчивается, начинается нечто другое — предчувствие другой жизни. Молитва тоже иная, уже не дерзновенная, а созерцательная. И так далее.
Если мы не имеем правильного понимания духовной жизни, то мы предъявляем к человеку нереальные требования. Хотим, чтобы он всю жизнь горел, летал на крыльях, ходил по водам, умножал хлебы, прикосновением снимал проказу, а сам при этом наслаждался своим чудотворством и ходил как живой ангел между грешных людей.
Это неправда. Священник должен быть отягчен бременем телесности и мирских сует в равной доле, как и мирянин, чтобы не осуждать и не увеличивать дистанцию между собой и прихожанином, чтобы понимать простого человека, не умом, а кожей. Апостол Павел говорил об этом: «Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся» (2 Кор.11:29).
Исчерпаемые жилы
Нужно понимать — нет бездонных жил в земных недрах, все жилы, как и все тварные ресурсы исчерпаемы. И человек исчерпывается. Да, конечно, подключенный к бесконечному источнику, к вечному источнику всех благ, к Сокровищу благих — всех Богу — человек имеет возможность беспрестанного пополнения ресурсов — однако мы не должны забывать, что мы должники, и последний долг, оброк греха — смерть. Мы должны его заплатить.
Смерть будет предваряться болезнями. Смерть будет возвещать о себе неумершими грехами и страстями. Слабости придут к человеку, и это тоже хорошо.
Нужно отслоить фантастические представления о тотальной святости (им не должно быть места) от трезвого понимания жизни как конечного путешествия, за которым открывается вечность, и которое нужно выработать до конца.
Жизнь именно вырабатывается. Человек вырабатывает некий данный ему ресурс, и глупо ждать, что этот ресурс будет неисчерпаем. Уголь, вода, даже солнечная энергия — все имеет граничный предел.
Простые выводы
Итак, выводы.
Во-первых, не нужно пускать во священники людей страстно восторженных, сырых и прелестно (от слова прелесть) уязвленных желанием священствовать. В этом нет ничего святого, а есть один только духовный блуд — плохо прикрытый, между прочим. Нужно отсечь лишнее от стада и не пускать волков в пастыри.
А во-вторых — нужно спокойно отнестись к неизбежной усталости человеческой, к накоплению мертвенности в нашем теле, к тому, что называется вырабатыванием материала.
Что ж, надо свое сделать. Факелу нужно не дать погаснуть, передать его в крепкие руки — и уйти туда, куда Бог прикажет.
А факел понесут другие факелоносцы.
Знамя падать не должно — его подхватят чужие руки, руки других знаменосцев. А мы не вечно будем в фаворе. Нам нужно когда-то и лечь, чтобы подняться уже в Страшный Суд.
Я думаю, в некоторых вещах нужно некое стоическое мужество. Нужно мужество, чтобы постареть. Нужно мужество, чтобы признать, что Акела промахнулся. Шакалы будут выть от радости, а Акела будет благородно понимать, что бразды пора передавать молодому вожаку, потому что я уже свое сделал.
Ну что ж, слава Богу. Плохо, если человек перегорает, не сделав своего. А если человек все исполнил, то надо произнести слова, которые сказал святой Мефодий святому Кириллу, старший брат младшему: «Брате, мы с тобой были как пара волов, пашущих одну ниву. Я на борозде падаю — ты борозду проведи дальше».
Это — мудрые слова мужественного верующего человека. Все остальное — фантазии.
Пусть желания не исполняются (19 февраля 2013г.)
О Золотой Рыбке существует одна сказка и сотни анекдотов. Сказка показывает безобразие ненасытности и неизбежный крах как финал жизни ненасытного. Анекдоты же показывают, что нежданное чудо несёт скорее несчастья, чем исполнение заветных желаний.
То Рыбка что-то недослышит, то человек каких-то глупостей понавыпрашивает, то три желания заводят в дебри, а четвёртого — чтоб вылезти из них — уже не остаётся. Так или иначе, все анекдоты выставляют «счастливчиков» в совершенно дурацком виде. Анекдот, как подвид устного народного творчества, ходит под руку с философской притчей, пословицей и срамным фольклором. Вкупе они выражают и фиксируют коллективный опыт народа. С этой точки зрения анекдоты о Рыбке говорят нам, что лучше её не ловить и никаких желаний не загадывать вовсе.
Какой ужас должен охватить человека, которому предлагают назвать любые три желания! Сердце закипит, голова кругом пойдёт! Сначала покажется, что желаний не три, а триста тридцать три. Потом окажется, что ни одного внятного нет.
