Было это в Москве не то в 1927, не то в 1928 году. Я шел по Арбату с Александром Афанасьевичем Спендиаровым. И вдруг мой спутник, радостно улыбаясь, направился к идущему навстречу Захарию Палиашвили. Оба удивились и несказанно обрадовались.
Собственно, ничего особенного не произошло: встретились двое друзей. Но, хотя с той далекой поры прошло чуть ли не полстолетия, до сих пор я вижу, как заулыбались Спендиаров и Палиашвили, как бросились друг к другу, обнялись, расцеловались. Видели бы вы в ту минуту их лица! Восторженные и оживленные, они светились каким-то лучезарным светом. Радость встречи, глубокое взаимное уважение чувствовались в каждом их жесте, каждом слове.
Я был тогда еще совсем молодым композитором, но о Палиашвили, конечно, знал, хотя не был с ним лично знаком. Александр Афанасьевич представил меня ему. Познакомившись, я деликатно отошел в сторону, продолжая издали наблюдать двух великих музыкантов.
Таким мне и запомнился Захарий Палиашвили — улыбающимся, доброжелательным, с живыми глазами на озаренном лице.
Я часто вспоминаю эту сцену, и даже теперь, когда я сам стал пожилым человеком и мои коллеги, грузинские композиторы старшего поколения, стали пожилыми людьми, я не устаю рассказывать, как два великих представителя двух соседних народов любили и уважали друг друга. Я говорю молодым композиторам:
— Вот величайший пример подлинной дружбы. Пример грядущим поколениям.
Вовсе не случайно начал я с этого воспоминания свой рассказ о Захарии Палиашвили. Для меня дружба между народами, взаимное уважение, взаимная учеба друг у друга всегда играли большую роль. Я родился в Тбилиси, и с самого детства вокруг меня звучали не только армянские, но и грузинские и азербайджанские народные мелодии. Мне было очень приятно, когда однажды знаток закавказской музыки сказал: «Хачатурян сумел за свою творческую жизнь вобрать в себя культуру трех республик».
В детстве я не знал симфонической, профессиональной музыки. Но случилось так, что 14-летним мальчишкой я попал в Тифлисский театр оперы и балета на спектакль «Абесалом и Этери». Тогда впервые я услышал симфонический оркестр. Сидел я далеко от сцены, на галерке, и, когда зазвучал оркестр, я услышал нечто божественное, нечто сверхъестественное. Я напряженно слушал, на глаза навернулись слезы, появилась какая-то внутренняя дрожь. Красота музыки меня ошеломила, совершенно необычный мир предстал передо мной в эти минуты. Таково первое мое впечатление о симфоническом оркестре и классической музыке, и оно связано с оперой Захария Палиашвили «Абесалом и Этери».
Мне хочется сказать и о другой опере Захария Палиашвили — «Даиси», которая наравне с «Абесаломом и Этери» занимает в истории советской оперы одно из первых мест.
Я знаю, что, отмечая юбилей Захария Палиашвили, мои грузинские коллеги не только воздают должное гению великого композитора. Они спрашивают себя: а что сделано нами, деятелями музыкальной культуры Грузии, чтобы быть достойными продолжателями его дела?
Думаю, что сделано много.
Современные грузинские композиторы, начиная со старшего поколения и кончая молодыми, представляют достойную смену своих великих предшественников. За последние десятилетия грузинские композиторы значительно продвинули вперед советское грузинское музыкальное искусство.
Захарий Палиашвили поставил много проблем в своем творчестве, проблем, решение которых композиторы могут воплотить в грандиозных музыкальных полотнах.
Вместе с грузинскими друзьями хочется порадоваться, что все мы соприкасаемся с замечательной музыкой Захария Палиашвили. Будучи национальным грузинским композитором, Захарий Палиашвили стал вместе с тем композитором мирового масштаба.
«Заря Востока» (Тбилиси), 1971, 12 октября
Мастер и мудрец
Шалва Мшвелидзе — один из выдающихся композиторов Советского Союза, старейшина славного отряда грузинских музыкантов. Национальный симфонизм республики известен далеко за ее пределами. Я мог бы назвать здесь много имен, немало сочинений — от симфоний, давно уже всенародно известных, увенчанных наградами, до смелых новаторских опусов молодых авторов. Блестящую плеяду грузинских симфонистов по праву возглавляет Шалва Мшвелидзе.
Он автор произведений и в других жанрах; популярны его оперы «Сказание о Тариэле» и «Десница великого мастера». Но для меня особенно значимы симфонические произведения Мшвелидзе, о них и буду говорить.
Большой национальный художник всегда тесно связан с жизнью народа, ему понятен и близок народный язык. Сокровищница национальных богатств принадлежит ему, и творец распоряжается ими как хозяин. Не растерять, а приумножить народное достояние должен он! И вот — сторицей возвращает подлинный художник взятое «в долг» у родного народа.
