— Как относиться к духовенству, которое публично ставит себя по одну из сторон баррикад? Благословляет ли Церковь идти на Майдан православных священников?
— Никто не благословлял священников идти на Майдан. Может, я ошибаюсь и не всей информацией владею. По-моему, те же священники, которые ходили на Майдан тогда, в 2004 году, пошли и сейчас. Как правило, ходят одни и те же тиражированные персонажи. Новые не появляются. Они тогда говорили: «Нас возмутило явное брутальное вмешательство власти в церковную жизнь и брутальное участие Церкви в делах власти. Мы против этого…» Ну, а сейчас-то чего? Церковь сегодня не вмешивается в дела власти. Церковь в храмах молится. Пытается хранить некий нейтралитет и удалённость от очагов конфликта. А они всё равно там… Яблочко гнилое всю корзинку портит.
Жили в одно и то же время два священника — поп Гапон и Иоанн Кронштадтский. Один зажигал толпу лозунгами и заседал в революционных комитетах. Другой не отлучался от алтаря. Первый бесславно жил, бесславно и умер. Второй — «иже во святых»…
Кто может благословить этих мятежных священников? Никто! Кроме их гордыни и собственных политических пристрастий.
— В каких случаях уместен протест? Или вы считаете, что протестовать вообще не нужно?
— Протестовать можно. Но не сейчас, на мой взгляд. Сейчас не время протестов. Когда наступит положенный час — законный — тогда можно будет и обсуждать, и думать, как лучше выразить свою точку зрения в правильной и эффективной форме. Всему свое время.
— Сегодня на наших глазах рушатся все системы: государство, Конституция, власть, народ. А что происходит с Церковью?
— Церковь с настороженностью и болью смотрит на всё это. Вопрос в том, быть этой стране или не быть, — в тех же рамках и границах, с той же Конституцией. Ведь попираются самые главные вещи, фундаментально заявленные в Конституции. На Украине представительная демократия, а не прямая. Митингуй сколько хочешь, но только через Парламент и выборы можно добиваться решения всех вопросов. У нас не диктатор, а легитимно избранный президент. Он не взял власть путём переворота. Это не хунта, это легитимно избранная власть. Нужно ждать 2015 года. Нужно решать проблемы в Парламенте. Проблема, конечно, в том, что Парламент не решает наших проблем, проблем народа. И никогда толком этим не занимался. Значит, теперь, придётся заняться.
Так или иначе, мы стоим перед вопросом: быть или не быть этой стране в тех формах и рамках, в которых она существует. Если ей в этих формах и рамках не быть, то мир получает очаг совершенно непонятных вещей в центре Европы. Это вам не Никарагуа, не Монако и не Швейцария. Это очень серьёзный кусок территории — пол-Европы по географии.
Наша Церковь объективно не имеет опыта жизни в либеральном обществе. Наша Церковь не имеет опыта жизни в обществе, где нет монаршей воли, где есть воля равных партий, слоёв и групп. Церковь наша не имеет реального опыта работы в данной ситуации. Она никогда не возглавляла народные массы. Она освящала воинский порыв, она залечивала народные раны, но она никогда не шла впереди политического процесса.
Лучше священнику не лезть туда, дистанцироваться от этих вопросов. Лучше сбивать градус и остужать головы, чем разгорячать головы какими-то плохо понятыми акциями. Лучше смотреть на св. Иоанна Кронштадтского, чем на попа Гапона. Лучше не идти впереди демонстрации, а остаться в храме и совершать службу.
— А что будет дальше?
— Скорее всего, перед нами станет целый ряд разных важных вопросов, на которые нужно будет отвечать. Церкви придется научиться общаться не только с властью, но и с простым человеком. Нам нужно будет немножко «опроститься» в части внешней пышности и дать понять, что мы не за роскошь, а за простоту. Чтобы потрафить этому простому, демократически среднему человеку, который ждёт от нас этой простоты, в которой он сам живёт. Нам надо заранее избавляться от болевых точек — заранее, а не во время болезни.
Надо, чтоб у Церкви были спикеры, артикулирующие социальную церковную программу, политическую церковную программу. Чтобы мы имели площадки для разговора о том, что хорошо, что плохо, что лучше, что хуже. И как к этому относиться. Всему этому нужно будет учиться.
Мы — те, кто мы есть. И заслужили ту власть, которую имеем. Мы должны понимать, что революции к добру не приводят. Революции приводят к относительному добру через много-много лет, при условии наличия сегодняшних жертв — людей, которые будут принесены в жертву революции. Это законы революции. Революция запустит в космос человека через 50 лет после своей победы. Но до этого она сожрёт много разных людей.
Христианский подход — это приоритет ценности сегодняшнего, передо мной стоящего живого человека над перспективой того, что мы хотим построить завтра. А революционеры хотят, чтобы было наоборот. Чтобы за счёт тебя сегодняшнего, на твоей крови построить будущее счастье. Я тебя убью, а построю счастье для миллионов. Теология Раскольникова. Церковь говорит однозначно: нет, нельзя убить человека и на его крови построить будущее счастье.
