Статьи и воспоминания — страница 42 из 49

Какое обилие жанров! Еще двадцать лет назад азербайджанская профессиональная музыка была представлена главным образом вокальными произведениями. Сейчас же, можно сказать, нет ни одного жанра, в котором не были бы созданы яркие произведения.

Мне хочется особенно подчеркнуть вклад талантливого Фикрета Амирова в бурное развитие не только оперного искусства, но и инструментальной и симфонической музыки. Уже давно пора начать большой разговор об азербайджанском симфонизме в связи с появлением выдающихся произведений, созданных композиторами Азербайджана.

Сегодня мне хочется сказать о двух выдающихся музыкантах — композиторе Кара Караеве и дирижере Ниязи.

Кара Караев — один из крупнейших современных советских композиторов, ученик одного из самых выдающихся композиторов современности Дмитрия Шостаковича. Он сумел перенять от своего учителя его великое мастерство, и в то же время он один из немногих учеников Шостаковича, преодолевших влияние своего учителя и сумевших создать свой собственный стиль.

Я очень люблю этого композитора, он мне импонирует всем своим творческим обликом. Особенно мне милы те страницы его творчества, где он выступает как национальный композитор. Радостное явление, что Кара Караев обращается к темам не только своего народа — он написал великолепную, темпераментную музыку к фильму «Дон-Кихот», он создал замечательный балет «Тропою грома».

Высокая внутренняя культура, большое профессиональное мастерство, собственный почерк отличают Кара Караева от многих современных композиторов. Хочется привести пример. Чайковский, создавший «Ромео и Джульетту», «Манфреда», «Франческу да Римини», писал эти произведения как русский композитор; Берлиоз, создавший «Ромео и Юлию», до конца оставался французом. Так и Караев. Во всех своих творениях он — азербайджанский композитор.

Я не ставлю своей задачей разбирать музыку «Семи красавиц» и «Тропою грома». Я хочу еще раз сказать, что Кара Караев внес значительный вклад в историю хореографической музыки.

Я считаю, что Кара Караев возглавляет современную азербайджанскую музыку, и это накладывает на него огромную ответственность.

Хочется сказать и о талантливом советском дирижере Ниязи. Я наблюдаю за ним около четверти века. Я не могу вспомнить такой период его творческой жизни, когда он остановился бы в своем развитии. Ниязи — ищущий художник, он не успокаивается на достигнутом, все время идет вперед. Он дирижер огромного темперамента, необыкновенной внутренней культуры и большой художнической интуиции. Все прослушанные концерты и спектакли под его управлением доставили огромное удовлетворение.

Ниязи является одаренным композитором, и я жалею, что в последнее время он почти не уделяет внимания композиции. Если бы он так же интенсивно сочинял музыку, как он дирижирует, то дирижер и композитор Ниязи взаимно обогащали бы друг друга.

«Вышка» (Баку), 1959, 3 июня


Понимать искусство могут и должны все


Овладение сокровищами духовной культуры, участие в развитии культуры у нас в стране не только право, но и высокая моральная обязанность каждого человека. Трудно сказать, идет ли музыка впереди других родов искусств, но она, конечно, занимает сегодня далеко не последнее место в нашей жизни. Такое убеждение выросло и укрепилось во мне во время многочисленных поездок по стране.

Еще можно нередко услышать мнение, что симфоническая музыка сложна для восприятия широкого слушателя. Между тем огромный интерес к нашим гастрольным концертам, полные залы свидетельствуют о другом. Чуткое внимание, каким награждают нас шахтеры, металлурги, студенты, говорит яснее слов о том, что этот слушатель вполне «дорос» до серьезной музыки. И требует он этой музыки значительно больше, чем представляют ему наши концертные организации на сегодняшний день. Во время одной из недавних поездок я много беседовал с молодежью. Это были те же шахтеры, металлурги, журналисты, техническая интеллигенция. Вопросы задавали разные: почему так мало широко популярных советских опер? Каковы музыкальные течения на Западе? Что такое легкая музыка? В одной из маленьких шахтерских газет я видел статью Д. Шостаковича, перепечатанную из центральной прессы. В городах Кузбасса я бывал в отличных детских музыкальных школах. Любовь к музыке, тяга к ней велики; наш долг — сделать их еще более страстной, непреложной духовной потребностью советского человека.

Не каждый может быть художником, повторим мы вслед за выдающимся русским композитором А. Серовым, но знать и понимать искусство могут и должны все. А чтобы знать искусство своего времени, нужно изучить и его историю.

Классическая музыка, как и классическая литература, живопись, — это то, что выкристаллизовывалось веками, самое лучшее, самое драгоценное, что было создано человеческой культурой. Нельзя считать себя образованным человеком, не зная Первого концерта для фортепиано с оркестром Чайковского или «Лунной» сонаты Бетховена, не зная того, что сделали Пушкин в литературе, Глинка в музыке. До Глинки и рядом с ним были в России талантливые композиторы: Верстовский, Варламов, Гурилев; но Глинка своим огромным гением сумел все созданное до него обобщить и открыть не только своим современникам, но и потомкам путь в будущее музыки. Чайковский нашел очень точное, образное выражение, сказав, что в симфонической фантазии Глинки «Камаринская», как дуб в желуде, содержится вся будущая симфоническая музыка русских композиторов[24].

