Чистович 1961 – Чистович Л. А. Текущее распознавание речи человеком // Машинный перевод и прикладная лингвистика. Вып. 6. М., 1961.
Шаумян 1965 – Шаумян С. К. Структурная лингвистика. М., 1965.
Якобсон 1965 – Якобсон Р. Итоги Девятого конгресса лингвистов // Новое в лингвистике. Вып. 4. М., 1965.
Hосkett 1954 – Носkett Ch. Two models of grammatical description // Word. 1954. Vol. 10. No. 2–3.
Jakоbsоn, Halle 1962 – Jakоbsоn R., Halle M. Tenseness and laxness // Jakobson R. Selected writings. Vol. I. The Hague, 1962.
Kudzinowski 1939 – Kudzinowski Сzr. A finn magánhangzó-hangrend. Budapest, 1939.
Ladefoged 1964 – Ladefoged P. A phonetic study of West African languages. Cambridge, 1964.
Lyons 1962 – Lyons J. Phonemic and non-phonemic phonology: Some typological reflections // IJAL. 1962. Vol. 28. No. 2.
Radlоff 1885 – Radlоff W. W. Phonetik der nordlichen Türksprachen. Leipzig, 1885.
1. Некоторые вопросы теории фонологических оппозиций и нейтрализации // Проблемы лингвистического анализа. М., 1966. С. 3–25.
2. Представления моделей фонологических систем и просодические микроструктуры // Тезисы научной конференции аспирантов Института языкознания АН СССР. М., 1963. С. 8–11.
3. Теория фонетических конвергенций Е. Д. Поливанова и принцип системности в фонологии // Материалы конф. «Актуальные вопросы современного языкознания и лингвистическое наследие Е. Д. Поливанова». Т. 1. Самарканд, 1964. С. 13–18.
4. Общие характеристики системы и оценка выбора на меризматическом уровне // Проблемы фонологии, морфологии, синтаксиса и лексики на материале языков разных систем. Тезисы докл. М., 1966. С. 4–6.
5. Рец. на кн.: Nardhjem В. The phonemes of English, Amsterdam, 1960 // Вопросы языкознания. 1962. № 5. С. 130–137;
6. Рец. на кн.: Pilch Н. Phonemtheorie. 1 TL. N. Y., 1964 // Вопросы языкознания. 1965. № 5. С. 137–140.
7. Сингармонизм и фонология слова // Сборник трудов по языкознанию в честь акад. К. К. Юдахина, Фрунзе, [1970].
Некоторые вопросы теории фонологических оппозиций и нейтрализации56
1. Проблема описания фонологических оппозиций приобретает весьма важное значение в свете задач, связанных с построением порождающих и распознающих моделей. Эти модели представляют собой определенные логические системы типа, например, конечных автоматов. Успешное решение подобных задач может быть достигнуто при условии, что фонологический материал получит четкую логическую интерпретацию. В последнее время появляются работы такого рода – достаточно указать на статьи Дж. Гринберга [Greenberg 1959], Т. Батуга [Вatóg 1961; 1962], С. К. Шаумяна [1961], С. Маркуса [1962а; 1963], а также монографии С. К. Шаумяна [1959; 1962а] и И. И. Ревзина [1961]. Сейчас еще трудно сказать, какое место займет фонологический уровень кодирования в модели синтеза языка (в связи с этим следует указать на ряд работ, где либо теоретически, либо практически делаются попытки решить этот вопрос: Ф. Хаусхолдер [Householder 1959], М. Хале [Halle 1962; Хале 1962], С. Сапорта и Контрерас [Saporta, Contreras 1963], И. А. Мельчук [1965], С. К. Шаумян [1962б]). Опыты в направлении описания моделей языка ограничиваются в основном сферой синтаксиса и морфологии, что само по себе понятно, но не дает достаточно универсальных результатов, которые позволили бы говорить о единой порождающей модели для всех ярусов языка. При построении порождающих грамматик приходится прежде всего ориентироваться на грамматически правильные выходы, что в свою очередь является известным залогом успеха в достижении семантической правильности, поскольку семантическая структура языка, как справедливо указывает Ф. Хаусхолдер [Householder 1959], неотделима от морфолого-синтаксической, и если можно представить бессмысленное, но грамматически правильное предложение, то никак нельзя допустить возможность семантически правильного предложения, которое не было бы одновременно и грамматически правильным. К этому следует добавить, что, по-видимому, и фонологическая структура в такой же мере связана с семантикой, как и грамматическая (ср. в этой связи статью Ф. Хаусхолдера [Householder 1962]). Можно попытаться установить какую-то взаимосвязь между семантическим полем и фонологическим полем, т. е. специфическим для данного семантического поля набором классов фонемных комплексов и правил их порождения; впрочем, что касается правил, то их, по-видимому, можно обобщить. Гипотетичность утверждения, что фонологическая структура предложения не остается безразличной к набору семантических полей, составляющих семантическую структуру данного предложения, настолько, однако, велика, что такое утверждение нуждается в серьезной аргументации, что в данном месте едва ли осуществимо и целесообразно 7.
