Больше всего я видел «Повторный брак» с Бельмондо. Отчего-то селянам полюбилась именно эта лента. Все мои представления о взаимоотношениях полов навязаны приключением обаятельного бретера и роковой красотки во Франции XVIII века. Особенно меня чарует эпизод в самом начале, когда мальчику и девочке цыганка нагадала, что она будет принцессой, а он покорит Францию. Так ведь и было. Обожаю законченные, величественные истории.
Сразу за принятым в момент полета к кувшинкам решением я прожил положенные до поступления во Всесоюзный государственный институт кинематографии четыре года и поступил в него. За следующие шесть лет успешно окончил престижный вуз, снял «положенный полный метр», получил положенные призы и с удовольствием отказался от режиссерских амбиций. Это было слишком энергозатратно.
Как Лувр одним калорифером отапливать.
И зависимость от каждого негодяя из Госкино.
Я изменил направление сил в сторону изящного слога. Позже, в 90-х, это меня спасло. Когда мир Окуджавы и Тарковского продался новым жизненным ценностям за пять минут, как вокзальная шлюха, литература стала спасением.
Тогда для киношников «снимать за деньги» — это был удар «под дых». Часть спилась. Да что там часть — все спились. Осталось человек сорок — гвардия древних приоритетов.
Вот изящный слог напрямую не зависит от денег и власти. Это то, о чем ты думаешь, засыпая.
И отдача, что по мне, несравнимая.
Сидишь на вечернем сеансе в полупустом зале на последнем ряду и свидетельствуешь, как те, кого еще три месяца назад не было, живут своей жизнью, влюбляются, ссорятся, побеждают или проигрывают. Они появились из ничего в тот момент, когда ты надевал тапок, чтобы пойти выключить свет на кухне. Вот где кино!
А бестолковые гулянки среди людей, не знающих, «как еще» сообщить окружающим, что они есть… не по мне. Тем более что за меня эту новость «есть кому» сообщить.
Сейчас будет звучать неубедительно, но.... ради создания атмосферы: мне опостылело сталкиваться с собственным изображением, куда глаз ни кинь. Я соскучился по другим, умным, красивым лицам. И эта шиза — кино тоже. Как и заброшенные пустыри на «фабрике грез». Где томятся души прежних кумиров, скованные золотыми цепями своих экранных образов.
Никто никогда, в том числе и сами кумиры, уже не сможет вспомнить, как выглядел мир до того момента, когда этот мир обратил на них внимание. Когда они были еще нужны сами собой, а не сфабрикованными биографиями призраков. Ах, если бы воспитание позволило мне рассказать хотя бы парочку этих печальных историй! Но бабушка не рассказывала мне сюжет фильма, который будет вечером в клубе.
— Это все обесценивает, — говорила мудрая старушка.
В ином случае вы бы обязательно узнали о жизни двух влюбленных артистов, которым так и не удалось быть вместе, потому что они «посвятили себя сцене». О чем они с заговорщическим восторгом шептали, сидя в 30-х годах на краю фонтана у Покровских ворот, и о чем они устало кричали друг другу сквозь порывы ноябрьского ветра в 1999 году, прогуливаясь по набережной Ялты, за несколько месяцев до почти синхронной кончины на разных концах столицы. Хотя я, наверное, не стал бы рассказывать эту историю, потому что я даже их имен не помню. В этом беспамятстве и заключается сокровенный смысл самого настоящего кино.
Кино — это дурман, лишающий разума, делающий людей одинокими и душевно пустыми.
Самое забавное, что все это отлично знают, но не задумываясь делают шаг в пропасть, чтобы кануть в ней навсегда.
И кино должно быть таким, иначе оно перестанет пьянить сквозь экран зрителя. Зритель перестанет мечтать. Люди перестанут надеяться на чудо. А людям без этой надежды не выжить.
Каждый волшебник однажды понимает, что главная его задача — киношная: просто быть волшебником.
Опубликовано в журнале «Русский пионер» № 34
О "Смысле жизни"
27 марта 2013
Иван Охлобыстин размышляет о том, как целостный человек формируется со школьной скамьи
Накануне информационные порталы облетела новость. Протоиерей Димитрий Смирнов выступил с инициативой ввести новый школьный предмет «Смысл жизни». «Хороши алгебра с геометрией, хороши и география с биологией, хороша и русская литература — но главной проблемы они не решают. Нужно поменять смысл жизни и ее направление», - процитировали священника СМИ. Реакция на заявление стала также неоднозначной - все помнят, каким сложным был путь предмета «Уроки православия» к дверям российской школы. Колумнист «Русского пионера» Иван Охлобыстин всецело поддерживает эту инициативу.
- Я считаю это предложение очень своевременным и полезным, потому как раньше в школах нас огораживали от подобных вопросов, старались не говорить о серьезном. И уж тем более не поднимали такие темы как реализация человека.
