Писать о Дмитрии Шостаковиче нелегко. Уж очень масштабен и многогранен облик этого художника, чтобы охватить его мысленным взглядом, измерить и оценить значение его вклада в мировую музыку. Мне нелегко писать о Шостаковиче и потому, что в моем преклонении перед гением неизменно присутствует чувство давней, по-человечески простой и бесконечно мне дорогой дружбы. Художник и человек — Дмитрий Дмитриевич Шостакович един и неделим в моем сознании и, думается мне, в сознании всех, кому выпало счастье близко его знать, общаться с ним, с его музыкой.
Музыка Шостаковича всегда меня волнует, всегда возбуждает мою творческую фантазию, тревожит и интригует. Мало есть сочинений в огромном списке его работ, которые оставляли бы меня равнодушным. Слушая произведения Шостаковича, я всегда задумываюсь о секретах его композиторской индивидуальности, о всемогуществе его техники, о своеобразии его решений любых художественных задач.
Это началось еще с его удивительной Первой симфонии, написанной в 19-летнем возрасте; это продолжалось вплоть до поражающе неожиданной и захватывающе прекрасной Пятнадцатой симфонии. Все пятнадцать симфоний Шостаковича разные, каждая открывает нечто новое по отношению к предыдущей. Нет повторений, но есть неустанные поиски нехоженых путей, есть нарастающий поток мыслей, гигантская фантазия. Я принимаю все его симфонии. В каждой из них слышу голос времени, голос нашей бурной эпохи со всеми ее трагическими конфликтами, великими порывами к свету.
Глубочайшая лирика, свободная от сентиментальных проявлений повседневности, героика высокого эпического полета, трагизм и юмор, ирония и гротеск — все подвластно его творческой фантазии, все раскрывается им в своеобразных и всегда новых формах. Меня неизменно поражает целеустремленность его творческих усилий. Он всегда твердо знает, чего хочет, за что ратует, против чего выступает. Это определяет огромную общественную значимость творчества Д. Д. Шостаковича — подлинного трибуна своей Родины.
Мне выпало счастье быть свидетелем многих важнейших премьер Шостаковича. Хорошо запомнилась московская премьера замечательной оперы «Леди Макбет Мценского уезда», поставленной Вл. И. Немировичем-Данченко. Эту оперу мне уже довелось до того слышать в Ленинграде. Я был на одном из первых исполнений Пятой симфонии в Ленинграде под управлением Е. А. Мравинского. Незабываемое впечатление встречи с современной классикой. Не могу не сказать с понятным чувством гордости, что в той же программе впервые в Ленинграде прозвучал мой Фортепианный концерт, блистательно сыгранный Л. Н. Обориным.
Вспоминаю первое знакомство с Четвертой симфонией. Я услышал ее в авторском исполнении в середине 30-х годов. Мы с Н. В. Макаровой тогда еще жили врозь. У Нины была крохотная комната в общежитии, и Дмитрий Дмитриевич пришел туда и сыграл на рояле всю симфонию. Она потрясла нас трагизмом, искренностью высказывания.
Летом 1943 года Шостакович с семьей жил в Ивановском Доме творчества. Там же тогда находились С. С. Прокофьев, Н. Я. Мясковский, Р. М. Глиэр, Д. Б. Кабалевский, Ю. А. Шапорин. Все мы усердно трудились и лишь в свободные от работы часы встречались, чтобы обмениваться мыслями, знакомиться с сочинениями — уже написанными или еще готовящимися.
Однажды Дмитрий Дмитриевич пригласил Н. В. Макарову, Г. М. Шнеерсона и меня в крестьянский домик, где стоял его рояль и где он работал, чтобы показать нам свою только что законченную Восьмую симфонию. Никогда не забуду впечатления от этого прослушивания симфонии, которая, по моему убеждению, принадлежит к числу вершинных произведений мирового искусства о Великой Отечественной войне. Всеобъемлющее мастерство симфонической драматургии, органическое сочетание героики и глубоко субъективного лиризма, огромная этическая сила духа получили в этой партитуре ярчайшее воплощение. Сам композитор, как известно, охарактеризовал Восьмую симфонию как «попытку выразить переживание народа, отразить страшную трагедию войны». Этот глубоко патриотический замысел полностью удался. Мужественная и гордая музыка выражает великую правду жизни, восторжествовавшей над всеми муками и трагическими испытаниями, над смертью и разрушением.