Немного найдется у нас композиторов, столь близких к родной природе, столь тесно, неразрывно связанных с нею своими корнями. Когда слышишь музыку Мшвелидзе, явно ощущаешь, какая она чистая, искренняя, бескомпромиссная. Удивляешься смелости его поэтического видения и неповторимо своеобразному колориту рисуемых им широких картин.
Музыка композитора исполнена могучей внутренней энергии, она порождает множество ярких образов. Вот симфоническая поэма «Звиадаури», написанная по мотивам «Гостя и хозяина» Важа Пшавелы. Впервые в грузинской музыке Мшвелидзе обратился к поэзии великого пшавельца. И какая удача! Как рельефны, зримо изобразительны музыкальные картины, воссоздающие драматическую историю, разыгравшуюся некогда в горах. Сочинение Мшвелидзе подобно скульптуре, высеченной из одной каменной глыбы.
Много хорошего можно сказать и о «Миндии». И в этой одночастной, свободно развертывающейся симфонической поэме немало вдохновенных страниц. Мы наслаждаемся богатством тембровой палитры автора — подлинного мастера оркестрового письма.
Хочу сказать и о других симфонических опусах Шалвы Мшвелидзе, особенно о его сюитах — «Полифонической» и «Индийской» (за последнюю грузинский композитор был удостоен, как известно, высокой награды — премии имени Джавахарлала Неру). Было бы очень интересно поговорить, например, об «Индийской сюите». И потому, что это сочинение выполнено с большим искусством. И потому, что Мшвелидзе лишний раз доказал: советский художник не замыкается в своем, узконациональном, его душа открыта для музыкальных сокровищ другого народа.
У Мшвелидзе пять симфоний, и в каждой из них есть замечательные находки. Вот, например, его Третья симфония, известная под названием «Самгори». Удачен ее замысел, удачно и воплощение. Композитор сталкивает прошлое и настоящее: «Пустыня», «В пустыню пришли люди», «Мечты о будущем Самгори», «Праздник в Самгори» — вот заголовки частей, обозначающие, но не исчерпывающие содержание опуса. В этом уже ставшем классическим образце грузинского эпического симфонизма поражает прежде всего глубина размышлений о судьбе народа. Именно народ — главный коллективный герой симфонии, и он охарактеризован в ней с исчерпывающей силой. Красивая музыка — то скорбная, то драматично-напряженная, а в финале — радостно-ликующая! Главное достоинство этой музыки, на мой взгляд, удивительная органичность.
Думаю, что произведения Мшвелидзе долго будут оставаться своеобразным эталоном в сфере эпического симфонизма. На них учились и продолжают учиться, потому что дух народа выражен в них с покоряющей силой.
И здесь я вновь хочу вернуться к заветной для меня мысли. Я имею в виду отношение композитора к фольклору. Мшвелидзе — в полном смысле этого слова национальный композитор. Я знаю, что он обошел всю Грузию, записывая народную музыку, много сил и времени отдал ее изучению и пропаганде. Более того, он первым открыл для симфонического жанра удивительно свежие песенные и танцевальные мотивы Пшав-Хевсуретии. Специфически грузинские ритмы, интонации, гармонии пронизывают все творчество Мшвелидзе.
Но, будучи ярко национальной, эта музыка оказывается нужной всем. Потому что композитор свободно претворяет взятое у народа. Приведу в качестве примера Важа Пшавелу, столь любимого Шалвой Мшвелидзе. Мшвелидзе как-то рассказывал мне, что Пшавела считал преувеличенным мнение критиков о безраздельном влиянии на него народной поэзии. Он говорил: «Мои поэмы построены на двух-трех словах, услышанных в народе». Поэт утверждал, что воспользовался образами и мотивами, рассеянными в преданиях и легендах, но так их переосмыслил и углубил, что они приобрели новое художественное звучание. По-моему, Мшвелидзе сам именно так относится к фольклору, и в этом — сила и притягательность его творческого мира.
Я давно знаком с Шалвой Мшвелидзе. Знаю его как человека подлинно интеллигентного, мудрого. Он скромен и очень обаятелен в общении. Разговаривая с ним, ощущаешь, что композитор постоянно находится в творческих исканиях. И потому я уверен, что большой мастер грузинской музыки еще порадует всех нас, почитателей его дарования, новыми замечательными опусами.
«Советская музыка», 1974, № 11
Широта творческих горизонтов
Исполнилось пятьдесят лет со дня рождения замечательного советского композитора — народного артиста СССР Алексея Давидовича Мачавариани. Широта его творческих интересов, его достижения в самых различных жанрах музыкального искусства — от песни и романса до оратории и крупных сценических форм — выдвигают его в первую шеренгу советских художников.
Уже в первой своей симфонии, созданной в 1947 году, А. Мачавариани выступает как мастер, ищущий новых путей в своем искусстве. В 1954 году его творчество обогащается ораторией «День моей Родины» — произведением, глубоко национальным по музыкальному языку и современным не только по своей теме, но и по тому, как автор использует богатейшие возможности родного ему грузинского фольклора.
Творчество А. Мачавариани известно не только в нашей стране. Его Концерт для скрипки с оркестром завоевал заслуженное признание международной аудитории.