2. Здесь важно подчеркнуть следующее. Когда мы говорим о любой модели, мы тем самым ориентируемся на структуру, которая имеет нелинейный характер, противопоставляясь последовательности как линейно упорядоченной организации (мы постараемся избегать выражений типа «линейная структура», принятых в алгебре, пользуясь для этой цели понятием организации). Язык, как указывает А. А. Реформатский [Реформатский 1961], принципиально нелинеен; это предполагает, что, моделируя язык, мы должны пренебречь линейностью. Механизм порождения фонем может быть описан различным образом. Наибольшей известностью в настоящее время пользуется методика ДП-синтеза, построенная на описании матриц идентификации и деревьев, представляющих эти матрицы. С этой точки зрения бинема есть оператор выбора шага в дереве порождения фонем, а сама фонема оказывается чисто формальным понятием, обозначая не пучок признаков как некоторых «акустем» (или, в терминологии Бодуэна де Куртенэ, «кинакем»), а совокупность вхождений операторов, которые в фонологическом представлении суть бинемы, т. е. строгие дизъюнкции вида x ∨ x°, причем количество вхождений соответствует количеству шагов в дереве порождения. Уже давно замечено, что, задавая тот или иной признак, мы тем самым задаем некоторый пучок признаков, автоматически выводимых из наличия данного признака (ср. также: [Jakobson, Lotz 1949]). На этом принципе построена модель, описанная М. И. Лекомцевой [Лекомцева 1963]8. Это значит, что задаваемый дифференциальный признак есть оператор выбора некоторого комплекса. Последовательное применение к такому комплексу различных операторов приводит к порождению комплексов, которые могут быть названы замкнутыми, или устойчивыми (в иной терминологии – терминальными), в том смысле, что они соответствуют тому набору элементов, который есть система фонем данного языка.
Из сказанного ясно, что теоретически в качестве исходного оператора может быть выбрана любая бинема. В практике, однако, описание синтеза фонем начинают обычно с выбора в качестве оператора бинемы, наименее богатой содержанием, т. е. имеющей наибольшую сферу распространенности, что позволяет осуществить последовательную развертку символа фонемы от более общих классов к подклассам и, наконец, к конкретным фонемам.
Независимость бинем в системе, т. е. невыводимость их друг из друга, позволяет также трактовать их как своего рода «нормальные (ортогональные) координаты» n-мерного гиперпространства. Такая точка зрения была развита в работах Колина Черри [Сherrу 1956; 1957]. Примечательно, что известный ученый, говоря о координатном геометрическом представлении фонем, оперирует пространством в 12 измерений, тогда как, по мнению Якобсона, число дифференциальных признаков равно 24. К. Черри вдвое уменьшает число параметров, считая, что набор признаков исчисляется 12 элементами, которые могут находиться в двух состояниях. Очевидно, что введение бинемы как особого предельного элемента фонологической структуры нисколько не противоречит такому мнению. Представленные геометрически фонемы (оптимальное число их равно 212, т. е. 4096) получают выражение в виде кубов, размещенных в данном гиперпространстве; каждая точка, помещенная в одном из кубов, соответствует некоторому состоянию системы, т. е. конкретной фонеме. Движение этой точки в описанном 12-мерном пространстве образует кривую, которая соответствует нормальной речевой последовательности.
Геометрическая модель фонологической системы, в отличие от матричного представления, упомянутого выше, имеет то преимущество, что она объемна. Однако если заданное гиперпространство фонем всегда позволяет перейти к речевой последовательности, обратный путь невозможен. Координатная структура невыводима из линейной организации фонем и поэтому в значительной степени специфична. Она не всегда дает нам ту картину внутренней организации системы фонем, которая нас интересует.
С другой стороны, самый тщательный дистрибутивный анализ линейных организаций тоже едва ли гарантирует успех в подобных разысканиях. Приверженцы такого анализа (главным образом, американские лингвисты) считают его единственным и универсальным; более того, он рассматривается ими как наиболее формальный. Однако, как справедливо замечает С. Базел [Ваzell 1954], метод Хэрриса не более формален, чем метод Якобсона.
В работах, посвященных дистрибутивному анализу, нередко недооценивается парадигматический анализ, исходящий из описания фонологических оппозиций, составляющих собственно структуру фонологического яруса языка. Характерно, что в книге Б. Нордьема [Nordhjem 1960], выдержанной в классическом дистрибутивном тоне с некоторой алгебраизацией в духе глоссематики, самая структура понимается как экономная транскрипция речевых последовательностей, записанная в виде формул сочетаемости фонем. Ряд американских лингвистов трактуют понятие структуры, отправляясь от принципов аксиоматической логики и математики, – достаточно вспомнить определения У. Престона или Ч. Хоккета [Hосkett 1957]. Между тем Ч. Пирс уже на заре века со всей определенностью говорил: «Существование есть такой способ бытия, который состоит в противопоставлении иному…»; «Вещь без оппозиции ipso facto не существует» [Pierse 1960: 248]. Развивая подобный взгляд на язык, Соссюр пришел к выводу, что в нем нет ничего, кроме различий; что весь механизм языка вращается вокруг тождеств и различий, причем, по мнению Соссюра, последние есть лишь обратная сторона первых. На некоторый диссонанс двух приведенных положений Соссюра как на внутреннее противоречие указал Э. Бейссанс [Вuyssens 1949: 8], ратующий за критерий тождества и попутно упрекающий Н. С. Трубецкого в невнимании к столь важному фактору, как формальное сходство. Не вступая на путь дискутирования проблемы тождества и различия, отметим, что, на наш взгляд, ни Трубецкой, ни Соссюр не заслуживают тех упреков, которые бросает им Э. Бейссанс; что же касается противоречия у Соссюра, то оно представляется скорее стилистической неточностью: следовало просто переставить слова «первые» и «последние», т. е. сказать, что тождества – это лишь обратная сторона различий, – и никакого недоразумения не возникло бы.