Великий гражданин, великий художник, замечательный человек, необыкновенно обаятельная личность — таков Дмитрий Дмитриевич. Много десятилетий длилась наша дружба, наши встречи в деловой обстановке на заседаниях секретариата Союза композиторов СССР, наши домашние беседы (ведь мы с ним были близкие соседи по дому на улице Неждановой). Если меня спросят, какая главная черта в характере Дмитрия Дмитриевича, которая особенно влекла к нему сердца людей, я скажу, не колеблясь: доброта. Доброта, постоянная готовность прийти на помощь, проявить сердечное внимание к каждому, удивительная обязательность во всех деловых взаимоотношениях, необыкновенная точность. Я не помню случая, чтобы Шостакович опоздал на какое-нибудь собрание или заседание. Обычно он появлялся загодя и терпеливо ждал опаздывающих. Композитор мировой славы, он никогда и никому не показывал своего превосходства в профессиональном плане, вел себя просто и естественно, как бы подчеркивая, что является всего лишь одним из рядовых членов нашей композиторской организации, добросовестно выполняющим порученное ему дело.
Д. Д. Шостакович прожил большую жизнь. Историческое значение его гигантского творчества смогут в полной мере оценить только будущие поколения. Мы гордимся всемирным признанием творческих завоеваний Д. Д. Шостаковича, утверждающих силу и славу передовой многонациональной культуры народов Советского Союза.
Д. Шостакович. Статьи и материалы, М., 1976, с. 17 — 19
Годы здесь не властны
Дорогой Митя!
Пишу тебе это письмо с волнением и великой радостью. Как выразить тебе мою любовь, мое восхищение тобой — человеком и музыкантом, гражданином и художником, который стал гордостью и славой нашей Родины? Тебе шестьдесят. Вместе с тобой и твоей семьей эту дату празднуют все советские музыканты, все советские люди, знающие и любящие твое творчество.
Эту славную дату празднует весь музыкальный мир, для которого ты уже давно являешься одним из самых любимых и одним из самых замечательных и мудрых художников-гуманистов нашей эпохи.
Сегодня я и вместе со мной вся моя семья от души сердечно и горячо поздравляем тебя и всех твоих близких с твоим славным шестидесятилетием. Я бы мог адресовать тебе много восторженных эпитетов — эпитетов, которыми постоянно и справедливо награждали тебя и твое искусство. Но все это сказано многократно. Сегодня я хочу просто сказать: удивляюсь я тебе, радуюсь и горжусь тобой!
Твоя музыка будит мысль и творческую фантазию. Когда я слушаю ее, мне хочется самому скорее сесть за рояль и сочинять. Своей музыкой ты все эти годы воспитывал в людях самые прекрасные чувства, направлял их самые благородные порывы. Твое творчество признано на всей земле. Я благодарю тебя за то, что ты поднял наше советское музыкальное искусство на огромную высоту, поднял его авторитет, привил уважение к нему во всем мире.
...Я вспоминаю сегодня нашу первую встречу. Наше знакомство. Это было более чем три десятилетия назад. Но все же я считаю, что познакомился с тобой слишком поздно. Я жалею, что суета жизни не позволяет нам чаще общаться. Потому что общение с тобой обогащает человека.
Какой сложный и большой путь ты прошел! Мне отрадно сознавать, что на этом пути я во многих случаях находился рядом с тобой.
Когда не стало с нами таких замечательных композиторов, как Николай Яковлевич Мясковский и Сергей Сергеевич Прокофьев, ты мне писал о том, что с уходом этих двух гигантов на плечи советских музыкантов, в том числе и на мои, ложится ответственность и забота о судьбах советской музыки. Мне было очень лестно осознавать и свою ответственность за наше творчество.
Но ведь все мы знаем, что львиная доля этой ответственности лежит на тебе, на твоей чуткой совести советского художника и гражданина, на твоем добром сердце, на твоем великом и несравненном таланте.
И с каким высоким чувством ответственности перед своим народом, перед нашим любимым искусством ты выполняешь эту миссию!
