Ахманова и др. 1960 – Ахманова О. С., Бельчиков Ю. А., Веселитский В. В. К вопросу о «правильности» речи // Вопросы языкознания. 1969. № 2.
Бахтин 1975 – Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.
Бернштейн 1975 – Бернштейн С. И. Вопросы обучения произношению (применительно к преподаванию русского языка иностранцам) // Вопросы фонетики и обучение произношению. М., 1975.
Брозович 1967 – Брозович Д. Славянские стандартные языки и сравнительный метод // Вопросы языкознания. 1967. № 1.
Верещагин 1969 – Верещагин Е. М. Психологическая и методическая характеристика двуязычия (билингвизма). М., 1969.
Виноградов В. А. 1976 – Виноградов В. А. Лингвистические аспекты обучения языку. Вып. 2. М., 1976.
Виноградов В. В. 1976 – Виноградов В. В. О поэзии Анны Ахматовой // Виноградов В. В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М., 1976.
Винокур 1959 – Винокур Г. О. О задачах истории языка // Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959.
Гавранек 1967 – Гавранек Б. Задачи литературного языка и его культура // Пражский лингвистический кружок. М., 1967.
Горбачевич 1971 – Горбачевич К. С. Изменение норм русского литературного языка. М., 1971.
Де Мауро 1971 – Де Мауро Т. Избранный язык // Современное итальянское языкознание / Пер. с итал. М., 1971.
Иванов 1962 – Иванов Вяч. В. Лингвистика и исследование афазии // Структурно-типологические исследования. М., 1962.
Ицкович 1968 – Ицкович В. А. Языковая норма. М., 1968.
Косериу 1963 – Косериу Э. Синхрония, диахрония и история // Новое в лингвистике. Вып. 3. М., 1963.
Крысин 1976 – Крысин Л. П. Владение разными подсистемами языка как явление диглоссии // Социально-лингвистические исследования. М., 1976.
Леонтьев 1965 – Леонтьев А. А. Слово в речевой деятельности. М., 1965.
Мильорини 1971 – Мильорини Б. Лингвистическая норма и вкус // Современное итальянское языкознание. М., 1971.
ОПКЯ 1967 – Общие принципы культуры языка // Пражский лингвистический кружок. М., 1967.
Ожегов 1955 – Ожегов С. И. Очередные вопросы культуры речи // Вопросы культуры речи. Вып. 1. М., 1955.
Панов 1962 – Панов М. В. О развитии русского языка в советском обществе // Вопросы языкознания. 1962. № 3.
Пиотровский, Турыгина 1971 – Пиотровский Р. Г., Турыгина Л. А. Антиномия «язык – речь» и синтаксическая интерпретация нормы языка // Статистика речи и автоматический анализ текста. М., 1971.
Реформатский 1979 – Реформатский А. А. Компрессивно-аллегровая речь (в связи с ситуацией говорения) // Реформатский А. А. Очерки по фонологии, морфонологии и морфологии. М., 1979.
РРР 1973 – Русская разговорная речь / Под ред. Е. А. Земской. М., 1973.
Степанов 1976 – Степанов Г. В. Типология языковых состояний и ситуаций в странах романской речи. М., 1976.
Степанов 1965 – Степанов Ю. С. Структура французского языка. М., 1965. Степанов 1966 – Степанов Ю. С. Основы языкознания. М., 1966.
ТПЛК 1967 – Тезисы пражского лингвистического кружка // Пражский лингвистический кружок. М., 1967.
Шмелев 1964 – Шмелев Д. Н. Очерки по семасиологии русского языка. М., 1964.
Щерба 1957 – Щерба Л. В. Современный русский литературный язык // Щерба Л. В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957.
Щерба 1958 – Щерба Л. В. Очередные проблемы языковедения // Щерба Л. В. Избранные работы по языкознанию и фонетике. Т. 1. Л., 1958.
Frei 1929 – Frei Н. La grammaire des fautes. Paris, 1929.
Hjelmslev 1942 – Hjelmslev I. Langue et parole // Cahiers Ferdinand de Saussure. 1942. No 2.
Jakobson 1968 – Jakobson R. Child language, aphasia and phonological universals. The Hague, 1968.
Rona 1976 – Rona J. R. The social dimension of dialectology // International Journal of the Sociology of Language. 1976. Vol. 9.
Scovel 1969 – Scovel T. Foreign accents, language acquisition, and cerebral dominance // Language Learning. 1969. Vol. XIX. No. 3–4.
Wexler 1971 – Wexler P. Diglossia, language standardization and purism // Lingua. 1971. Vol. 27. No. 4.
Типологическая реконструкция92
Разграничение реконструкции и формулы, предлагавшееся Э. Херманом [Hermann 1907: 20, 62], не встретило поддержки среди индоевропеистов (впрочем, ср.: [Макаев 1960: 148–149]). Неприятие предложения Хермана было в известной мере мотивировано его техническим неудобством: необходимостью переписать сравнительно-историческую грамматику индоевропейских языков в двойной системе постулируемых единиц – формул и реконструкций.
