кого соотношения двух языков, можно выделить еще один тип билингвизма, названный У. Вайнрайхом субординативным. В интерпретации Э. Хаугена этот тип билингвизма представляет собой усиленный, доведенный до предела смешанный (коррелятивный) билингвизм [Haugen 1956: 79], когда второй язык подчинен первому и значением языкового знака второго языка становится слово первого языка. Однако представляется полезным не объединять два последних типа билингвизма и сохранить тройственное противопоставление: координативный – коррелятивный – субординативный.
Переключение кода, понимаемое как альтернативное, исключающее друг друга использование кодовых систем билингва, возможно лишь в первом типе билингвизма. Тем самым понятие кодового переключения теряет характер универсального свойства билингвизма. В типологии языковых контактов Э. Хаугена кодовое переключение образует лишь один из полюсов, противополагаемый интеграции как регулярному использованию иноязычного материала; промежуточное положение занимает интерференция, понимаемая как отклонение от нормы одного языка под влиянием (в результате привнесения) нормы другого языка [Haugen 1956: 40; 1958: 777– 778]. Если граница между переключением кода и интерференцией проводится достаточно четко130, то грань, разделяющая интерференцию и интеграцию, в известном смысле условна: интеграция есть интерференция, ставшая частью нормы.
Три вида (а Хауген называет их стадиями) соотношения языковых систем билингва неоднозначно соотносятся с тремя типами билингвизма, так как интерференция возможна всюду, где отсутствует полное переключение кода. Следовательно, и речевой эффект акцента может возникать в различных типах билингвизма, исключая координативный. Чтобы отграничить понятие акцента от понятия кодового переключения, свойственного, как установлено только что, лишь координативному билингвизму, представляется целесообразным использовать термин «кодовый переход» (code shift) как общее обозначение билингвальной активности; тогда «кодовое переключение» естественным образом станет пониматься как частный, оптимальный случай перехода от одного кода к другому. Одновременно будет снята двусмысленность понятия переключения кодов как признака координативного билингвизма и как источника интерференции (акцента).
В заключение хотелось бы отметить еще одно различие, которое может быть существенным в плане методики обучения иностранным языкам. Имеется в виду различие между стабильным билингвизмом, при котором соотношение двух языков билингва достигло некоторого фиксированного состояния, и динамическим билингвизмом, при котором это соотношение постепенно изменяется. Изменение затрагивает, как правило, степень владения вторым языком131 и может идти либо в направлении совершенствования (прогрессирующий билингвизм, стремящийся к равновесному), либо в направлении разрушения (деградирующий билингвизм, стремящийся к монолингвизму). Стабильному билингвизму, не достигшему уровня координативного, свойствен остаточный акцент, не представляющий интереса с точки зрения методики, хотя он образует главный предмет изучения в теории билингвизма и языковых контактов. Ситуация обучения второму языку предполагает наличие динамического прогрессирующего билингвизма, и именно в этом случае проблема акцента – преходящего акцента – приобретает всю свою методическую значимость.
В статье, специально посвященной проблеме иностранного акцента, Том Сковел исходит из общеизвестного факта «превосходства» детей над взрослыми в плане достижения совершенства во втором языке и пытается найти простое и естественное объяснение этого факта [Scovel 1969]. Автор прямо не отрицает, что в появлении акцента участвует интерференция, но существо оговорок, которыми он сопровождает ссылку на теорию интерференции, ясно говорит о том, что сам он вряд ли верит в объяснительную силу этой теории. Главными аргументами, которые, вероятно, должны подорвать авторитет интерференции, являются опять-таки: 1) способность детей усвоить иностранный язык без акцента и 2) сравнительно низкая степень интерференционных явлений в синтаксисе в противоположность стойкому и броскому акценту в фонетике (казалось бы, если интерференция существует, она должна в равной мере пронизывать все уровни языкоупотребления). По мнению автора, большинство существующих объяснений поразительной способности детей к языкам ошибочно формулировалось «in terms of nurture rather than nature», т. е. связывалось с условиями языкового воспитания, а не с факторами самой природы. Исходя из положения о принципиальном различии между приобретением языка ребенком и изучением языка взрослым (первое есть свойство, второе – умение, по выражению автора), Т. Сковел приходит к выводу, «что именно природа (nature), а не воспитание (nurture) определяет нашу способность говорить без иностранного акцента» [Scovel 1969: 249]. Таким природным фактором Т. Сковел считает явление церебральной доминации, или латерализации.