Дорогой мой друг, прости за нескладность этого письма. Это — от сердечного волнения за тебя. Это — от неумения найти нужные слова, чтобы выразить тебе мою искреннюю любовь.
Еще раз прими мои самые добрые пожелания здоровья и счастья!
«Музыкальная жизнь», 1966, № 17
Дмитрий Шостакович
Глубоко взволновала и обрадовала меня весть о награждении Международной премией мира Дмитрия Шостаковича. Нам, советским композиторам, особенно радостно, что этой почетной награды удостоен наш товарищ, замечательный советский патриот, являющийся, несомненно, одним из самых талантливых музыкантов современности. Шостакович внес своей творческой и общественной деятельностью ценный вклад в дело строительства советской музыкальной культуры, в дело укрепления и упрочения культурных связей между народами.
Многие произведения Дмитрия Шостаковича горячо любимы миллионами слушателей. Такова Пятая симфония — сочинение глубокого философского содержания, раскрывающее в прекрасных музыкальных образах величие и творческую мощь человеческого духа; такова Седьмая симфония, в которой композитор заклеймил черные силы войны и фашизма, реакции и человеконенавистничества; такова оратория «Песнь о лесах» — величавый гимн творческому, созидательному труду советских людей. Таковы и многие другие сочинения Дмитрия Шостаковича.
Особенно возросла творческая активность композитора за последнее время. Каждый год он радует нас новыми и новыми творческими достижениями, каждый год раскрывает нам все новые и новые грани своего большого таланта. Оратория «Песнь о лесах» и цикл поэм для хора без сопровождения на стихи революционных поэтов, прелюдии и фуги для фортепиано и музыка к кинофильмам «Падение Берлина» и «Встреча на Эльбе», кантата «Над Родиной нашей солнце сияет», Четвертый и Пятый струнные квартеты — какие это разные по содержанию, по характеру музыкальных образов и вместе с тем какие единые по своему эмоциональному пафосу, лирической взволнованности сочинения!
Ряд этих мастерских произведений Шостаковича достойно завершает его последняя крупная работа — Десятая симфония, исполнение которой превратилось в крупное художественное событие последних лет. Большая жизнеутверждающая идея, глубина и значительность эмоционально-философского содержания отличают эту симфонию. В четырех частях ее перед слушателем предстает целый мир ярких, эмоционально-приподнятых, неотразимых по впечатляющей силе музыкальных образов — светлых и трагедийных, скорбно-лирических и ликующе-радостных. Вновь проявилось драматургическое мастерство композитора, умение строить большую форму, насыщать движением каждый раздел симфонии, держать все время слушателя в напряжении — качества, которыми я как композитор не устаю восхищаться.
В жизни Дмитрия Шостаковича равно важную роль играют и творческий труд, и общественная деятельность. Нельзя искусственно отделять Шостаковича, творца вдохновенных музыкальных произведений, от Шостаковича — активного борца за мир, члена Советского комитета защиты мира, чьи страстные, проникнутые пафосом подлинного гуманизма публицистические выступления играли и играют большую роль в деле сплочения народных масс для защиты мира и демократии, культуры и прогресса. Одно обусловливает другое. Чутко ощущая пульс современной международной жизни, живя одними мыслями, думами, чаяниями со своими слушателями, композитор тем самым получает возможность выразить в своих наиболее удачных произведениях то, что в данный момент больше всего волнует аудиторию, и именно благодаря этому его произведения так часто воспринимаются с глубоким волнением. Деятельность Дмитрия Шостаковича является еще одним ярким примером того, что каждый творец должен быть патриотом, гражданином своей страны.
Я счастлив приветствовать моего дорогого друга с получением такой высокой награды, как Международная премия мира. Мы видим в присуждении этой премии Дмитрию Шостаковичу высокую оценку деятельности всей советской художественной интеллигенции на благо мира. Эта почетная и славная награда должна вдохновить Шостаковича на новые творческие дерзания, на создание новых прекрасных произведений, воспевающих человека, славящих труд на благо всех честных людей земного шара.
Признание больших заслуг Шостаковича международной демократической общественностью окрыляет нас, советских композиторов, на создание музыки, которая должна помогать сплочению миллионов простых людей под знаменем мира, под знаменем свободы и прогресса, демократии и дружбы народов.