Нужно находить возможность доносить эти вещи до людей. Попадая в толпу, умный человек рискует стать сумасшедшим — спящие страсти, нереализованные комплексы, задавленные интуиции — всё начинает бурлить. И когда всё успокоится и человек прозреет, может быть уже поздно.
Люди, нам ведь всем умирать. Правда, кому помирать, кому подыхать, а кому честно преставляться. И многим раньше, чем думается. Нужно вовремя остудить головы революционеров. Священники должны этим заняться. Иногда такое складывается впечатление, что митингующие священники больше верят в ЕС и Декларацию прав человека, чем в Евангелие и Господа нашего Иисуса Христа.
— Если бы сейчас встали преподобные Печерские и увидели всё происходящее, что бы они сказали?
— Они бы встали и ушли отсюда. Их радикальный протест был бы в духе Лотова. Не нужно вам никому Небесное Царство, никто из вас не верит во Христа в действительности. Никто! Живёте вы в других смыслах, других чувствах, другой реальности. Если бы они могли и хотели, они бы встали, да и ушли отсюда. Больно смотреть, как люди разрушают себя своими же руками.
— Какая идея может объединить сейчас народ, сплотить его?
— Никакая! Украина в данной ситуации, при данном историческом грузе, не может воспринять ни одну идею, которая могла бы быть творческой, объединяющей, успокаивающей. Таких идей нет, во-первых. Во-вторых, никто не трудится над рождением этих идей. Всем кажется, что надо воспринимать готовые идеи. Политикум, аналитики трудятся над тем, чтоб имплементировать уже готовые идеи в нашу реальность. Существует ЕС — и мы пытаемся примерить европейские ценности на себя. Успокоиться в этом уже готовом объединении. Мы не рождаем своё, а хотим «примазаться» к чужому. Другие говорят: нет, только с Россией. И никто не подумал: может, свою идею родить?
Вот встретились четыре президента. Кто вам больше нравится? Да, никто. Сядет пятый — какой-нибудь боксёр или кто-то ещё. Кто вам понравится? Никто. А если продолжить этот ряд в будущее? Вам никто не понравится. Так в чём вопрос? Демократия построена так, что бесцветные люди управляют бесцветным обществом. Об этом говорят сами европейские политики. Современная политическая жизнь вымывает наверх бесцветных людей. Яркие раздражают, они заметны на фоне бесцветности и вызывают агрессию. Вот, Путин, например, вызывает агрессию, поскольку он довольно яркий человек.
Именно поэтому идей в ближайшем будущем у нас не предвидится, к сожалению. Мы будем больше территорией, чем страной. Либо двумя, тремя, четырьмя странами внутри одной. Мы рискуем «окропить снежок красненьким». «Лидеры», которые так смело зовут людей на войну, должны понять: они понесут всю полноту ответственности за кровь — не из носа или выбитого зуба, а за реальную кровь и жизнь реального человека.
Народ набирается агрессии. Сегодня на вес золота всякая холодная голова, которая скажет: Не ходите туда! Не лезьте туда! Возвращайтесь домой. Студент — иди учись, рабочий — ступай работать. Продавец — давай продавай. Кроме проблем мы здесь ничего не получим. Народ этого не понимает.
На мой взгляд, у нас нет авторитетов, которые могут остановить кровопролитье. Поэтому любая активность умножает проблемы, которые всё тяжелее и тяжелее будет решать.
— Будем надеяться, что приближающееся Рождество объединит верующих людей.
— Было бы хорошо. Но будет жалко, если и Рождество Христово не объединит.
Если мы работаем в рамках европейского мировоззрения — уважение к писаному закону (а не к народной традиции), к судебному исполнителю, к чиновнику — это может если не объединить, то хотя бы поставить нас на место. Показали тебе документ: так, после 22 часов не шуметь. Будь любезен быть европейцем. Как это — перегородить баррикадами главную улицу страны? Это не по-европейски. А больше похоже на большевиков и анархистов, которые не слушаются закона, не умеют думать.
Успокойтесь и поймите, что Европа — другая. Уважение к закону, парламентским процедурам, честная работа на своём месте — это и есть, собственно, Европа. Кто будет многомиллионную массу населения, склонного к буйству, брать в свой Союз? Они что, сумасшедшие?
Старая тема: Новый год (31 декабря 2013г.)
Со словом «новый» в Писании есть несколько крепких ассоциаций. Если брать хронологически, то вначале это грустное признание Иерусалимского царя из книги Екклесиаста, что «Нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: “смотри, вот это новое”; но это было уже в веках, бывших прежде нас» (Еккл. 1: 9–10). А во-вторых, это Новый Завет, где всё новое: бессеменное зачатие, девственное Рождение, победа над смертью. Вот в таком контрасте и пребывает человек. По опыту падшей жизни, по грузу за плечами он живет в смертной тени Ветхой мудрости. А по опыту веры он утешен надеждой на иную жизнь и вечную радость в Царстве Христа и Бога. Вот так, как дельфин, человек живет в воде, а дышит легкими. То есть пребывает в одном мире, а утешается воздухом другого.