т снова рассказывал ей известную историю о том, как был убит Флекс, и как личность Флекса сохранилась лишь в виде фрагментов, вросших глубоко, как цифровые осколки в системы Дамасской Розы, пока сама Треноди Зенит не организовала его загрузку в новое тело. Это раздражало Треноди, потому что это было неправдой; именно Зен нанял тех дорогих кибер-психиатрических специалистов, чтобы восстановить личность Флекса, и именно Зен купил новое тело, чтобы загрузить его в него. Это заставило ее вспомнить, что она никогда не видела Флекса, и внезапно поняла, что собирается делать со своей ночью свободы.
На внешнем краю железнодорожной станции Галатавы стояло горбатое депо с надписью на боку, выведенной небрежными флуоресцентными буквами «FLEX PAINTWORKS». В этот сарай за последние десять месяцев съезжались локомотивы со всех миров Зенитов и даже инопланетные морвы с новых станций за Кхурсанди. Через несколько дней они появлялись с корпусами, покрытыми рисунками, которые были не только красивыми, но и каким-то образом сумели уловить некоторые элементы характера каждого поезда. Квадратные очертания унылых старых грузовых тягачей разбивались флуоресцентными ослепляющими узорами.
Появлялись величественные локомотивы, украшенные цветами, звездами или стаями диковинных птиц. На их боках крупными и ярко украшенными буквами были написаны загадочные лозунги: "Потом они проснулись и все это был сон", "Серебряная кровь лесорубов", "Далекое находится рядом в образах других мест".
— Мы заходим гусеницами, — сказал один поезд, — а выходим бабочками.
Сарай был их куколкой. Это была студия Флекса. Машина остановилась на пустой стоянке снаружи, и Треноди вышла и направилась к сараю, а над ней в темноте тихо жужжали ее дроны-стрекозы. Большие двери, куда входили поезда, были закрыты, но рядом с ними был маленький вход размером с человека, который сам открылся по запросу гарнитуры Треноди. Она вошла внутрь, в тишину и запах краски, который мгновенно напомнил ей мастерскую матери в доме, где она выросла, на Малапете. Студия даже выглядела очень похоже: тот же небрежный беспорядок, рисунки, приколотые к стенам или нацарапанные прямо на них, как рисунки мамонтов на стенах пещер в документальных фильмах о первых людях. Но это пространство было гораздо больше, и посредине, в пятне света, отбрасываемого яркими рабочими лампами, стоял не мольберт, а небольшой паровозик. Флекс стоял на лестнице и рисовал на корпусе русалку. Когда Треноди вышла к свету, Моторик внезапно повернулся и уставился на нее.
— Я думал, дверь заперта.
— Так и было, — сказал Треноди. «У меня очень высокий уровень допуска. Каждая дверь в этом городе, наверное, открылась бы для меня, если бы я попросила.
Рой дронов застыл над ее головой, наблюдая за Флексом своими электронными глазами.
— Ты знаешь кто я? — спросила она, идя вперед в пятно света от рабочих фонарей.
— Ваш идентификатор гарнитуры говорит, что вы леди Рошни Зенит, — сказал Флекс, каким-то образом считывая это своим роботизированным разумом. — Но это не так. Вы Исполнительный Глава из Консорциума Зенитов. Вы Треноди Зенит.
Треноди поклонилась. «Ты раскрашивал мой официальный поезд, Дамаскую Розу. Ты не возражаешь, если я посмотрю, как ты работаешь?»
Флекс покачал головой. Это была на удивление невзрачный Моторик с лицом бежевой куклы. Она носила комковатые, забрызганные краской сапоги, узкие черные брюки, красновато-коричневый топ, испачканный разноцветными отпечатками ладоней. Треноди села на край старого ящика и наблюдала, как Флекс начала рисовать фигуры вдоль борта локомотива, очень быстро и легко нанося их на керамический корпус с помощью тонкой палочки. «Это правда, что они все говорили о Флексе», — подумала она. Эта проволочная кукла могла рисовать.
— Я просто добавлю немного рыб, — сказала Флекс, и Треноди издала вежливый, заинтересованный звук, прежде чем поняла, что Флекс разговаривает с локомотивом. — Я думаю, рыбы-ангелы и эти плюмажные инопланетяне вдоль колесных арок…»
— Это не будет выглядеть слишком эффектно, не так ли? — спросил локомотив, застенчивый маленький Фосс 153, называемый Неоновый Гамбо. «Я не хочу выглядеть слишком эффектно.»
— Ты будешь смотреться великолепно, — пообещал Флекс, и рыба, казалось, выплыла из палочки, которую она держала, рябью пробираясь в пространство между русалками, которые были нарисованы раньше.
— Моя мать — художница, — сказала Треноди через некоторое время. Флекс взглянула на нее и слегка улыбнулась, и она почувствовала побуждение сказать больше. «Она рисовала на холстах, не на поездах. Она рисовала картины выброшенных на берег айсбергов, в основном. Ну, она рисовала, когда я была ребенком. Раньше я могла быть часами в ее мастерской, в доме на Малапете. Пахло просто вот также, тот самый запах краски. Забавно, мне было так скучно там, я не могла ждать и уходила. Но теперь я продолжаю думать об этом. Иногда мне кажется, что единственное, чего я действительно хочу, — это проснуться и обнаружить, что мне снова девять или десять, и я снова в своей постели, в своей спальне, и все в порядке.» Она сделала паузу. Она слишком много говорила о себе? Как Моторику может быть интересно слушать о чьей-то матери? Поэтому она сказала: «Вы слышали о Зене Старлинге?»