Русская музыка обладает ярким своеобразием. И вместе с тем наши композиторы всегда относились с чутким вниманием к национальной культуре других народов. Уже среди произведений основателя русской школы Глинки мы находим «Арагонскую хоту», романсы «Венецианская ночь» и «Песнь Маргариты» (на слова Гете), персидский хор и восточные танцы в опере «Руслан и Людмила». Можно вспомнить «Половецкие пляски» из оперы Бородина «Князь Игорь», «Шехеразаду» Римского-Корсакова. В симфоническом творчестве Чайковского получили гениальное отражение трагические образы Шекспира («Ромео и Джульетта», «Буря», «Гамлет»), Байрона («Манфред»), Данте («Франческа да Римини»). Нет и не может быть музыкальной классики вне национальной культуры.

Но если классика — это вершина, наиболее полное, совершенное отражение в искусстве своей эпохи, то и нынешние, современные композиторы ищут способы выражения в музыке сущности нашего времени. Могучий философский симфонизм Бетховена был подхвачен и глубоко, осмысленно претворен в произведениях Бородина, Чайковского, Глазунова, Рахманинова. Опираясь на классические традиции, продолжая и развивая их, советские композиторы создают шедевры современной музыки. Таковы симфонии Мясковского, Прокофьева, Шостаковича.

Советской музыке свойственно широчайшее многообразие жанров. И в этом многообразии свое законное и очень значительное место занимает песня. Мы богаты талантливыми композиторами-песенниками. Это — Дунаевский, Соловьев-Седой, Александров, Захаров, Блантер, Новиков, Мурадели. И, конечно, нельзя считать случайным тот глубоко волнующий факт, что в списке лауреатов Ленинской премии за 1959 год стоит имя композитора В. Соловьева-Седого, много и плодотворно работающего в жанре песни.

Наша песня звучит всюду: в комнате и в клубе, на концертной эстраде и в поле; ее любовно собирают, изучают энтузиасты из самодеятельности и ученые-фольклористы, обрабатывают советские композиторы. Полузабытые напевы, мелодии далекого района становятся достоянием всех. Любовь к народной песне — это не просто дело музыкального вкуса, это то, что характеризует нравственный облик человека. Нельзя не любить песню своего народа, как нельзя не любить цветы, природу, небо, воздух. Человек, в котором не живет эта любовь, черств.

Говоря о песнях и танцевальной музыке, будь то народные мелодии или сочинения профессиональных композиторов, хотелось бы коснуться вопроса, который часто возникает, особенно в беседах с молодежью. Можно ли любить, наряду с серьезными симфоническими или оперными произведениями, музыку легкую? Да, безусловно, можно и нужно. Ведь легкая музыка, если это действительно хорошая музыка, без кавычек, точно так же доставляет эстетическое удовольствие. Почему же все-таки ее называют «легкой»? Просто потому, что эта музыка не ставит глубоких философских проблем, она светла и легка по характеру. Понятие легкой музыки очень обширно. В него входят, наряду с обычной песенно-танцевальной музыкой, и широко известные мелодии из балетов Чайковского, оперетт Оффенбаха, Легара, Кальмана, Дунаевского, Милютина и других композиторов.

Бывает и хорошая джазовая музыка. Неправильно протестовать против джаза как определенного состава оркестра или против саксофона как музыкального инструмента. Дело вовсе не в этом. Важно, что играет джаз, и очень важно — как! Активный протест против джаза возникает тогда, когда вместо мелодии и ритма возникают стук, грохот, визг, истерия, исступление. Такой джаз не может нравиться человеку с нормальным эстетическим вкусом. И я глубоко уверен, что любителей такой «легкой музыки» у нас все же немного. Наша эстрада уже кое-что сделала для пропаганды хорошей джазовой музыки, но мы еще недостаточно энергично боремся против пошлости, против всякого рода низкопробных песенок.

Конечно, легкая музыка более доступна для понимания, чем симфония, опера, кантата, оратория. Содержание оперы, кантаты, оратории, в свою очередь, постичь проще, чем содержание симфонии. Здесь присутствует слово, помогающее понять сюжет, а также мысли и чувства, которые заключены в произведении. Труднее, когда слушатель встречается с чисто инструментальной музыкой — симфонической, камерным инструментальным произведением. Но и здесь часто заглавием, коротким объяснением композитор приходит на помощь, раскрывает свой замысел. Такие названия, как «Ночь на Лысой горе», «Кикимора», вызывают определенные ассоциации. «Шехеразада» воскрешает в памяти Восток «Тысячи и одной ночи»; в «Тиле Уленшпигеле» Рихарда Штрауса, «Франческе да Римини» с музыкой связаны не только определенные образы, но и широко известные сюжеты. А в монументальной Третьей («Героической») симфонии Бетховена или Одиннадцатой симфонии Шостаковича глубоко раскрыты крупнейшие события истории. Программные произведения составляют существенную часть инструментальной музыки, и, как по