ь братчики делают денежные определенные и добровольные вклады, из которых последние простираются иногда до значительных сумм, записывают и недвижимые имущества. Кроме содержания церквей и их причтов, каждое братство имеет богадельню, странноприимный дом, госпиталь, школу; иные имеют типографии и занимаются изданием богослужебных и других книг, содержат певчих, учителей и даже нарочитого проповедника. Братские собрания делаются чаще и определеннее (обыкновенно раз в неделю после утрени, главные — раз в месяц, чрезвычайные — по требованию обстоятельств и годичные — в Фомино воскресенье), предметы их совещаний шире и разнообразные. Тут идет уже речь не об одних справах церковных и шпитальных, но о предметах первейшей важности, о распространении просвещения, о поддержании целости и чистоты веры, о соблюдении строгой нравственности, о защите прав всего юго-западного русского народа. Братства являются на соборах, они всюду на судах и пред троном королей. Братства сносятся между собою и помогают друг другу вещественно и духовно, сносятся с епископами, митрополитами и патриархами и держат с ними совет о благочестии. Никакая власть, никакой суд не мешаются в дела братские. Братский суд получает огромное значение: он блюдет за чистотою веры и нравственности; обличает, вразумляет, увещевает, судит противных церкви, не исключая и епископов; отлучает упорных от общения с верующими, и никакая власть не в силах противиться суду братскому или снять отлучение, им положенное. Суд братства — суд церкви; апелляция возможна была только к константинопольскому патриарху. Чрезвычайные права предоставлены были братствам, но велики были и их заслуги. В течение почти двухсот лет в их госпиталях получали врачебную помощью страждущие разными недугами; в их богадельнях призревались калеки, старцы и люди бесприютные и беспомощные. В братских храмах православные видели наилучший порядок и благолепное служение, даже в то время, когда прочие храмы были запечатываемы и обращаемы в мечети, конюшни, питейные и позорные дома. Братские типографии снабжали (иногда безмездно) книгами весь юго-западный русский край: одно львовское братство выдало этих книг более 300 000. В братских школах воспитывалось русское юношество. Братский суд хранил чистоту веры и нравственности; братства с редким самоотвержением отстаивали нагло попиравшиеся права всего юго-западного русского населения; они принимали ближайшее участие в управлении, а среди смут и беспорядков водворяли порядок и согласие. Братские общины служили, наконец, представителями и образцами чистого православия и нравственности, поучительного самоотвержения, твердого мужества и терпеливых страданий, тихой и чистой любви, мира и единодушия. На этой высоте нравственной братства держались до той поры, когда, истощив последние силы в неравной борьбе, иные безвестно прекратили свое существование (как луцкое братство), другие склонились пред ненавистной униею (как братство львовское 1708 г.), а третьи, хотя и пережили первых, но должны были войти в самый тесный круг деятельности, проявляя ее только в делах набожности и человеколюбия.
И какова была простая, бедная, незнатная среда, приютившая братства, такова стала и деятельность братства в XVIII веке, сравнительно с деятельностью их в предшествовавшее время. История во второй четверти прошлого столетия не сохранила нам ни одного известия о сколько-нибудь приметном деянии братств, ни их названий, так что, изучая ее по печатным книгам, легко можно было бы с этой поры распрощаться с братствами. Тем не менее, как мы уже заметили, братства существовали и в это и после этого времени, существовали по городам, местечкам и селам в Белоруссии, на Волыни, в Литве и Украине. На существование их в двух последних областях находится множество указаний в архивах бывшей переяславской и киевской консисторий и в некоторых архивах монастырских. Но все это одни голые указания, что в такое-то время, в таком-то месте было братство, и нигде нет сколько-нибудь цельного и полного известия об устройстве братств, об их деятельности, средствах и проч. Редакция “Киевских епархиальных ведомостей” могла воспользоваться только одним полным источником, который ей удалось иметь под руками, чтобы по этому источнику объяснить характер и устройство сельских братств в ХVIII веке до последнего его десятилетия, с которого есть более определенные сведения о братствах в городах, местечках и селах юго-западной России.
Нынешней Киевской губернии, Каневского уезда, в селе Дыбинцах и теперь существует братство, с таким устройством, как будто мы видим его в XVI и даже XV веке. Когда и кем основано это братство, неизвестно. Его записи приходо-расходные идут с 1745 г. По ним легко составить понятие об устройстве этого братства, его средствах и отчасти об его деятельности.