«Советская культура», 1954, 1 июня
Десятая Симфония Д. Шостаковича
Прозвучала новая, Десятая симфония Дмитрия Шостаковича.
Симфония вызвала огромный интерес как профессиональных музыкантов, так и широкой аудитории. Это вполне понятно. Д. Шостакович относится к числу художников, чье творчество, проникнутое острым ощущением действительности, ставит волнующие проблемы современности.
В своем новом произведении Д. Шостакович захватывает слушателей искренностью и эмоциональной силой творческого высказывания. Глубина и масштабность философского мышления сочетаются в симфонии с поразительным мастерством музыкально-драматического развития контрастных образов, и здесь композитор добивается яркой и качественно новой выразительности.
Это прежде всего настоящая симфония, то есть сочинение большой жизнеутверждающей идеи, глубокого эмоционально-философского содержания. В четырех частях симфонии заключен целый мир образов — светлых и трагедийных, скорбно-лирических и ликующе-радостных. В новом произведении с необычайной убедительностью проявляется умение композитора создавать драматически контрастные образы, волнующие слушателя значительностью и красотой. Как композитор я не устаю восхищаться драматургическим мастерством Д. Шостаковича, его умением строить большую форму, насыщать движением каждый раздел симфонии, все время держать слушателя в напряжении.
Какой неповторимо яркой индивидуальностью обладает каждая из четырех частей симфонии! Уже после первого прослушивания невозможно забыть зловещий облик маршеобразного скерцо (вторая часть), прозрачное звучание лирического ноктюрна (третья часть), праздничное веселье финала. Огромное впечатление оставляет драматическая первая часть, заключающая в себе основное идейно-эмоциональное зерно сочинения. Здесь композитор развивает и сталкивает в напряженных кульминациях противоборствующие, остро контрастирующие образы. Очевидно, общий драматургический замысел симфонии потребовал применения «сильнодействующих», порой резких выразительных средств — оркестровых и гармонических. Но, на мой взгляд, все эти резкости в разработке первой части оправданы развитием тематического материала. Они ярче оттеняют выразительную красоту светлых образов главной и побочной партий.
Не знаю, существует ли программа Десятой симфонии. Кажется, автор задумал ее не как программное произведение. Поэтому я, как и каждый слушатель, толкую содержание симфонии, исходя из своих непосредственных впечатлений.
Думаю, немного найдется слушателей, которые не почувствовали бы, что Десятая симфония говорит о глубоких думах и переживаниях нашего современника, что в напряженно развивающихся темах этой симфонии запечатлены острые драматические коллизии.
Даже при первом прослушивании становится ясным, что мелодический язык новой симфонии чутко отражает стилистический строй нашей советской музыки. Мелодика симфонии соткана из живых, выразительных интонаций-попевок, в ней нет гротесковой нарочитости, резких отклонений от естественного развития.
Вспоминаю прекрасную тему вступления, ясную и законченную мелодию побочной партии первой части, развивающуюся в движении медленного вальса. Вспоминаю яркие мелодические образы третьей части (особенно запечатлелось в памяти соло валторны), характерные жизнерадостные мотивы финала.
Строже и выразительнее стала гармония Д. Шостаковича. Ее функциональное значение вполне определенно. Она обладает упругой силой, динамизирующей развитие музыкальной мысли. При этом композитор полностью сохраняет свой характерный, индивидуальный почерк. Он по-своему решает труднейшую проблему синтеза формы и содержания современной симфонии.
...В Десятой симфонии Д. Шостакович смело идет вперед, пролагая новые пути симфонизму — этому сложнейшему жанру музыкального искусства. Значение его работы в этой области особенно возрастает теперь, после кончины Н. Мясковского и С. Прокофьева, чьи лучшие произведения развивали классические традиции великих симфонистов прошлого.
Десятая симфония Д. Шостаковича — произведение огромной впечатляющей силы — дает богатую пищу для размышлений о путях развития современного симфонического творчества.
