Иисус, вооруженный мечом. Иисус, готовый выйти на брань. Иисус, имеющий власть и силу духом уст Своих убить клеветника. Очевидно, этот образ не совпадает с образом Спасителя, явленным в Евангелии. Там Он – Агнец, пришедший взять на себя грехи людей. Там Он трости не доломит и льна курящегося не угасит. Его могущество хотя и действует, но оно настолько укутано в смирение, что оставляет возможность сомневающемуся сомневаться и неверующему не верить. Здесь же – по Воскресении – Христос выступает как имеющий власть и как не имеющий нужды таиться и скрывать силу. Смерть уже Им побеждена. Смерть уже не имеет над Ним никакой власти. Оттого смиренный Агнец являет Себя по временам как Триумфатор и Непобедимый Воин. Этот образ должен ободрить христиан, стесненных отовсюду враждебной силой. Мы верим не в Того, Кого схватили и распяли, а в Того, Кто сильнее всех и Кто победил нашу смерть тем, что позволил Себя распять.
Воинские команды кратки. Кратко говорит и Христос, что Он знает дела Ангела в Пергаме. Тот не отрекся от имени Христова даже перед лицом мученичества местных христиан. Один из них – Антипа – назван свидетелем верным. На языке Церкви «мученик» – это в первую очередь не тот, кто терпит боль и бывает умучен до смерти. В первую очередь это «свидетель», то есть тот, кто посреди мученичества исповедует свое знание Христа как Господа и демонстрирует непобедимую верность Христу.
Пергамские христиане живут там, где временно избрал себе место пребывания сатана. Это нежелательное соседство не во власти местной Церкви. Зато в их власти чистота вероучения и плотность своих рядов. И здесь не всё гладко. Христос упрекает предстоятеля местной Церкви в том, что есть у него там и ранее упоминавшиеся Николаиты, и те, кто держится учения Валаама. Николаиты – новые еретики, появившиеся после проповеди Евангелия, очевидно, в силу неверного понимания или корыстного толкования слова Божия. А вот держащиеся учения Валаама – это люди, живущие здесь и сейчас, но по имени отсылающие нас к истории странствования Израиля по пустыне.
Движение еврейского народа в Обетованную землю было победоносным до тех пор, пока серьезные грехи не вырастали стеной между Богом и народом. Возмущенный грехом, Господь отнимал благодать и отворачивал лицо Свое от согрешивших людей, которые вскоре после этого узнавали и силу врагов, и тяжесть наказания. Закономерность эта не утаилась и от противников. Те поняли, что достаточно ввести Израиль в грех против Господа, и поражение избранного народа останется делом одного лишь времени. Догадка эта должна была бы более держать самих евреев от греха, а не помогать врагам навлекать на головы Израиля гнев Божий. Но враги пользуются нашей слабостью лучше, нежели мы умеем избегать поводов к ослаблению себя через грех (мы говорим о евреях, но думаем-то о себе, о Церкви Христовой как Новом Израиле). Валаам как раз и был тем мудрецом, который «научил Валака ввести в соблазн сынов Израилевых, чтобы они ели идоложертвенное и любодействовали» (Откр. 2: 14). «Держащиеся учения Валаама» среди пергамцев – это те, кто действует в духе Валаама и учит христиан непотребствам. Собственно, это те же Николаиты по образу действий, и лишь имя их овеяно древностью. Точно так же и всякая «новая ересь» лишь носит новое имя. По сути же она неизбежно копирует теорию и практику древних заблуждений.
Престол сатаны поблизости, Николаиты и Валаамиты внутри. Состояние незавидное. И на все беды одно великое лекарство – покайся! Христос говорит: «Покайся! А если не так, скоро приду к тебе и сражусь с ними мечом уст Моих!» (Откр. 2: 16). Слова «а если не так» есть голос угрозы. Но в чем угроза, если Христос обещает прийти и сразиться с ними, то есть с грешниками? Ведь «с ними», а не «с тобой»! Дело в том, что, допуская грех в среде своей, люди сращиваются с грехом. И уже трудно бывает со временем определить, где грех, а где обычные дела человеческие. Христос же знает разницу этих вещей. И если Он придет с мечом, чтобы воевать и очищать, то меч Его пройдет по живому. Он будет временами резать так, как режет хирург, отделяя гнилое и заразное от чистого и здорового тела. Это будет нарушение греховного спокойствия и болезненное очищение для тех, кто сам очищаться не спешил. Вот почему очищаться нужно самому, не дожидаясь Христовой хирургии. И вот почему, когда время хирургии пришло, поздно просить об удалении меча (скальпеля). Нужно терпеть молча.
Обетование для побеждающего – сокровенная манна. Если имя Валаама воскрешает негативные страницы странствия по пустыне, то напоминание о манне – это пример непрекращающегося чудесного покровительства Бога над людьми Своими. Побеждающий, иными словами, будет напитан, насыщен, будет иметь каждый день всё необходимое (ибо и манна появлялась не с запасом, но на каждый день). Господь, и наказывая, не перестает хранить и благодетельствовать. Кроме того, насыщенный манной человек будет еще и переименован. Белый камень с написанным на нем именем, которого никто не знает, кроме получающего, – последнее обещание.
Давать имена означает со стороны дающего проявлять власть и знать сущность. Имя должно отобразить природу существа того, кому оно дается. Кроме того, новое имя есть знак новой жизни. Если человек деятельно изменился, он не может жить со старым именем, так как вырос из него. Перемена фамилии при выходе женщины замуж, новое имя в монашестве – явления именно этого порядка. Некое общее переименование ожидает и нас по вступлении в иную жизнь, где Бог назовет нас так, как мы должны называться по внутренней сути, а не так, как привыкли называть нас люди. Власть эта – давать имена – принадлежит Христу, поскольку «дана Ему всякая власть на небе и на земле». Поэтому Он и в начале евангельской истории переименовал Симона в Кифу, то есть Петра, а сыновей Зеведея назвал «сынами грома».
