— Но захват зданий — это естественная реакция на унижение, которое было в ночь с 29 на 30 ноября.
— Хорошо, а где лидеры, которые смогут этот протест организовать в нормальном, а не хаотичном виде?
— Батюшка, мне кажется, что отсутствие лидеров — это немного другой вопрос.
— Поднимая эти вопросы, мы выходим на совершенно другой уровень. Эта страна нужна или нет? Если нужна, то как что? Как территория бунта? Казатчина? Нам всегда внедряли в сознание идеал казатчины. Но в этой ситуации казатчина — это то самое слово из четырех букв, которое запрещает нам вход в Евросоюз и вообще куда-либо. Какая Европа, если наш идеал — хаотично собранные люди, вооружающие себя дубинами или вырванными из брусчатки камнями? Мы бьем ментов, менты бьют нас, и мы в итоге окунаемся вообще непонятно во что. А если мы страна, претендующая на демократические ценности, развитие высоких технологий, добычу сланцевого газа и т. д., тогда нужно искать другие пути.
— Страна по факту уже есть.
— Значит, должны быть лидеры, которые смогут нормально сформулировать требования и организовать этот протест. Если мы остаемся бунтующими казаками, значит мы не в Европе.
Европа казаков не потерпит. Это не значит, что кто-то оправдывает власть. Оправдывать власть можно только не имея совести.
— Так молчаливое согласие и есть оправдывание власти. Разве не так? Если власть избивает своих граждан.
— Любая власть избивает своих граждан. И в Европе может быть даже больше, чем где бы то ни было. В Германии, Франции, Америке, Австралии — везде и очень жестоко. И палками бьют, и собаками грызут. Но нужно искать законные пути выхода из сложившегося хаоса. У нас весь гнилой политикум — и власть, и оппозиция.
— Вопрос не в том, кто вместо. Вопрос в народовластии. Люди добиваются отставки человека, отдающего преступные приказы избивать собственных граждан. Важен сам принцип народовластия. Любой, кто придет на место Януковича, будет понимать, что ему с рук не сойдет такое жестокое обращение с людьми. В этом смысл протеста — к примеру, для меня и моих друзей, с которыми я ходил на майдан.
— Такой анархизм меня вообще не веселит. Потому что у нас демократия не прямая, а парламентская, представительская. Тогда нужно рушить все основы нашего государства. Но у меня никогда не было представителей во власти — за все 20 лет независимости этого государства.
Это не значит, что я должен ходить на майдан и орать. Я туда не пойду и детей не пущу, потому что это бесполезно. Я никого не благословляю ходить на майдан. Потому что не верю, что миллион людей с ограниченными мыслями родят хорошее решение просто в силу количественного большинства. Тут снова возникает вопрос к гражданам этой страны — вы хотите в Европу или вы хотите построить коммунизм в отдельно взятой стране? На одном и том же майдане собраны те, кто просто хочет в Европу, те, кто не хотят, третьи — чего-то еще. Но их объединяет одно — они все против власти. А протестные настроения не плодят креатива.
Большая проблема и в том, что мы как христиане не выразили согласованной позиции в отношении Европы — что именно мы принимаем, а что терпим, а что проклинаем.
— Но эта политика невмешательства больше похожа на отказ дать внятную церковную оценку происходящему.
— Хорошо, если мы говорим о Церкви, то тут нужно признать, что кризис в обществе коснулся и нас. Почему мы говорим о невмешательстве? Потому что у нас нет паствы. Миллионы крещеных нами граждан этой страны не слушают нас, потому что Церковь и священники для них — не авторитет. В этой ситуации вы вынуждены говорить в стиле «сиди тихо и не дергайся». Нужно исправлять ситуацию, нужно говорить не то, что люди хотят слышать, а то, что они должны слышать.
Если мы посмотрим на современную историю Украины, то увидим, что Церковь еще никогда не принимала участия в формировании гражданского общества, никогда не формулировала смыслы бытия для общества и правильное отношение к реальности. И сегодня нам ставится задача — пора. А мы слушаем радио, смотрим телевизор, а там говорят: они не будут выступать против бандитов, потому что бандиты подарили им Мерседес. Значит, пора пересесть на машины дешевле и дистанцироваться от дружбы с политическими силами. Чтобы быть над схваткой и управлять ею, необходимо быть равно удаленным от всех участников конфликта.
— Давайте вспомним историю. Иоанн Предтеча, насколько я понимаю, был в похожей ситуации. Поправьте меня, если я не прав. У него был правитель, который совершал грех. И он прямо заявил этому правителю: так поступать нельзя. И за это был посажен в тюрьму, а потом убит. Где у нас священнослужитель, который прямо скажет: нельзя избивать граждан, которые мирно выражали свой протест. Он не потребует тюрьмы для президента или революции, но хотя бы назовет белое белым, а черное — черным.
