137. В рамках обычных фонологических описаний, посвященных отдельным языкам, внимание сосредоточивается, как правило, на дистинктивных признаках, которые называются также релевантными в противоположность избыточным – недистинктивным. Совершенно ясно, что с позиций теории фонетической интерференции столь жесткое разграничение релевантных и избыточных (нерелевантных) признаков не представляется плодотворным (подробнее об этом см. ч. I, гл. 2 книги «Лингвистика и обучение языку»); более того, релевантность в ситуации монолингвизма и релевантность в ситуации билингвизма лишь отчасти совпадают. Всякий исследователь, приступающий к выяснению источников и механизмов иностранного акцента в произношении, должен приготовиться к тому, что некоторые признаки, квалифицируемые описательной фонологией как избыточные (несущественные), окажутся весьма существенными в плане акцентной экспланаторики. Приведенный пример иллюстрирует это положение достаточно четко.
В литературном арабском и в большинстве диалектов (см.: [Шарбатов 1961: 16–17]) отсутствует аффриката [ч], т. е. категория резких смычных. Следовательно, признак резкости не может участвовать в межъязыковой идентификации русского [ч]. Но два компонента этого звука – переднеязычная смычка и палатальная фрикативность – известны арабскому языку, из чего можно ожидать, что оба эти признака повлияют на выбор субститута. Если идентификация идет по модальному признаку, появляется субститут [т], который в арабском произношении несколько «мягче», чем русский звук [т], но «тверже», чем русский [т’]. Если идентификация идет по локальному признаку, появляется субститут [ш’], соответствующий арабской фонеме «шин». В первом случае основанием идентификации русского [ч] служит недистинктивный признак смычности, во втором – дистинктивный признак палатальности. Выбор того или иного субститута может косвенно поддерживаться наличием других палатальных фонем, характер которых «подкрепляет» либо выбор [т], либо [ш’]. Так, носитель сирийского диалекта, в котором фонема «шин» противопоставлена фонеме «джим» в разновидности /ж’/, может предпочесть выбор субститута [ш’], поскольку он будет поддерживаться корреляцией двух палатальных фрикативных фонем [ш’]–[ж’] его родного диалекта, и тогда в процессе идентификации русского [ч] примет участие и признак глухости, также недистинктивный для русской фонемы. Напротив, носитель египетского диалекта, в котором фонеме «джим» литературного языка соответствует палатальная фонема [г’], не найдет в палатальном ряду такой корреляционной поддержки для выбора фрикативного субститута и может предпочесть смычный субститут [т] – уже по принципу отталкивания от палатальной корреляции [г’]–[к’].
В индонезийском языке также отсутствует фонема [ч], но процесс идентификации соответствующего русского языка строится на ином взаимодействии признаков. Главную роль в этом процессе играет локальный признак, поскольку в индонезийском языке имеется серия палатальных фонем, связанных отношениями корреляции [т’]–[д’]–[н’]. Очевидно, за вычетом признака резкости, все остальные признаки фонетически сближают русское [ч] с индонезийским [т’]. Следовательно, выбор этого субститута основан на признаках палатальности, глухости и шумности, из которых лишь первый релевантен для русской фонемы. Смычность не является дистинктивной и для индонезийского [т’] (лишь в некоторых диалектах, имеющих палатальное [с’], смычность [т’] становится релевантной), однако можно полагать, что и этот признак, как внутренний признак палатальной серии (ср. ту же корреляцию [к’]–/j/), способствует отождествлению русского [ч] с индонезийским [т’].
Примеры такого рода подтверждают тезис о том, что «для теории восприятия иностранного языка основной задачей является исследование третьей системы, возникающей на основании системы соответствий между двумя языковыми системами (родной и иностранной) в условиях смешанного двуязычия» [Иванов 1961: 61], установить соответствие между системами в плане их конфликтного взаимодействия призван контрастивный (сопоставительный) анализ двух языков. Этот путь предполагает единообразное описание фонологических систем, что должно проявляться не только и не столько в оперировании одними и теми же единицами, сколько в идентичности формальной процедуры описания, так как единицы в разных языках могут быть лишь относительно эквивалентными (ср.: [Whitman 1970: 192]). Например, такая фонетическая единица, как слог, не всегда пригодна для исследования просодических явлений и не всегда может быть однозначно выделена как единица просодического уровня: в ряде языков такой единицей оказывается мора, не идентичная слогу. Еще большей неопределенностью характеризуется на уровне универсальности понятие слова – единицы, важность которой для фонологических описаний не требует доказательств.