...Все ли меня удовлетворяет в новой симфонии Д. Шостаковича? Нет, не все. Так, например, мне представляется, что веселый, жизнерадостный финал, при всей привлекательности его светлых образов, эмоционально (и даже конструктивно) не вполне уравновешивает драматически острые, а порой и трагедийно-напряженные эпизоды двух первых частей. Думается поэтому, что финал несколько ограничивает глубину и архитектоническую стройность философского замысла симфонии, ослабляет и силу впечатления от целого. Злые, мрачные силы показаны в симфонии очень рельефно и убедительно, с потрясающей «картинностью». Великий гуманизм миролюбивого человечества, противостоящий этим темным силам зла, раскрыт в симфонии с меньшей образной законченностью. Хочу высказать пожелание Д. Шостаковичу — увереннее и крепче утверждать положительное; мрачно-трагическое он умеет раскрывать своей музыкой, как никто другой.
В симфонии, мне кажется, имеются некоторые длинноты, порой задерживающие музыкально-драматическое развитие. Однако, высказав это соображение, я считаю нужным подчеркнуть и другое — замечательное умение композитора свободно и органично вести музыкальное повествование на больших просторах, логично переходить от одной мысли к другой.
Слушая эту партитуру, не устаешь поражаться оркестровому мастерству Д. Шостаковича. В понимании многих симфоническая музыка сначала сочиняется, а потом оркеструется: композитор решает, какому инструменту или группе инструментов поручить данную тему, тот или иной эпизод. Д. Шостакович, как подлинный симфонист, мыслит оркестровыми образами, и он умеет добиться любого оттенка, подсказанного внутренним слухом. Поэтому инструментовка — красочная, блистательная, поражающая новизной звучания — никогда не является для него самоцелью. Она органическое выражение его мысли, его образов, его музыкальной драматургии.
Десятая симфония взволновала нашу музыкальную общественность, вызвала много споров. И это, конечно, очень хорошо. Но нехорошо, когда споры по коренным проблемам современного творчества уводят в сторону от существа вопроса. Будем спорить о Д. Шостаковиче и о его новой симфонии, спорить горячо и страстно, смело отстаивать свои принципиальные точки зрения, но не осуждать новую симфонию за остро выраженное в ней столкновение страстей, за бурные драматические кульминации. Большой советский художник, искренне стремящийся выразить в музыке чувства и мысли современников, не мог написать «гладкую» симфонию. В самом требовании «благополучной приглаженности», на мой взгляд, проявляются отголоски пресловутой «теории бесконфликтности», нанесшей такой вред нашему искусству.
Чуткого художника, советского патриота, убежденного и страстного борца за дело мира, Д. Шостаковича не могут не волновать преступные замыслы врагов человечества, поджигателей новой войны, которые продолжают точить свое смертоносное оружие...
«День наш тем и хорош, что труден», — говорил В. Маяковский. В самоотверженном труде на благо любимой Родины, в благородной борьбе за мир и демократию во всем мире советский народ отстаивает дружбу и счастье трудящихся на земле.
Да, Десятая симфония отмечена большим драматическим напряжением. Но этот драматизм не безысходен. Это оптимистическая трагедия, проникнутая горячей верой в победу светлых, жизнеутверждающих сил.
Замечательный дирижер Е. Мравинский! Как глубоко он понимает замыслы Д. Шостаковича, как точно и убедительно умеет раскрыть идейно-эмоциональное содержание необычайно сложного и трудного произведения. С высокой творческой ответственностью подходит Е. Мравинский к подготовке и исполнению нового сочинения. Его метод работы должен служить примером для наших молодых дирижеров. Взыскательность к себе, взыскательность к коллективу оркестра, высокий профессионализм и подлинное вдохновение, опирающееся на совершенное знание партитуры, — вот неоспоримые достоинства искусства этого выдающегося советского дирижера.
«Советская музыка», 1954, № 3
«Над Родиной нашей солнце сияет»
Произведения Д. Шостаковича неизменно вызывают горячий интерес аудитории.
Художник большого, обаятельного дарования, Д. Шостакович чутко откликается на волнующие события нашей многообразной действительности. Достаточно напомнить о его «Ленинградской» симфонии, о вдохновенной оратории «Песнь о лесах», о глубоком по замыслу и образной выразительности цикле «10 поэм для хора» на слова революционных поэтов.