Допустим, я яхту хочу, океанскую, настоящую, такую, чтоб из Ялты до Босфора дойти. Но у меня попутный вопрос: если я выпрошу яхту, то документы о её регистрации на моё имя прилагаются или нет? Налог на роскошь будет автоматически уплачен, или это моя проблема? Для машины нужен гараж, а для яхты — док или ещё что-то, я же не в курсе. Я до сих пор только на катамаране плавал. Так вот, будет ли это всё — команда, капитан, техника для обслуживания, док для зимовки, деньги на топливо (там же столько денег нужно на бензин, что ужас!)? Если все эти вещи просить по отдельности, то трёх желаний явно мало. А если они в комплекте не прилагаются, то я на одно обслуживание яхты работать буду, и не факт, что моих средств и сил хватит.
В моём нынешнем состоянии получение яхты в подарок оборачивается, как в народе говорят, одной головной болью. Я благодарю покорно Рыбку и выпускаю в воду. То же самое, если не хуже, происходит в случае с красавицами модельной внешности, виллами на Багамах и счетами в швейцарском банке.
Вот я прошу себе у Рыбки миллион. Стоп! Почему миллион? Сто миллионов! А почему сто? Мама дорогая, сколько же просить? Деньги теряют покупательную способность. До Великой депрессии доллар стоил раз в тридцать дороже, чем сейчас. Я это читал и хорошо помню. Человек с тремястами тысячами долларов тогда был бы сегодня миллионером. Миллионер — это жидко. Просить так просить. Попрошу миллиард.
Вот я получу деньги. Что дальше? Не под подушкой же их хранить. А где? А не убьют ли меня тут же, как только станет известно о богатстве? А детей моих не украдут с целью получения выкупа? Люди обычно постепенно богатеют, постепенно наращивают мощь, постепенно привыкают к роскоши. А в одну секунду из грязи в князи — это очень заметно и очень опасно. Жить в старой квартире глупо. Переехать в роскошный особняк — значит привлечь к себе внимание и бандитов, и налоговой.
Люди, нашедшие сокровища (я читал), на две категории делятся. Первые — глупцы и любители блестящей мишуры. Они начинают кутить, деньгами сорить, красавиц в шампанском купать, и вскоре находят много неприятностей на голову. Другие умны и осторожны. Они затаиваются, ждут, но они тоже несчастны. Сон покидает их, подозрительность поселяется в душу. Разве это жизнь — спать на миллионах и всех бояться? Из какой категории я? Трудно сказать.
Люди думают, что знают самих себя. Какая самоуверенная слепота. Один мой знакомый, пока не приобрёл машину, думал, что он самый спокойный и осторожный в мире человек. А сел за руль — и стал так лихачить, что через месяц разбился насмерть. Не факт, что я буду вести себя осторожно. Вдруг у меня сорвёт ветром голову и я начну буйствовать, как некоторые купцы во время оно? И мы ещё ни слова не сказали о женщинах. Рыбку уже можно возвращать водной стихии. Миллиард я просить не буду. Но о женщинах скажу.
Просить себе у Рыбки женщину выдающейся внешности и не просить одновременно денег, яхт, дворцов — абсурд. Красавица быстро станет фурией и съест живьём того, кто втащит её в нищету или приземлённый быт, которого она (как ей ошибочно кажется) недостойна. А если просить денег, славы, замков с прислугой, но не женщин, то женщины всё равно появятся сами. Они появятся скоро и во множестве.
Благодаря Веспасиану весь мир твердит об отсутствии у денег запаха. Но это не о женщинах сказано. Для многих из них (вовсе не для всех, а именно для многих) деньги пахнут, и запах этот действует на них возбуждающе. Лысый, корявый, шепелявящий мужичонка в очках и оспинах, с расплывшейся фигурой, будь он богат, для множества Евиных дочек будет милее неотразимого Аполлона. Одни женщины будут обвивать шею несчастного богача, чтобы потом задушить его, как удав. Другие будут жалить его ядовитыми поцелуями. Но и те, и другие непременно заползут в карманы своей жертвы. Вместе с деньгами они будут высасывать из «пациента» кровь, силы, здоровье, росчерк авторучки на заранее составленном контракте; они будут жирнеть, как пиявки, и неизбежно стареть. Вышивать на пяльцах и рожать каждый год они не будут. Не для того крутились возле миллионов. Редкие исключения (они, слава Богу, есть) тем более драгоценны, что общий путь иной. Дамы будут приобретать отвратительные повадки великосветских львиц и взглядо