Кстати, в Англии я услышал немало яркой, интересной музыки. В Лондоне познакомился с оперой «Троил и Крессида» современного английского композитора Уильяма Уолтона, автора великолепного Скрипичного концерта, который исполняют лучшие скрипачи мира. В его опере мне понравились партия героини — красивая и мелодичная, мастерство оркестровки. Автор прекрасно владеет всеми секретами композиторской «технологии», но это, к сожалению, не избавляет от ощущения некоторой бедности вокальной линии оперы и того, что музыка отдельных ее эпизодов недостаточно выразительна.
Значительное эмоциональное воздействие, несмотря на некоторую сухость, производят вторая и третья части Второй симфонии Малколма Арнолда. Композитор виртуозно владеет оркестром.
Обо всем, что нравится и не нравится в творчестве Малколма Арнолда, я рассказал ему самому вполне откровенно, несколько удивив его этим. Говорить так прямо о хорошем и, не таясь, о плохом здесь не всегда принято. Но он оказался на редкость милым и внимательным человеком, который очень спокойно и с явным интересом относился как к приятным, так и к не очень приятным для него словам.
С искренним удовольствием слушал я мелодичный квартет Эдмунда Раббры.
Правда, не все в творчестве английских композиторов мне нравилось. Иной раз приходилось знакомиться с произведениями, где стремление к оригинальности во что бы то ни стало превращалось в пустое оригинальничанье, музыка становилась скучной, абстрактной, лишенной всяких связей как с лучшими музыкальными традициями своего народа, так и с современными светлыми интонациями окружающей нас жизни. Говоря это, я отнюдь не хочу навязывать английским коллегам свою точку зрения на композиторское творчество...
Каждый из нас идет своим путем. Но я страстно хотел и хочу, чтобы советские и английские музыканты лучше понимали друг друга, нашли общий язык, который так необходим всем, кто думает о задачах современной музыки.
Нам надо чаще встречаться, больше разговаривать, взаимно исполнять произведения, стремясь убедить друг друга своим главным оружием — музыкой.
Я уверен — и не раз говорил об этом в Англии, — что подлинный художник, безотносительно к его художественным устремлениям, не может быть безыдейным, не может не быть связанным с окружающей жизнью. Даже подсознательно в его творчестве идея скажется. Художник всегда рассказывает о жизни, увиденной своим оком, и чем острее наблюдает он действительность, тем правдивей, последовательней будет показана жизнь со всем ее многообразием в его сочинениях. И кстати, если он по-настоящему эту жизнь, свою родину любит, то сумеет разглядеть всепобеждающую силу светлого начала, и потому творение его будет правдиво, философски оптимистично.
Мне хочется упомянуть еще о встрече с композитором и профессором Королевской академии музыки Уильямом Олвином — автором хорошей симфонии. Олвин и директор академии Р. Тетчер любезно познакомили меня со своим примечательным учебным заведением. В нем есть все факультеты и классы, как в лучших консерваториях мира. Кроме того, студенты здесь обучаются и драматическому искусству, и постановке речи и голоса, слушают курсы по истории театра, костюма и английской поэзии, по психологии и технике радиопередач. Правда, многие из этих курсов являются дополнительными, и за них надо вносить, помимо ежегодной, особую плату.
В академии организован студенческий оркестр, который при мне репетировал Первый фортепианный концерт Чайковского. Хотя то была черновая репетиция с частыми остановками, рояль и оркестр звучали отлично.
В Бристоле удалось познакомиться с замечательным студенческим хором. Он состоит из учащихся музыкального и других факультетов местного университета. Руководит этим самодеятельным коллективом в пятьсот человек профессор Стэнтон. Я слышал, как хор пел «Реквием» Моцарта. Чистота интонации, музыкальность и выразительность в исполнении сложнейшего произведения не всегда достижимы даже в профессиональном коллективе, а здесь звучание великого творения Моцарта было выше всяких похвал. Надо сказать, что уровень хоровой культуры в Англии вообще очень высок.
Говоря об английских музыкантах-исполнителях, не могу не отозваться с благодарностью и похвалой об оркестре Лондонской филармонии, Халле-оркестре в Манчестере и оркестре Лондонского радио, которыми я дирижировал.
В Ливерпуле мы познакомились с деятельностью Филармонического общества — одной из трех старейших в мире организаций такого типа. Обществу исполнилось в этом году 115 лет. Мастерство ливерпульских оркестрантов очень высоко. Симфонический оркестр Ливерпуля — предмет постоянной заботы и гордости горожан — дает ежегодно в различных городах Англии двести концертов, неизменно проходящих с большим успехом. С оркестром выступает один из лучших английских хоров. Музыканты устраивают также лекции-концерты и концерты для учреждений и предприятий. На такие вечера все места в филармоническом зале продаются по одинаковой цене, доступной трудящимся.
