Все великое творится на улице, — говорил один западный философ. А раз творится, то и следы оставляет. Москва вся пропитана следами и именами великих событий, на ее улицах веками происходивших. Есть, конечно, в Белокаменной улицы Строителей, Колхозная, Трудовая, Больничная, Железнодорожников, Весенняя, Кирпичная, Маркса, Энгельса, Тараса Шевченко. Все это есть. И улица Броз Тито есть, и шоссе Энтузиастов. Но не это Москва в корнях своих. Москва это Ильинка (молись о нас, пророче!), Знаменка (не отступай от нас, Пречистая!). Это переулки Богословский, Богоявленский, Климентовский, Предтеченский, Сергиевский, Саввинский, Патриарший. Продолжать? Пожалуй, и продолжу. Борисоглебский, Варсонофьевский, Даниловский, Преображенский. Еще продолжать? Сами продолжите. Где живете, то и любите. Что любите, то и узнавайте. Что узнали и полюбили, то и защищайте, грейте, берегите, ремонтируйте. Кроме вас некому.
Это я вам, как мертвый говорю. В смысле — для Москвы мертвый. Ведь не живу я там, а только люблю ее издали, потому что большое видится на расстоянии. Я ее всю, большую, люблю до дрожи в коленях, до замирания сердца, до комка в горле. И когда приезжаю изредка, то хожу по ее мостовым, как по чешуе огромной рыбы, той, что посреди сказочного Моря-Окияна плавает, а на ее спине люди ухитрились дома построить. Рыба любит и терпит этих захребетников. Но захочет чихнуть — чихнет, и все чужое, скверное с ее спины, как пыль улетит. А захочет — вглубь нырнет, и всю дрянь со спины, включая кое-кого из нас с вами, в пучину смоет. Велика эта Рыба, и крючком за губу ее еще никто не ловил. Это мы тоже поймем со временем. В крайнем случае — когда помрем. Но хотелось бы раньше.
Матрона (17 сентября 2013г.)
Давно было дело — вскоре после того, как я попал в аварию. Раздробленная нога была сложена, лишние кусочки косточек выброшены. И гипс уже был снят, но освобожденная нога была безжизненна, и похожа на что-то деревянное, чужое, синего цвета, которое не хочет гнуться в колене. Знакомый массажист приходил ко мне раз в два дня и массировал мою похудевшую культю. Как правило, в это время фоном работал телевизор.
Были как-раз юбилейные дни одного очень уважаемого человека. Детство, юность, карьерный рост, свершения, духовный труд: все обсуждалось широко и обговаривалось на многих каналах. Речь зашла и о воспоминаниях детства. «С детства я помню одну молитву матери», — говорил по телевизору интервьюерам юбиляр. «Не лишай меня, Господи, памяти, зрения и движения». Потом было еще сказано, что лишь теперь, когда большая часть земной жизни медленно сплыла, эти слова стали до конца понятны человеку, слышавшему эти просьбы из маминых уст еще мальчишкой.
«Не лишай меня, Господи, памяти, зрения и движения». Что до движения, то это было тогда понятно и мне. По аналогии можно было додумать ценность зрения и памяти. Действительно жутко впасть в склероз, жутко лежать на вытяжке, или валяться беспомощным бревном, или медленно двигаться наощупь, помогая себе стуком специальной палочки. Зрение, движение, память — вы бесценны, и обладающий вами — богач.
Прошли годы. Моя нога задвигалась, хотя и стала на два сантиметра короче. Я уже довольно проворно двигался, смотрел вперед в оба глаза и во всю пользовался памятью. Ветры, носящие человека, словно воздушный шарик, принесли меня однажды в Москву. Точнее — в Покровский монастырь к мощам Матроны. Все было мне удивительно: очереди, выстраивающиеся еще затемно, люди, выходящие из метро с цветами в руках (значит, точно — к Матроне), раскрытые молитвенники у тех, кто стоит в медленно двигающейся очереди. Очередь, слава Богу, выстояли, мощи поцеловали, поклоны земные, в меру сил, положили. И уже во второй половине того дня, вспомнились мне опять те самые слова: «Не лишай меня, Господи, памяти, зрения и движения». Вспомнились потому, что из трех незаметных сокровищ Матрона была лишена двух — зрения и движения.
Нужно остановиться и сказать: «Вонмем!». Слепых и бездвижных людей в мире множество. Почти все они нуждаются в посторонней помощи и никому не помогают сами. Они — вопиющая немощь, требующая ухода и заботы. Их полно в домах для престарелых и прочих подобных интернатах. Увидеть их не трудно, стоит только захотеть. Но увидеть в них силу и получить от них помощь это уже выше всех мечтаний и фантазий. То-то и оно, что Матрона выше всех мечтаний и фантазий.
«Сила моя в немощи совершается», — сказал Павлу Христос. «Когда я немощен, тогда силен», — ответил Христу Павел. И еще ответил: «Похвалюсь немощами моими, да вселится в меня сила Христова».
Слепой и парализованный старик, жалующийся на жизнь, брюзжащий, даже ропщущий на Бога или произносящий хулы есть дело обычное и вполне понятное. А вот слепой и парализованный старый человек, молящийся о людях, прозревающий тайны сердец и врачующий души есть подлинное чудо. У этого чуда есть еще и высокая степень актуальности.
