Народы исчезнут, а слово останется
Недавнее прошлое и современность любят разговоры о свободе, нередко мы и сами участвуем в них. Но жизнь дарит нас повторами и верчением в колесе. Суета любит белок. А вот подлинная поэзия «избегает клише и повторов». В этом смысле она свободна и учит свободе тех, кто любит ее. Она не есть «форма развлечения и в каком-то смысле даже не форма искусства, но наша антропологическая, генетическая цель, наш языковой, эволюционный маяк». Бродский часто повторяет об антропологическом измерении языка, поскольку отношение к слову это отношение к главному отличию человека от животного царства. Языку нужно все время учиться и средствами языка в лучшем смысле очеловечивать мир. Это нам только кажется, что мы владеем языком, поскольку окружающие нас понимают. Но овладели мы им лишь поверхностно, на таком уровне, который «годится, чтобы перехитрить противника, продать товар, переспать с кем-нибудь, заработать повышение, но который, конечно же, не годится для того, чтобы исцелить от страданий или принести радость»
При всей своей слабости (кажущейся), слово сильнее всего. И поэтическое слово, отточенное, как стрела, уместно сказанное, как золотое яблоко, помещенное в прозрачный сосуд, оно переживет века. Народы исчезнут, а слово останется. «В отличие от общества, у хорошего поэта всегда есть будущее, и его стихи в каком-то смысле суть обращенное к нам приглашение к нему приобщиться». Да, это так. Бессмертные делятся бессмертием с внимательными, ну а смерть делится смертью со всеми остальными. «Когда мы читаем их (великих поэтов) сочинения, мы понимаем, что они знали нас, что поэзия, предшествовавшая нам, по существу — наш генофонд»
«Конечно, она не может уменьшить бедность, но может кое-что сделать против невежества. И еще — это единственная имеющаяся у нас страховка против пошлости человеческой души».
Уже одной этой страховки хватает. Ведь если есть в избытке сытость и безопасность, комфорт и удобства, но при этом пошлость повсеместна, неистребима, навязчива, как муха, и прилипчива, как мед, то не радость и счастье ждут человека, а мысли о самоубийстве.
Бродского трудно комментировать, потому что лишних слов он почти не говорит. В его текстах и комару нос подточить трудно. Поэтому их лучше всего просто самим читать, а потом обсуждать с друзьями. Но я берусь временами за этот труд лишь потому, что упоминаемая антропологическая катастрофа глубоко проникла в среду любителей Слова — христиан. Последние тяжко недугуют, и читать перестали, и страхами питаются более, нежели надеждой и молитвой. Их не то, что поэзию, из них некоторых и псалмы Давида разумно прочесть не заставишь. И это все — болезненные ягоды с одного поля. Между тем, читать надо, учиться ценить красоту надо, думать надо. И, как говорит Иосиф Александрович, «я просто надеюсь, что эта идея, если она найдет поддержку, может в какой-то степени замедлить распространение нашего культурного недуга в следующем поколении».
«Праведник верой жив будет» (24 марта 2013г.)
Отец Андрей, с наступлением Великого Поста вновь возвращаемся ко множеству вопросов, с ним связанным… Думаю, для Вас это уже традиционное интервью, и все же для кого-то эта тема совсем нова, а кто-то обязательно найдет в ней что-то новое, ранее не известное.
Отсюда первый вопрос — каждый Великий Пост для Вас лично — это какой-то новый духовный опыт, новые открытия, или все происходит по какой-то уже наработанной системе?
Скажу, что до сих пор я еще ни разу не привыкал к Посту, к Великому Посту. Остальные посты я не могу сравнить с Великим в полной мере. Поэтому имя Поста я все же отдаю Великому Посту. И каждый раз приступаю к нему, как к чему-то новому. Каждый раз я воспринимаю его как призывную трубу, зовущую на великий бой. Чувствуется и страх, и радость одновременно. Поэтому я и своим прихожанам все время говорю, и сейчас повторюсь: я не считаю, что мы должны иметь мнение, что мы уже когда-то постились в своей жизни. Мы должны иметь мысль, что мы еще ни разу не постились, и начинать Пост каждый раз впервые и вновь. Человек успевает обрасти разными полипами за прошедшее между постами время, старое до конца не умирает, новое добавляется, и ему предстоит совершать такую генеральную чистку духовного организма. Поэтому мы не можем сказать, что мы этим уже занимались однажды и значит нам уже все понятно. Все по-новому, все впервые.
Пост мы называем временем печали и плача о своих грехах, и в то же время говорим: «Постимся Постом приятным», к тому же этот весенний период, когда все начинает просыпаться, цвести. Как все соотнести — это все-таки больше время печальное или радостное?