Действительно, нейрофизиология давно установила, что кора головного мозга взрослого человека характеризуется так называемой функциональной латерализацией, т. е. распределением управляющих функций между двумя полушариями с выделением одного из них в качестве доминирующего. В большинстве случаев доминирующим является левое полушарие, у левшей – правое. Согласно гипотезе Брока, локализация речевых центров считалась прямым отражением «ручной доминации» (у левшей – в правом полушарии, у правшей – в левом), однако новейшие исследования не подтвердили этой гипотезы. Если исключить особые случаи патологического развития, то окажется, что речедоминирующим является левое полушарие, независимо от «ручной доминации» [Penfield, Roberts 1959: 102; Вулдридж 1965: 226]. Области правого полушария, соответствующие речевым областям левого, выполняют иные функции, хотя собственно моторные механизмы голосового контроля здесь те же, что и в левом полушарии (роландова полоса). Таким образом, нет никаких оснований полагать, «что механизмы осмысленной речи могут обслуживаться одновременным использованием функциональных речевых областей в обоих полушариях» [Penfield, Roberts 1959: 204]. С первых месяцев жизни в мозгу нормально развивающегося ребенка начинается становление речевых механизмов и локализация их в левом полушарии, и этот процесс продолжается в среднем до 11–12 лет, после чего можно считать наступление «языковой зрелости».
Описанная латерализация функций больших полушарий свойственна норме. Наблюдения над многочисленными случаями патологических нарушений речи вскрыли еще одно важное свойство высших («ассоциативных») областей коры – их пластичность, т. е. способность релокализации речевых центров в случае поражения первоначальных центров. Как правило, речевые функции пострадавших мозговых тканей принимают на себя соседние области левого полушария, и только в крайних случаях, при обширном поражении левой стороны мозга, речевая доминация может переходить к правому полушарию. Но самое примечательное в связи с проблемой релокализации состоит в том, что степень пластичности зависит от возраста, и все случаи переноса речевых центров в правое полушарие наблюдались только у людей, которые в раннем детстве (до трех лет) перенесли тяжелые поражения левых височно-теменных областей. Нет ни одного примера полного восстановления речи у взрослых на базе правоцеребральных областей, если левое полушарие целиком выходило из строя (см. [Вулдридж 1965: 227]).
Именно эта особенность инфантильно-церебральной пластичности стала основным аргументом в «природной теории акцента» Т. Сковела. Он прямо связывает отсутствие акцента в речи детей с тем, что у них латерализация еще не стала постоянной [Scovel 1969: 251–252]. Разумеется, более высокая функциональная пластичность коры в целом не может не оказать положительного влияния на усвоение языковых навыков. Однако из того, что в момент рождения и первые два года жизни оба полушария у ребенка анатомически одинаково пригодны для управления речью, вовсе не следует, что они оба действительно используются для этой функции. Абсурдно полагать, что второй язык может «отложиться» в каких-то «незанятых» областях правого полушария; «тщательное исследование не выявляет никаких признаков раздельной локализации речевой функции для разных языков» [Вулдридж 1965: 232], и это, между прочим, проявляется в одновременном нарушении всех языков, которыми владеет пациент, страдающий серьезными формами афазии (хотя степень нарушения может быть разной для родного и иностранного языков). Даже при локальных поражениях левого полушария не происходит частичной передачи речевых функций областям другого полушария: тенденция к единой централизации речевых механизмов заставляет здоровые области левого полушария принимать на себя функции пораженных участков132.
После всего сказанного о корковых механизмах речи попытка Т. Сковела свести проблему акцента к чисто физиологическим различиям растущего и сложившегося организма выглядит малообоснованной. Уместно в связи с этим привести слова, сказанные самими специалистами в области нейрофизиологии: «Трудно утверждать что-либо определенное в вопросе акцента на основе одних только физиологических данных. Можно сказать, что дети обладают большей способностью к имитации, чем взрослые. По-видимому, это – факт, но он не объясняет того, что происходит в дальнейшей жизни» [Penfield, Roberts 1959: 249]. При всей важности физиологических предпосылок усвоения языка проблема акцента не исчерпывается физиологией. Она имеет очевидные психологические аспекты, в частности имитативную сторону обучения. Никто не станет отрицать, что в процессе усвоения ребенком всевозможных жизненно необходимых навыков (в том числе и речевых) роль имитирования действий взрослых преобладает над рациональным усвоением, характерным для взрослых. Это действительно предопределено природой, поскольку рационализм поведения и есть цель самообучающейся нервной системы. С этой точки зрения повышенная пластичность коры головного мозга у ребенка может рассматриваться уже не как первопричина в смысле Сковела, а как необходимое физиологическое условие имитативного обучения.