— Я слышала, что он уехал из Галатавы, — сказала Флекс. «Они сказали в новостях, что он разбил свой дом и машину и сбежал, но никто не знает куда.»
— Я думаю, он вернулся в Черную Зону, — сказала Треноди. «Я думаю он пошел искать Нову.»
Флекс повернулась и посмотрела на нее. «Я тоже так думаю».
— Ты с ним не разговаривала? До того, как он ушел? Я думала, вы с ним друзья? Это Зен заставил тебя перевоплотиться, не так ли?
Флекс пожала плечами. «Зен на самом деле не имеет друзей. Он не плохой человек, но он думает только о себе. Как он себя чувствует, как вещи влияют на него — вот что движет Зеном. Он чувствовал себя виноватым из-за того, что я потерялась, потому что думал, что это его вина, а так оно и было в основном. Поэтому, чтобы почувствовать себя лучше, он восстановил мою личность и купил мне это новое тело и это место. Это красивое тело; Я благодарна ему — он был очень щедр. Но я не думаю, что он заботится обо мне. Я не видела его с тех пор, как приехала сюда. Думаю, ему было стыдно. И я думаю, что разговор с Мото слишком сильно напомнил бы ему Нову».
— Он заботится о Нове.
— О, да.
— Я надеюсь он найдет ее, — сказала Треноди, и именно это и имела ввиду. «Я рада, что он сбежал от Зенитов. И я бы с удовольствием.» И тогда, прежде чем она успела остановить себя, она обнаружила, что снова говорит о себе: как сильно она ненавидела быть подставным лицом Консорциума Зенитов и как сильно она боялась поездки на Центральную Станцию. Флекс отложила палочки и подошла, чтобы сесть рядом с Треноди на ее ящик, слушая, как правитель половины галактики жалуется на свою жизнь, также как один раз слушала ее подругу Мику Старлинг, которая жаловалась на свою тяжелую работу и своего нехорошего брата. Когда Треноди закончила, Флекс сказала: «Если ты так ненавидишь это, может быть, тебе следует отойти назад. Отречься. Пусть твой дядя Нилеш и эта Кала Танака занимаются этим, если они так заинтересованы. Либо так, либо бери на себя ответственность. Это похоже, вам нужно решить. Если бы вы действительно были исполнительным директором они не могли бы заставить вас вести переговоры с Илоном Преллом или делать что-то еще, чего вы не хотите. Вам решать. Вы хотите спокойной жизни, или вы хотите власти?
— Я не хочу ни того, ни другого, — сказала Треноди. Но она знала, это было не совсем так. Проблема была в том, что она хотела и того, и другого. Она теперь была смущена тем, что выплеснула все свои проблемы на этого незнакомца, это машина. Она встала и подошла, чтобы поближе рассмотреть некоторые инопланетные рисунки на стенах. «Ты была в Паутине Миров? — спросила она. «Это выглядит так хорошо, они смотрятся так, как если бы они были взяты из жизни.
— Так и есть, — сказала Флекс, понимая, что Треноди хочет изменить тему. — Но я не ездил на инопланетные станции. Нет если не считать время, когда я застряла в подсознании Дамасской Розы, и я не помню всего. Но Паутина Миров приходит ко мне. На Галатаве всегда есть инопланетяне, которых можно нарисовать».
Треноди задумалась, что она имеет в виду. Она так мало видела этот город, застряв в своем дворце на холмах. Она выглядела такой растерянной, что Флекс рассмеялась и протянула испачканную краской руку. «Пойдем со мной. Я покажу тебе.»
За железнодорожными станциями располагались рынки и закусочные, называемые Джарана Чоук, которые растянулись вдоль изгиба реки. Улицы там были увешаны висящими фонарями и полны пришельцев. Треноди понятия не имела, что так много чмоев, хатов и герастеков нашли свой путь через шлюз Кхурсанди. Некоторые из них были торговцами, но большинство были просто туристами, жаждущими увидеть человеческие миры так же, как люди хотят посетить Йарм или Йаштей. Некоторые приехали, чтобы остаться, открывая магазины, киоски и рестораны. Одна улица воняла хорошо сгнившим мхом, который так любили герастеки; на другой, группы хатов расположились, как палатки, в бассейнах с вкусными питательными веществами. Там, конечно, были и люди. Большинство людей, толпящихся под неоновыми каракулями инопланетных витрин, были обычными галатаванцами, пришедшими поглазеть на новых торговцев и, если они были достаточно храбры, попробовать немного инопланетной уличной еды. Сначала это заставило Треноди бояться, что ее узнают. Она не сняла капюшон и заставила своих стрекоз летать высоко, смешиваясь со всеми другими дронами и аэроботами, которые жужжали над оживленными улицами. Но для инопланетян все люди, вероятно, выглядели почти одинаково, и люди, казалось, гораздо больше интересовались Флексом. «Это моторик-художник!» Треноди слышала, как они шепчутся друг с другом, и несколько смелых сказали: «Привет, Флекс!» или «Мне нравится твоя работа!» Никто не удостоил взглядом дешево одетую девушку, которая плелась вслед за Флексом.