Крупным событием советской музыкальной жизни является новая кантата Д. Шостаковича «Над Родиной нашей солнце сияет» на слова Е. Долматовского.
Это сочинение представляется мне своеобразной музыкальной фреской, в которой запечатлены сокровенные мысли и чувства простых людей, их беспредельная любовь к Родине.
...Идея сочинения выражена композитором многопланово. Яркие эпизоды, проникнутые пафосом революционной героики, сцены, рисующие народное торжество, сопоставляются с нежными и светлыми музыкальными образами родной природы.
Кантата состоит из трех четко отграниченных разделов, причем внутри каждого из них композитор находит много разнообразных и красноречивых приемов для выразительного воплощения слова, чувства, настроения.
Первый раздел — поэтический рассказ о прекрасной Советской земле, о счастье созидания, о пафосе труда. Кантата начинается задушевной, проникновенной песенной мелодией. Ее запевает кларнет на подголосочном узоре скрипок:
Это удивительно простое, скромное начало приковывает внимание слушателя во много раз сильнее, чем самые громкие и мощные фанфары, уже столько раз слышанные нами в приветственных увертюрах, одах, кантатах. Песня, изложенная кларнетом, служит тематической основой первого хора мальчиков, поющего о счастливой советской Родине, о братстве советских народов. Композитор мастерски соединяет мелодию запева (исполняемую хором мальчиков в расширенном движении) с полифоническим развитием той же темы в струнном квинтете:
Я не буду подробно излагать содержание первого раздела кантаты, включающего несколько очень выразительных и контрастных эпизодов, в которых равно важную роль играют хор мальчиков, мужской и женский хоры и, конечно, как всегда у Шостаковича, очень богатый оркестр.
После короткой (14 тактов) оркестровой подготовки начинается второй раздел кантаты, в котором развивается тема борьбы и преодоления, тема подвига коммунистов — бесстрашных борцов за счастье народа. Мы слышим твердую поступь марша, отголоски боевых революционных песен русского пролетариата, закаленного в битвах с самодержавием:
Могучие взлеты голосов, поддержанные стремительным натиском оркестра, создают впечатление силы, непоколебимой уверенности в победе. В движении суровой революционной песни возникают образы отважных борцов за свободу.
«Коммунисты, вперед!» — этот боевой призыв вновь и вновь звучит в кантате. Шостакович нашел предельно простую, убедительную музыкальную форму:
Яркое впечатление оставляет заключительная часть кантаты, начинающаяся призывными возгласами объединенного хора труб и тромбонов:
Кантата написана очень ясным и доступным языком. Это подлинно массовое произведение в самом лучшем, самом благородном смысле слова.
В то же время это произведение, отмеченное подлинным вдохновением, высоким мастерством.
Создав за последние годы ряд выдающихся произведений ораториально-кантатного и песенного жанров, Д. Шостакович проявил в них замечательное драматургическое чутье и свободное владение выразительными возможностями слова и музыки.
«Советская музыка», 1953, № 1
[О Тринадцатой симфонии]
...В квартире Дмитрия Шостаковича состоялось прослушивание его нового сочинения, Тринадцатой симфонии, созданной им в содружестве с поэтом Евгением Евтушенко. Всю мою «аннотацию» к этому произведению я могу лишь свести к тому, что оно написано для симфонического оркестра, хора басов и солиста-баса. Это уже известно музыкальной общественности. Но как можно умолчать о том, что Тринадцатая симфония даже в рамках камерного исполнения производит небывалое, могучее впечатление. Здесь нет ни тени преувеличения: это поистине великое произведение великого художника. Да, великого, потому что Дмитрию Шостаковичу, «первому среди первых» наших композиторов, как никому, дано особое, обостренное, я бы сказал, «концепционное» чувство времени. В нем художник выступает как истинный гражданин-патриот. Тринадцатая симфония — самый действенный и непосредственно художественный отклик сердца на нашу советскую действительность. Мне кажется, что музыкальные образы ее посвящены кодексу нравственности советских людей, утверждают их высокие морально-этические нормы. И всем нам остается позавидовать Д. Шостаковичу, сделавшему такой подарок народу и партии к славной годовщине Октября...
«Советская культура», 1962, 6 ноября