Если брать чуть глубже, на один штык лопаты глубже, чем мы обычно копаем, то мы должны признать, что в любой радости людской есть печаль. Все радости житейские смешаны с печалью. Допустим, футбол — всем понятное явление, — наши выиграли, но ведь кто-то проиграл. Там, где одни скачут, другие — плачут. Житейская радость всегда дополняется раздражением, печалью того, кто опоздал, не дождался и т.д. Все мирские радости полны печали до краев. Посмотрите, пик самоубийств, пик депрессивных состояний припадает как раз на завершение светских праздников. Только тут заметьте: в светских событиях сначала радость, потом обычно тоска и печаль. В духовном смысле — наоборот, — печаль предшествует великой радости. Вот Пост, он печален изначально, но призван к обретению радости, только это другая печаль и другая радость. То есть он радостен и печален одновременно, но все это совершенно в ином, не мирском качестве. И это совершенно не понятно и не доступно людям, которые, что называется, не в теме, которые не знают, что это такое. Но там, еще кроме всего прочего, радость есть в редких богослужениях, которые служатся только раз в год, в этом особом покаянном духе, посреди всего этого дается человеку великая радость и предвкушение Радости Воскресения: «Радость ваша будет полной, и ее никто не отнимет от вас!»
Православные постящиеся люди часто сталкиваются с такой проблемой — их не понимают окружающие, например, на работе — начинают упрекать: зачем вы поститесь, зачем вам все это нужно, почему вы не живете, как все люди и т.д.
Это хорошая тема, здесь мы, прежде всего, должны понимать сами для себя, что мы не судьи тем, кто не верит, и не судьи тем, кто верит и не постится. Наша позиция как раз должна быть в следующем: человек верующий должен знать внутреннее качество Поста, его внутренний вкус и цену. Он не должен доказывать кому-то что-то. То есть не должен рассказывать, например, какой слон хороший тем, кто вообще никогда в жизни не видел слона и не знает, что это за животное такое. Он не должен доказывать и усиливаться объяснить то, что опытно знает сам, тем, кто этого никогда не пробовал. Он должен жить верой, как написано: «Праведник верой жив будет». Вера должна давать нам чувство равновесия и внутренней наполненности. Мы не должны стыдиться говорить о ней, но и не должны ее навязывать тем, кто не готов пока понять. Вспомните, апостол Петр призывает нас всегда быть готовыми дать ответ о нашей вере всякому вопрошающему нас. Но не насильно катехизировать всех подряд. Поэтому, среди окружающих, когда мы постимся, мы не должны нарочито выделяться, но, если спросят нас, — ответить, что мы постимся. Если захотят узнать, зачем и почему, мы можем предложить поговорить об этом серьезно, не впопыхах. Скрывать этого не надо — зачем? Мы же не навязываем, а живем согласно нашему личному мировоззрению.
Тогда следующий вопрос — какое правильное, адекватное, отношение к общественной и культурной жизни в период Поста? Насколько критично совсем отказаться от чтения не духовной литературы, просмотра художественных фильмов, походов в театр, общения с друзьями?
Надо всегда читать хорошие книги, смотреть хорошее кино, ходить на хорошие спектакли, говорящие о правде и обо всем великом и важном. Пост — не пост: какая разница? Все великое ведет к Богу, все ничтожное уводит от Него. Я не думаю, что это будет кому— то мешать, вредить. Конечно, монаха видеть каждую субботу в театре — грешно, а какому— то работяге, который, кроме матерной лексики, не знает ничего, у кого главное удовольствие — матч «Шахтер — Динамо», пойти в театр, посмотреть «Ромео и Джульетту», а, может, он там заплачет, эдакий мужлан 180 кг веса, небритый, вдруг возьмет и заплачет.. Зачем же ему запрещать? Это для него рост. Я считаю, людям нужно смотреть хорошее кино, слушать хорошую музыку, смотреть хорошие спектакли. плакать на спектаклях. Почему нет? Пожалуйста.
По поводу общения в Посту — и дружеского, и супружеского, — Вы часто повторяете, что есть время обнимать и время уклоняться от объятий. Можно провести аналогию, — что есть время встречаться, общаться, делить радости дружеские, супружеские, а есть время воздерживаться от всего этого.
Супругам, у которых все ясно, нужно воздерживаться. Опять — таки, по согласию. А людям, которые встречаются, нужно общаться, и в посту в т.ч. Речь не идет о том, что нужно ложиться в постель, а речь идет о том, что, если кто— то с кем-то встречается, они должны общаться, дружить, в храм ходить вместе. Речь идет о верующих людях. Если один верующий, другой не верующий — тут уже другая ситуация, могут возникать какие— то сложности.. их тоже нужно перебороть, тут сложнее для верующего — направить это общение в нужное русло. То есть, ситуации могут быть разные. Общаться можно. Но качество общения в любом случае нужно менять, повышать степень требовательности к человеку.
То есть, все зависит от качества общения, от темы?
Совершенно верно. Выбирайте темы и общайтесь на здоровье.
Отец Андрей, а как Вы относитесь к тому, что сейчас появляется много людей, которые в обычное время храм не посещают, но Пост начинается, и они стараются его соблюдать, заглядывать в церковь.
Это еще раз подтверждает, что в храмах должна звучать проповедь. Постоянно. В те храмы наши бессловесные, когда проповедует, читает, поет только клирос, а все остальные молчат, когда человек зайдет, он окунется в атмосферу непонятных текстов, непонятных мягких мелодий, которые смягчают душу, но не несут никакой информации для него, т.к. он не понимает слов. он зайдет, поставит свечку, перекрестится, что— то там пошепчет, как-то там пообщается с Богом.— и уйдет. Да, его душа почувствует, что он сделал что— то хорошее. И, он дейс