Меч Божиего слова, престол сатаны, учения Николаитов и Валаама вкупе с развратом, родящимся от этих учений, сокровенная манна и новое имя для побеждающих – таковы главные слова из обращения Христа к Ангелу Церкви Пергама. Таковы главные слова, касающиеся и нас. Поскольку и мы питаемся манной (Причастием) и будем переименованы. Поскольку Николаиты с Валаамом растиражированы по миру. Поскольку сатана – реальный участник человеческой истории. И, наконец, поскольку острейший меч слова Божия не ржавеет и не притупляется. Им да научится всякий из нас пользоваться, и от его острия всякий враг да отбежит.
(Продолжение следует.)
«Ангелу Фиатирской Церкви напиши…» (6 октября 2014г.)
«Общим местом» многих толкователей Апокалипсиса является желание представить семь Церквей Малой Азии в виде семи периодов исторического бытия Вселенской Церкви. Семь этих периодов должны идти в строгой последовательности, и следующий период в силу исторической преемственности должен вытекать из или связываться с периодом предыдущим. Такая позиция понятна, но очень уязвима. Уязвимость – в неизбежности натяжек, когда недостающее додумывается, а существующее подгоняется под выбранную систему. Если Ефесский период – ранняя Церковь апостольского и ближайшего к апостольскому времени, то Смирнская Церковь – это что? И когда это «что» начинается? С эпохи царя Константина? Если да, то какому периоду соответствует сказанное о Церкви Пергама: концу эпохи Вселенских Соборов или падению Византии вообще? Где, то есть, точный конец одной эпохи и неизбежное начало следующей? Так ли исчерпывающи слова, сказанные о семи Церквах, чтобы в них вместить целые века церковной истории? Вопросов очень много. Кроме того, любители линейно-временного толкования семи Церквей как семи эпох обычно эсхатологически настроены. Они ждут конца. Следовательно, свою собственную эпоху они характеризуют либо как Филадельфийскую (предпоследнюю), либо как Лаодикийскую (последнюю). Тогда получается, что сказанное о пяти прежних периодах имеет в основном исторический, а не бытийно-жизненный интерес. Это изображение того, как мы «шли, шли – и дошли до современного состояния». С этим нельзя соглашаться. И вообще семь Церквей Азии сосуществовали во времени. Все они были рождены проповедью Иоанна Богослова. Слово, сказанное к ним, прозвучало в одно время, за раз. И все они в ту пору были. Потому, не сбрасывая вовсе со счетов теорию семи эпох, отразившихся в слове Христа Церквам, можно смело думать и иначе. Это картина жизни различных церковных общин, диагноз их внутреннего состояния, при том что все они, такие разные, существуют рядом друг с другом.
Первая Церковь (Ефесская) упрекается в утрате первой любви. А четвертая (Фиатирская) хвалится за то, что «последние дела ее больше первых» (Откр. 2: 19). Значит ли это, что после угасания первого горения через два на третий период непременно возрастет ревность? Не думаю. Это скорее говорит о том, что в одно и то же время у живущих рядом христиан может быть совершенно различное устроение. Пока один охладевает, другой рядом с ним вооружается решимостью. Это вполне соответствует словам Господа о том, что две будут молоть на жерновах, и одна оставится, а другая возьмется. Двое будут и на селе – один возьмется, а другой оставится (см.: Лк. 17: 34–36). Итак, Церковь Фиатиры похвальна по причине того, что есть в ней улучшение, что само по себе есть чудо не малое. Угасание, истощение и ослабление со временем нам более понятны. И по логике, и по личному опыту. А тут – последнее лучше первого. Прямо как на браке в Кане: принесенное к концу вино лучше того, что пили вначале. Очевидно, что это плод благодати и место действия Духа Святого. Но – горе нам! – нет такой похвалы, рядом с которой не было бы уместно порицание. Христос говорит, что Ангел Церкви Фиатирской попускает некоей жене Иезавели «учить, вводить в заблуждение рабов Моих, любодействовать и есть идоложертвенное» (Откр. 2: 20). И опять, как в случае с Валаамом, мы вынуждены вспоминать Ветхий Завет.
Та историческая Иезавель, поминаемая в книгах Царств, не учила и не пророчествовала. Она, пользуясь властью, покровительствовала жрецам культа Ваала. Она преследовала Илию, подталкивала к грехам Ахава. Это она научила Ахава клеветой и кровопролитием отобрать виноградник Навуфея. Она, подобно Иродиаде Нового Завета, была смертельным врагом друзей Божиих, пользуясь властью супруги царя. Но она не учила и не пророчествовала. А эта, помянутая в Откровении, именуется пророчицей и действует широко, а Церковь ей это позволяет. И что это? Очевидно, вопрос не решится поиском прямых и буквальных соответствий. Эта Иезавель не царица. Источник ее влияния вовсе не государственная власть. Она «пророчица». Время ее действия – время Нового Завета, когда жене уже не накинешь на роток платок и когда появляется возможность жене, как и мужу, действовать с дерзновением на поприще учительства. Вот вам неожиданный плод свободы. Златоуст говорил об этом много. Он говорил, что люди обычно стремятся с жадностью к тому, что им не принадлежит. К примеру, женщины – к власти. Не имея прямого доступа к самой власти, они ищут тайной (чисто женской) власти над теми мужами, какие имеют власть. Приводить ли примеры? Над сказанным стоит поразмыслить, но мы идем дальше.