В Дыбинцах с незапамятных времен идет выделка глиняной посуды. Из гончарных мастеров составился цех, в нем устроилось братство. Три главные распорядителя в этом братстве, ежегодно выбираемые общим голосом братии: цехмистер, ключник и старший брат. У цехмистра братская скринька, у ключника ключ, старший брат вместе с ними участвует во всех распоряжениях. Получение и выемка денег производится в присутствии нескольких или всех братий. Братство имеет сходки или собрания. Главное годичное собрание на масленой: тут производится общий отчет, выбор новых лиц в должности по братству, передача им братской суммы, общий братский суд над провинившимися в течение года и не понесшими наказания в свое время. Суд братский простирается на всех живущих в селе от старого до малого, и никто не вправе воспротивиться решению братского суда. С другой стороны, если виновный раскаялся пред братством и понес определенный им штраф, никто не смел каким-либо словом укорить потом провинившегося, в чем братство выдавало ему иногда письменное свидетельство. Цели и стремления братства разнообразны: поддержание своего приходского храма, устройство обедов в храмовый день, пособие обедневшим братьям и вообще бедным, погребение бедных, обучение желающих грамоте и горшечному мастерству и, главное, поддержание нравственной чистоты в обществе жителей с. Дыбинец. Братская казна пополнялась из разных источников: от продажи меду, который сытили к храмовому празднику, от платы за вступление в цех, что называлось “исполнить цех”, от платы за пополнение цеху, хотя неизвестно, когда и как происходило это пополнение, от складчины или так называемые сходковые деньги, собираемые на братских сходках, от платы за провинку — деньги штрафные, от платы за визвелок, то есть выпускных денег, вносимых обучавшимися мастерству или грамоте по окончании курса учения, от платы за цех или за употребление братских хоругвей при погребении кого-либо, не принадлежавшего к цеху, и от добровольных пожертвований. В позднейшее время являются сборы за браки, вероятно, от членов цехового общества. С 1779 г. учреждено было в Дыбинцах и сестричное братство, с единственною, как видно, целью заботиться об украшении храма Божия. Сестрицы, или сестрички, имеют свою особую кассу и особого ктитора: они делают складку, сытят мед и продают при посредстве канунников из мужчин, собирают всякое подаяние: воск, мед, воскобойны, хлеб в зерне и, переводя все это на деньги, употребляют их на нужды церковные. На первый раз в это братство вписалось 44 души, в том числе Мария попадья и два мужчины, не считая ктитора. Мужское братство известно было и местному владельческому управлению, находившемуся в Богуславе, и последнее относилось в братство по делам гончарным на имя цехмистра. Цехмистер, и в братстве и во всем селе, лицо самое почтенное: в записях братских он величается иногда паном, инде пишется: “за державы” такого-то цехмистра… Под 1778 годом читаем такое определение, состоявшееся в братстве: “Месяца декабря числа 25-го. При мне Артему цехмистру и при брату старшему Яцку Петру ключнику старцовому, понеже могл бы из братии своей которий в цеху либо где кольвек зачепитися в якую сварку альбо в забойство якое, то до замку (в Богуславе) отдать паньскои вини рублей десять, а до цеху рублей три, и ми на тое вси подписуемся”. Это, неизвестно по какому случаю, положенное определение показывает строгость братского суда и его нравственных воззрений. Суд этот употреблял различные наказания, преимущественно денежные пени; но главная цель наказаний состояла в том, чтобы виновный принес раскаяние пред братством. Замечательно, что в то время, как все прочие власти и в то, и в последующее время драли, что называется, кожу с бедного украинского поселянина, в братстве никогда не употреблялись телесные наказания. Самое закладывание ног в тын на короткое время имело более моральное значение, действовало на честь или самолюбие провинившегося, который и после того должен был все-таки поеднать цех или братство, то есть испросить у него прощение. Уважение к голосу братства, покорность его рапоряжениям были, как и теперь, полные и совершенные. Когда умирал бедняк, которого нужно было погребети за счет братства, от этого последнего выдавалось распоряжение, кому копать яму, кому гроб готовить и т. п. Во свидетельство распоряжений братских к наряженным на работу посылалась круглая дощечка с изображением местного храма, и, где бы ни заставала эта дощечка того, к кому относилось распоряжение братства, — в гостях ли, в поле ли за работой, в хозяйственных хлопотах, он тотчас бросал все и шел, куда указывало братство.
Сообщая эти интересные сведения о сельских братствах, существовавших в конце XVIII столетия, и об одном из них, существующем до настоящего времени, “Киевские епархиальные ведомости” видят настоятельную необходимость в возобновлении таких братств в России, и особенно в юго-западном ее крае. Без таких братств духовные лица, редактирующие упомянутое издание, не видят “способов к народному образованию”. Недостаток материальных средств к образованию на самом деле — одна из самых ужасных вещей. Встречаясь с этим недостатком, самая твердая воля изнемогает и отступает от своей благородной цели. Нужны деньги, нужны книги, нужно платье для учеников и такое состояние семьи, в котором она могла бы отпустить ребенка на два-три часа в сутки в школу, а ничего этого нет, и потому большинство школ, утешающих нас своим открытием, появляются на самое короткое время и потом быстро падают, подрывая в народе последний кредит к заботам “господ” “о мужицкой науке”. Можно смело сказать, что половина существующих школ для народа — только слава, что школы, а на самом деле Бог знает что такое! — вариации на пословицу “не спросясь броду, не суйся в воду”, и больше ничего. Школам недостает материальных средств и регулирующего начала, вместо которого над ними учрежден весьма сильный контроль. “Киевские епархиальные ведомости” рассуждают об этом деле так, что поручать его мировым учреждениям или дирекциям училищ ведомства народного просвещения не годится, “так как великая еще лежит пропасть между народом и мировыми учреждениями, особливо же между ими и дирекциями”. Да и что общего может быть между школами и такими директорами, которым журнал “Учитель” печатает следующие ответы: “Г-ну дирек. уч. П-ской г. Статья Ваша не может быть напечатана, потому что мы решительно не согласны с высказанным Вами мнением. Если Вам угодно, то мы передад