Ведь это старое классическое сознание ведает о силе, подаваемой через немощных. Слабая монашеская рука может благословением сообщить храбрость и силу мощному воину, идущему в бой. Илья Муромец спрыгивает с печи на хилые ноги не раньше, чем благословят его калики перехожие. Таким образом архаичное сознание помнит и ведает, что для того, чтобы один был бодр и силен, нужно чтобы на него пришла сила свыше через молитвы кого-то слабого, но святого. Нашему веку это мало понятно. Мы-то уверены, что нужно быть до старости белозубым и мускулистым, да еще сексуально активным, да еще сидеть для этого на диетах, посещать СПА и фитнесс-клуб и быть в курсе «много бесполезного». Благословляющая немощь, сила Бога, дышащая через слабость Своих рабов, неприятна, непонятна и далека. Поэтому среднестатистическому европейскому старику легче появиться в шортах на дискотеке, нежели кого-то чудотворно благословить. И тут Матрона взрывает сознание, как вообще святые способны взорвать привычное мышление непривычным явлением силы.
Пушистая порядочность и мягкая доброта это одно. А святость это другое. Святость всегда непривычна, всегда парадоксальна, и вовсе не пушиста. Если же мы путаем «святых» и «хорошо воспитанных», то вряд ли что-то понимаем в истории Церкви.
«В здоровом теле — здоровый дух», — говорит кто-то, и нам это нравится. «Яволь», — отвечаем мы, то есть «Окей». «Дух бодр, плоть же немощна», — говорит Господь, и мы делаем вид, что не слышали. «Сеющий в плоть, от плоти пожнет тление, а сеющий в дух — от духа пожнет жизнь вечную». «Что-что вы сказали? Как-то это сложно очень».
Урок Матроны важен тем, что она показывает: внутренние пути всегда широко открыты для человека, как бы ни были загорожены, перепутаны и завалены внешние пути. Внутреннее совершенство может быть автономно. Конечно, плоть и дух сплетены, связаны. Любое событие в области духа или плоти влияет на всего человека — и на дух, и на плоть. Однако дух может быть свободен. «Итак, свободни суть сынове».
Невозможно, чтобы все калеки были чудотворцами. Об этом и мечтать грешно. Святость действительно сродни гениальности, и она скорее является, чем воспитывается. Но все же там, где есть один факт победы, там приоткрыта дверца для многих. «Подражайте мне, как я — Христу», — говорил Павел, насыщенный немощами и чудный в силе. Одно без другого — сила без немощи — очевидно, не существует. Возможно нам необходимо вообще переоценить весь свой багаж немощей. А вдруг это не препятствие для роста, а именно условие роста и условие действия силы Божией! Зрячие, свободно движущиеся туда и сюда, обладающие памятью, мы захламили свою память и являемся подлинными слепцами, идущими в сторону огромной ямы, взявшись за руки. И часто нужна именно болезнь, боль, опасность, чтобы прозреть, остановиться, выбрать правил ьный пут ь.
Больные умнее здоровых, если не озлобились и научились терпеть. Через свою боль они могут стать чувствительными к человеческой боли вообще, тогда как бодрячок-здоровичок о своем давлении и пищеварении только и думает. Зрячие могут быть слепыми, о чем Евангелие неоднократно гремит на весь мир. И тем более слепы эти мнимые зрячие, чем более гордятся они свои зрением.
Нас не зря когда-то учили на уроках литературе о безногом летчике по фамилии Маресьев. Летчик без ног стоит целой эскадрильи. Народ силен, если тяжело вооруженный воин способен пробежать без остановки 42 километра, крикнуть «Мы победили, афиняне!» и упасть замертво. Но народ силен не менее, хотя и по иному, когда у него есть такие философы, как А. Ф. Лосев, почти всю творческую жизнь ничего не видящий, но озирающий умом все мысленное богатство мира. Сила, явленная в слабости это то, о чем Евангелие говорит, как о наследовании Царства через смирение. Это вполне библейское сокровенное учение, закрытое для премудрых и разумных и воплотившееся в младенцах.
Покровский монастырь в Москве и люди, выходящие из метро с букетиками в руках — яркое тому подтверждение.
Деньги нужно платить своим (28 сентября 2013г.)
Какое-то время тому назад в Восточной части Украины (кажется, в Харькове, что впрочем не важно) возникло движение за безденежные отношения между потребителями различных товаров и услуг. Например вы — плиточник. Заказов нет, а вам нужно купить зимние шины — «октябрь уж наступил, уж роща отряхает…» Вы даете объявление о том, что положите бесплатно плитку в обмен на приобретение зимних шин нужного диаметра. Ну, и так далее. Вы отдаете детскую кроватку, а взамен хотели бы коньки 36-го размера для сына. Вам нужен напольный ковер, а взамен вы согласны отдать два новых комплекта постельного белья. Вариантов много. Создается база данных, калькулируется относительная стоимость услуг и товаров, и происходит деятельная мена. Не берусь утверждать, что дело успешно развивается. Может оно и потухло. Но сама идея хороша.
Денежное посредничество, конечно, вещь гениальная. Но там, где есть деньги, всегда есть соблазн хапнуть больше, а отсыпать меньше. Есть соблазн спекулятивных накруток, монопольного пресса, шулерских схем. Купить дорогое задешево и продать гнилье за золото — вечный соблазн торговца. А тут еще и денег у многих не стало. Кризис. Кризис воровства, бездумного житья в кредит и бесконечного засыпания мира товарами. Что же, умирать? Нет. Вот в Греции кризис заставил жителей где питаться в складчину, где обмениваться продуктами и вещами. В общем, при известных дозах человеколюбия и практической смекалки людоедства можно избежать.(Людоедство это конкретная реальность, а не какая не метафора)