Ливерпульский симфонический оркестр помогает молодежному филармоническому обществу, объединяющему три тысячи человек, среди которых — участники оркестра и хора. Через клуб Ливерпульской филармонии оркестр поддерживает постоянную связь со слушателями, изучает их интересы и, идя им навстречу, нередко исполняет произведения русских классиков и советских композиторов.
Отрадно, что встреча с этим коллективом возбудила взаимную симпатию между советскими и английскими артистами. Наша оживленная беседа затронула многие конкретные вопросы творчества и жизни вообще, что возможно лишь в очень дружеской и сердечной обстановке.
Несмотря на некоторые расхождения во взглядах нашей и английской интеллигенции, у нас немало общего. Нас сближает общность творческого труда, стремление познать друг друга, уважение к духовным ценностям народов...
Британский музей. Здесь можно увидеть и сонеты Шекспира, изданные еще при жизни поэта в 1609 году, и первое собрание его сочинений, вышедшее в свет лишь после его смерти, и шедевры греческого искусства, рукописи, которым от роду две тысячи лет, и еще более древние античные мозаики... Вы ходите по читальному залу, где к услугам читателей в хранилище имеется пять миллионов книг. Здесь, в Британском музее, работали Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Здесь Владимир Ильич Ленин писал «Материализм и эмпириокритицизм».
Бывая в музеях изобразительного искусства в Лондоне, я имел не один случай убедиться в том, что простые люди обладают здоровым и хорошим вкусом. Во всяком случае, наибольшее скопление народа и в Национальной галерее, и в Тейтовской галерее наблюдалось возле шедевров реалистической живописи и скульптуры, а внимание зрителей к произведению художника и есть, по моему разумению, показатель вкуса и предпочтения народа.
Беллини, Рубенс, Рембрандт, Рафаэль, Ван-Дейк привлекают посетителей Лондонской национальной галереи точно так же, как экскурсантов ленинградского Эрмитажа. Всем нормальным людям свойственно чувство прекрасного, и я, например, уже в этом вижу основу для межнационального обмена и ознакомления с величайшими духовными ценностями, которыми располагает каждый народ.
Большое впечатление произвели на меня картины английской школы — полотна Томаса Гейнсборо, Джошуа Рейнольдса, Дж. М. Тернера.
Тейтовская галерея создана сравнительно недавно — в конце прошлого века — принцем Уэльским. Три тысячи произведений английских художников и пятьсот образцов иностранной живописи и скульптуры дают почти исчерпывающее представление о великом и одухотворенном искусстве Тернера и Хогарта. Что касается импрессионистов, то здесь дело представляется несколько сложнее. Глядя на шедевры Дега и Ренуара, я подумал, что некоторые критики не совсем правы, что спор о роли этих художников в истории искусств и, главное, об эмоциональном воздействии их творчества на зрителя, по-видимому, еще далеко не закончен. Не о сомнительных теориях, в изобилии нагороженных вокруг этого течения, идет сейчас речь, а о конкретных произведениях великих живописцев. Их творения светлы, заразительны по настроению, красивы.
Но не скрою, что меня решительно не удовлетворяет «новейшая скульптура», представленная в этой галерее. Возможно, Реджинальд Батлер создавал свою «Женщину» из кованого железа, повинуясь безотчетному «вдохновению»; допустим, Альберто Джакометти, делая из бронзы «Человека указующего», отдавался «требовательному» и «высокому» порыву, который заставляет творца высказаться в своем создании. Но почему все это появляется почти одновременно и столь однотипно именно по идеям отрицания красоты, силы и гармонии человека? Почему так негуманно это «искусство», которое видит лишь одну возможность высказаться — отречься от своего человеческого начала, от всего лучшего, что в нем есть, представить женщину в виде уродливой железной конструкции, а мужчину — диспропорциональным, почти лишенным головы существом?! Откуда это идет? От «свободы» творчества, от «индивидуального» видения мира?
Мне показали картины художника Уистлера — американца, жившего в Англии и во Франции, уверяя, что, дескать, такой импрессионизм в живописи находил прямой отклик и в музыке, что Дебюсси, увидев картины Уистлера, написал свои ноктюрны...
Оптимистической уверенности в настоящем и добром будущем английского искусства в немалой степени способствовал лондонский театр, и прежде всего «Олд Вик», где я видел шекспировского «Макбета». Вдали от шума и оживления фешенебельного театрального района усилиями нескольких энтузиастов, возглавляемых Лилиан Бейлис, был создан этот скромный театр, в котором простой рабочий люд может за умеренную плату посмотреть творения Шекспира, театр, выступление в котором почитают за честь лучшие артисты страны.
Этот театр покорил меня. И если бы надо было одним словом ответить на вопрос «чем?», то слово это было бы «реализм». Реализм игры здесь захватывает и покоряет сразу. Как самый обыкновенный зритель, я был восхищен превосходной игрой актеров, которые умеют передать залу владеющие ими чувства и страсти без всяких видимых усилий.