Соответствия (эквивалентности), устанавливаемые в рамках контрастивного анализа, являются объективными соответствиями, однако их объективность не исключает возможности различных интерпретаций, если учесть, что и сами описания отдельных языков допускают неединственность фонологических решений. Пример тому – многолетние дебаты вокруг вокалической системы сербскохорватского языка, которая описывалась различными учеными в терминах разного набора фонем. Возникает проблема оценки различных описаний с точки зрения их наибольшей пригодности для контрастивного анализа, но отсутствие строгих критериев такой оценки превращает ее в малообоснованный выбор той или иной модели, зависящий во многом от лингвистических вкусов исследователя. Р. Л. Уитмэн ссылается также на трудноразрешимое противоречие между теоретически оправданным стремлением к единообразию описаний различных языков и прагматическим стремлением к выбору описания, наиболее пригодного для данного языка: «Нет никакой гарантии в том, что наилучшее из возможных описаний английского языка должно быть того же формального типа, что и описание любого другого языка» [Whitman 1970: 193]. А поскольку контрастивный анализ осуществляется на базе уже имеющихся описаний отдельных языков, проблема вторичного выбора подходящих описаний становится особенно острой.
Как известно, теория интерференции исходит из общей предпосылки, что потенциальный объем интерференции прямо пропорционален количеству расхождений между двумя языками. Следовательно, сопоставительное изучение интерферирующих систем должно четко зафиксировать все моменты расхождений между ними, чтобы получить основания для прогнозирования возможной интерференции. Эта задача имеет непосредственное прикладное значение в плане методики обучения и борьбы с иностранным акцентом, но решение ее зависит от типа лингвистического описания, положенного в основу сопоставительного анализа. А. Афолайан приводит в качестве примера ситуацию изучения английского языка студентами-йоруба: количество фонологических расхождений между двумя языками будет меньшим и существенно различным, если исходить из описания, допускающего существование дифтонгов в фонологической системе языка йоруба [Afolayan 1971: 226]. Не исключено, что такое описание не будет отвечать требованиям наилучшего с точки зрения общетеоретических критериев (например, простоты и экономности), и это обстоятельство позволяет ставить вопрос о недостаточности только объективных соответствий между языковыми системами, устанавливаемых без учета анализирующей активности языковой компетенции билингвов. Можно полагать, что ситуация изучения второго языка, характеризуемая интерференцией двух языковых систем, выдвигает специфические критерии оценки как прагматической пригодности конкретных описаний языков для контрастивного анализа в целом, так и характера соответствий между интерферирующими системами.
Особенностью языковой компетенции билингвов является то, что они, по словам М. Сводеша, «имеют свою собственную концепцию фонемики обоих языков, на которых они говорят» [Swadesh 1941: 59]. Это может проявляться, в частности, в том, что фонемная система билингва в каждом из языков будет отличаться от системы, которой оперируют монолингвальные говорящие; возможны случаи, когда каждой фонеме одного языка поставлена в соответствие фонема другого языка, так что обе системы находятся в дополнительном распределении и, следовательно, могут рассматриваться как разновидности единой системы [Ibid.: 65]. Эта особенность, констатируемая для стабильного билингвизма, заставляет учитывать при обращении к ситуации прогрессирующего билингвизма (овладения вторым языком) субъективную точку зрения учащихся на характер соответствий между двумя языками, заключающуюся в том, что «эквивалентность существует в том и только в том случае, если изучающий язык, как индивид, считает две формы эквивалентными» [Whitman 1970: 194]. Можно говорить об объективных лингвистических основаниях субъективной оценки эквивалентности элементов двух систем, но нельзя ставить между ними знака равенства, так как субъективные решения учащихся могут приниматься на базе таких комбинаций релевантных и избыточных признаков, которые не предсказываются в рамках чисто дедуктивного подхода к сопоставлению интерферирующих языков. В этом убеждают результаты интересного эксперимента по восприятию и идентификации консонантных сочетаний монолингвами и билингвами, показавшие, во-первых, заметное превосходство билингвов в правильном опознавании предъявляемых комплексов и, во-вторых, расхождение между теоретически ожидаемыми и фактически зарегистрированными ошибками, что авторы эксперимента справедливо относят на счет специфики субъективной оценки звуковой похожести говорящими [Cohen et al. 1967].
Таким образом, интерференция в процессе овладения вторым языком происходит на основе субъективной идентификации элементов двух систем, результаты которой могут не совпадать с объективно установленными (в рамках контрастивного анализа) межъязыковыми соответствиями – как положительными (сходства), так и отрицательными (различия). Объективная оценка расхождений между языками может быть осуществлена независимо от «классной ситуации» чисто лингвистическими методами. Сущность же субъективной оценки подобия двух языков обнаруживается лишь при анализе ошибок, допускаемых студентами. Идентификация звуков второго языка происходит на основании определенных комбинаций признаков, специфичность которых в каждом конкретном случае обусловлена не только мерисматической дихотомией «релевантные – избыточные», но и существованием известной иерархии в классе самих релевантных признаков. Иерархичность системы признаков – важно