Ведь задача хорошего педагога не только в том, чтобы дать определенный объем знаний, но и помочь его систематизировать. А школа должна преследовать цель – раскрыть таланты своего ученика. И конечно, в этом свете было бы здорово, если в рамках учебного заведения наших детей научать размышлять, анализировать и не стесняться.
Это и есть та самая систематизация багажа знаний, которая, в последствии, приведет ребенка или к религиозным убеждениям или к тому, что вкладывается в понятие зрелый целостный человек.
И дай бог, чтобы нашлось достаточно учителей, которые бережно и грамотно проведут эту работу и отладят учебный процесс на достойном уровне.
Дежавю как элемент бытийности
03 апреля 2013
Актер, режиссер и общественный деятель Иван Охлобыстин всякий раз настолько глубоко погружается в заданную тему, что иногда кажется: а ведь не вынырнет... Но нет: выныривает, и еще как! Так бывает, только когда человеку есть что сказать.
В круговороте бесконечного количества обязательств, возникших у меня, на почве столь же бесконечного количества возможностей я особое внимание уделяю обязательствам перед здравым смыслом и чувством меры. Отпусти я хоть на миг поводья текущего бытия, мир давно бы лежал в руинах.
Уверен, что так думает каждый здравомыслящий человек. Во всяком случае, те из них, кто еще не стал жертвой принудительного лечения. Самый надежный способ избежать оного — не делиться своими взглядами на происходящее со случайными людьми в общественных местах и не предпринимать попыток навязать свое мнение силой. Но с учетом указанных выше обязательств перед миром и в силу данных редакции обещаний я все-таки рискну поделиться тем, что, в принципе, и так знают все, но не рискуют себе в этом признаться.
Итак: в период с семи до двенадцати лет я составил довольно подробный план будущей жизни, о чем уже имел честь доложить читателю в своем рассказе «Тайна водонапорной башни». С тех блаженных времен вся моя жизнь — это непрекращающееся дежавю. Что мной воспринимается со смирением, поскольку изменить что-либо у меня нет никакой возможности. Я добровольный пленник мечты. Каждое происходящее со мной событие, включая эту статью, уже случилось много лет назад. Таким образом, я вынужден взаимодействовать с другими персонажами моего детского воображения, причем быть одним из этих персонажей. И не факт, что положительным.
Именно этим объясняются многие противоречивые поступки, совершенные мною за мою жизнь. Именно в этом стоит искать базовый смысл моего существования. Именно это и есть весь я — рваное полотно воспоминаний о будущем, регулярные всплески самоузнавания во всем вокруг. Солнечные зайчики в окнах домов, сумеречный туман прохладного леса, ревматичный скрип мельничного колеса, касание кончиками пальцев щеки новорожденного младенца, хруст рассекаемой бритвой плоти, истомная нега влажного шелка. И все остальное, включая надписи на стене туалета в придорожном кафе.
О последних стоило бы поговорить отдельно, но я боюсь, что дотошный разбор надписей в придорожных кафе способен утомить читателя и является прерогативой литературных критиков, созданных много лет назад моим же воображением именно для этого и ни для чего другого.
Я понимаю, что мои представления о реальности несколько умозрительны, но судите сами: возразить тоже нечего. Где гарантии, что вы — это не я, который видит себя, пока я вижу вас? Или наоборот. Что не меняет дела. Момент наблюдения — вот границы нашей настоящей жизни. Где мы были до момента прочтения этих строк? И были ли вообще?
Кстати, написанное выше не обязательно понимать, достаточно этого волшебного ощущения, что вас опять дурят. Причем по вашему же желанию и за ваши же деньги вам втюхивают случайный набор истин «мэйд ин чина», типа: вода мокрая, скорлупки не жрать.
Как могло это произойти с вами и почему вы так долго мучили свои «глазные яблоки» и не отбросили в сторону, с чувством справедливого негодования, предательски бессмысленное издание?
Вы просто не сможете это сделать. Потому что в действительности вас нет вне чтения этого текста. Вы один из элементов всеобщего дежавю.
Или я ошибаюсь и вы давно занимаетесь другим делом, живете исключительно своей жизнью?
Хотя, с другой стороны, а что есть ваша жизнь и бывает ли она исключительно ваша?
Вы — это список тех самых, уже дважды мною упомянутых, обязательств. Фигура, обязанная совершить определенный набор поступков, гарантирующих ей постоянное наблюдение, а значит — существование. Конечно, следование этим обязательствам можно мотивировать и тысячами других причин, но разве хоть одна из них способна объяснить все ваши поступки сразу? А словосочетание «просто живу» звучит еще безумней и не противоречит тезису «жить — значит быть наблюдаемым». А уж тем более «жить — значит наблюдать». Дежавю — это признак наблюдателя. Чем ярче в вас проявлен этот психический феномен, тем вероятнее, что все вокруг когда-то, может и не осознанно, было создано вами и теперь входит в стадию реализации. Ваши фантазии сплетаются с миражами других «наблюдателей», создавая этот мир и его историю.