— Этот вопрос состоит из двух частей. Иоанн Предтеча говорил воинам: никого не обижайте и довольствуйтесь своим жалованием. То есть он успокаивал людей и не давал им радикальных советов. Если бы он выступал перед массой людей, он сказал бы нечто успокаивающее, умиротворяющее. Потому что радикализм возможен в отношении личности. Радикальные лозунги, брошенные в массу — это коктейль Молотова. Для того чтобы обличать главенствующего, как это делал Иоанн Пророк, нужно иметь авторитет, силу и мужество. Значит, у нас сейчас нет такого человека. Нет такого человека, который не просто сказал бы власти, но к которому бы власть прислушалась. Я могу пойти сказать, но послушает ли он меня?
Если Церковь не даст ответа на происходящее внутри самой себя, то политикум и общество тем более не дадут. По-моему, главный вопрос в том, что украинское общество живет без смыслов.
Оно живет инерционно.
— Получается, если сейчас кто-то из священнослужителей прямо скажет: «Власть у нас преступная», то тем самым он прямо переходит на сторону одного из участников конфликта и способствует эскалации противостояния?
— Да, он поляризирует общество.
— Я сам, как мирянин, разве не имею права выйти на майдан и тем самым выразить свое несогласие с тем, что власть так жестоко обращается с гражданами?
— Надо вспомнить о том, что свой пафос правдолюбства был и у революционеров 1905-го года и 1917-го года, которые восставали против того, что их бьют нагайками, что в обществе нет гражданских свобод и т. д. То есть они боролись за хорошие вещи. И они их добились, но потом революция перешла в гражданскую войну. Еще о французской революции было сказано: революция пожирает своих героев. Свой пафос нужно вписывать в исторический контекст, если ты хоть о чем-то думаешь головой.
Иностранные политики демонстрируют вмешательство в дела Украины (14 декабря 2013г.)
Почему представители Европы позволяют себе вести себя с Украиной будто с малолетними, требующими опеки? Ведь если иностранный политик появляется в толпе народа, это запросто может расцениваться как вмешательство во внутренние дела страны. Об этом в ходе онлайн-марафона «Что ждет Украину? Анализ текущих событий» в студии информационно-аналитического портала Inpress.ua рассказал протоиерей Андрей Ткачев.
«Вот здесь возникает вопрос, например, Кэтрин Эштон ведь в Испании или в Греции не выступала перед митингующими. Вы же не слышали заявления, например, Кэтрин Эштон или американского госдепа по поводу митингов или бунтов, или убийств антифашистов в Греции, по поводу выходов людей на улицы <…> То есть вы не слышали явных вмешательств во внутреннюю политику суверенных государств, входящих в ЕС, не слышали от стран Евросоюза, от них самих. Почему они себе позволяют вести себя с нами так, как будто мы так сказать неполноценные или малолетние, требующие опеки. Мы совершеннолетние, полноценные. Если да, то дайте нам возможность разобраться. Понятно, что такие ситуации, которые происходят у нас, требуют пристального внимания, совета, совета специалиста, например, может быть, но не прямого вмешательства. Если иностранный политик появляется в местах собрания народа, это расценивается в принципе как вмешательство во внутренние дела», — резюмировал отец Андрей.
Кроме того, протоиерей отметил, что украинский народ, по большей части, не представляет объективных проблем, сотрясающих Европу, но при этом стремится попасть туда, как в рай.
«В любом случае, если мы хотим говорить о неком равенстве прав в международном поле правовом, то надо как-то серьезней к этому относиться. Территория большая, народу много, народ не черный, на деревьях не сидит, высшее образование у многих есть. Другое дело, что 72 процента — насколько это правда, не знаю, — но прошла такая информация, что 72% наших людей не было в Европе и даже не покидало территорию Украины, такой огромный кусок населения. То есть они хотят в мечту. Как в 1917 году хотели в социализм вступить, так сказать, твердой ногой, в мечту, в сказку, в фантом, в мираж, в рай, так и сегодня они хотят вступить в некий рай, в котором они не были. Ну дайте им возможность поехать, пусть поедут посмотрят, ну елки зеленые! Ну, поедь, погляди. Эйфория от хороших дорог исчезнет через три дня, появится некое напряжение от того, что не только ж дороги в конце концов есть на свете, есть еще что-то».
Говоря о том, что западная часть Украины издавна была фактически частью Европы, протоиерей отметил, что здесь нужно четко понимать, кем себя представляют и чувствуют украинцы, а от этого будет зависеть, нужно ли Украине стремиться в Европу.
«Понимаете, если мы казаки, то нам в Европе делать нечего. Тут нужно сменить парадигму. У нас гимн казацкий, если мы казаки вообще — должна быть прямая демократия. Хотим этого гетьмана, не хотим — сняли гетьмана. У нас представительная демократия, а не прямая, мы не швейцарцы. И мы не казаки, у нас все это дипломатически обкатано в плане парламентаризма. Избирай своих делегатов, пусть делегаты работают в специальном месте, меняют законы. То есть нам мешает наш исторический груз, который нам отчасти навязан. Если угодно — Гоголь. Вот придумал Гоголь Тараса Бульбу, навязал нам миф, что он Андрея убил, а за Остапа отомстил. Вот эта мифология. если ты хочешь в Европу — забудь, что ты казак. Потому что никто из поляков в панов уже не играется в Европе. Польский водопроводчик в Европе работает, он есть».