Однако в разграничении формулы и реконструкции кроется не просто попытка усовершенствовать технику записи: идея Хермана касалась самих оснований теории сравнения и реконструкции. Это была попытка компромиссного и рационального решения конфликта между двумя воззрениями на реконструируемые формы – наивного реализма, идущего от А. Шлейхера, верившего в возможность реконструкции реального языка-предка, и формалистического скептицизма, возобладавшего к концу XIX в. и нашедшего выражение, например, в теоретической позиции Б. Дельбрюка, для которого реконструируемые формы – не более чем отражение разнообразных и изменчивых взглядов исследователей на объем и характер устанавливаемых сходств между языками [Дельбрюк 1904: 57]. И коль скоро единственная реальность в компаративистике – это соответствия, а праязык есть не что иное, как совокупность этих соответствий [Мейе 1938: 73, 81], то вопрос о различении формулы и реконструкции вообще оказывается неуместным.
Суть же разграничения указанных понятий состоит в двояком разграничении: 1) фиксируемых (засвидетельствованных) и выводимых (конструируемых) форм, а среди выводимых (астерисковых, sternliche, starred) – 2) форм, соотносимых с пространственной проекцией засвидетельствованных фактов (выражающейся в системе «горизонтальных» соответствий), и форм, соотносимых с временной проекцией засвидетельствованных фактов и установленных соответствий (выражающейся в системе «вертикальных» соответствий, т. е. отношений между архетипами и рефлексами). Именно формы последнего типа должны, по Херману, получать статус реконструкций, тогда как формы первого типа называются формулами в том смысле, что они служат лишь обозначением звуковых соответствий между отдельными языками [Hermann 1907: 15]. Очевидно, что реконструкция – построение более высокого ранга, чем формула, образующая лишь первый этап конструктивной деятельности компаративиста. И хотя несомненно, что в рамках сравнительно-исторического подхода «пространственное распределение языковых феноменов диагностирует их временную развертку, их генезис» [Мартынов 1983: 5], автоматическое обращение пространственных соотношений (формул) во временные (реконструкции) невозможно, если не отказывать праязыку в статусе «нормального» языкового состояния.
Идея Э. Хермана, канув почти бесследно в истории индоевропеистики, нашла, однако, эксплицитное выражение и развитие в фундаментальном исследовании крупнейшего бантуиста М. Гасри «Comparative Bantu» [Guthrie 1967–1971]. Сущность предлагаемой модели сравнительной бантуистики М. Гасри изложил несколько раньше [Guthrie 1962], и хотя у него нет ссылок на работу Э. Хермана, совпадение их подходов к проблемам реконструкции создает впечатление прямой преемственности.
Критикуя реконструкцию Ur-Bantu Майнхофа, Гасри упрекает его в гипертрофировании принципа «обратной связи»: формы засвидетельствованные и формы выводимые трактуются как одинаково реальные, и даже само установление и оценка соответствий делаются с опорой на «свидетельство» праязыка, как если бы он был системой подлинно существующей, а не сконструированной на основе предварительных соответствий, не охватывающих всего материала языков банту.
Идея же М. Гасри состоит в четком разграничении двух последовательных этапов, каждый из которых имеет конечной целью совокупность выводимых форм, но первый этап связан с конструированием «общебантуского состояния» (Common Bantu), а второй – с собственно реконструкцией протоязыка (Proto-Bantu). Первый этап включает две процедуры: 1) аранжировку засвидетельствованных фактов, что дает набор компаративных серий (ряды соответствий); 2) установление астерисковых форм (starred forms) как символического выражения регулярных соответствий, содержащихся в компаративных сериях. Называя этот способ представления регулярных соответствий формульным, Гасри отмечает: «Такая процедура вполне пригодна для первого этапа исследования, поскольку она никоим образом не предполагает реконструкции некой гипотетической единицы, из которой могли бы произойти единицы серий» [Guthrie 1962: 12]. Совокупность формульных выражений и образует «общебантуское состояние», которое, следовательно, предстает не как историческое, а как синхронно-статистическое понятие, строго отличаемое от протоязыка, реконструируемого на основе выведенных формул компаративных серий.
Необходимость эксплицировать в сравнительной бантуистике то, что в индоевропейском языкознании остается как бы «за кадром», объясняется разными причинами. Во-первых, количественной несоизмеримостью идиомов, подлежащих сравнению в том и другом случае: число только языков банту на порядок выше, чем индоевропейских, и счет идет не на десятки, а на сотни, а между тем таксономический ранг банту в генеалогической классификации соответствует примерно рангу иранских или славянских языков, так что на уровне более широкого сравнения мы оказываемся перед огромной массой языков и диалектов, значительная часть которых известна лишь по отрывочным данным. Такая компаративная ситуация сопоставима разве что с ситуацией в тихоокеанском ареале. Во-вторых, в небогатой практике сравнительных исследований в африканистике изначально господствовал комбинированный подход, сочетавший сравнение по канонам младограмматиков с типологическим, и языковая классификация и реконструкция опирались в равной мере на данные обоих видов сравнения (подробнее см.: [Порхомовский 1982: 200–208]).