Он повернулся и пошел обратно по пляжу, на свет парящих бумажных фонариков и запах барбекю. Он нашел Седну Ямм. Как бы она испугалась, сказал он себе, если бы узнала, что он только что разговаривал с самими Стражами. Но он не осмелился поделиться их секретами, поэтому рассказал ей кое-что еще, что, как он был уверен, произвело на нее впечатление.
— Я кое-что решил, — сказал он. «Я собираюсь выследить дедушку всех плезиозавров и убить его. Я собираюсь отнести его шкуру в Императорский дворец. Превратить его в ковер или настенную подвеску или что-то в этом роде. Я покажу всем, что Прелл может преуспеть там, где потерпел неудачу мягкий Зенит.
Во время своего пребывания на Нулевой Станции Зен изучал файлы Новы о Петрикоре, как будто готовился к экзамену, поэтому мрачный маленький мир не стал для него неожиданностью. Он знал, что большая часть его поверхности покрыта чем-то, называемым Мхом, которому не могут дать определение, то ли это очень влажное болото, то ли очень заросший водорослями океан. Петрикор был терраформирован и заселен только потому, что у него был второй К-шлюз, который вел в богатый минералами, но необитаемый мир под названием Колраби. Семья Берберов, занимавшаяся заселением и терраформированием, жила на Петрикоре и отправляла своих дронов и Моториков через этот второй шлюз в шахту Колраби до того дня, когда солнце Колраби неожиданно взорвалось, и Петрикор остался бесполезным остановочным пунктом на железной дороге в никуда. На вокзале не было таможенных будок. Не было даже проверок безопасности, которые стали обычным явлением в центральной Сети. Билетные барьеры в конце платформы были открыты. Зен и Нова прошли сквозь них и вышли в крошечный городок, Нова держалась в нескольких шагах позади, не сводя глаз с земли, как моторик, который знает свое место. Были сумерки, и шел небольшой дождь. Когда Зен зашел на местный дата-рафт, он увидел, что в течение семидесяти шести лет шли небольшие дожди. Мокрые улицы сияли, низкие дома сгорбились от сырости. Заброшенные мостки и конвейерные ленты старых железнодорожных станций вырисовывались за дождем, как скелеты динозавров. Символ Воху Мана — бдительный глаз — был нарисован на стенах и над дверными проемами. Прохожие носили плащи от дождя и странные шляпы, с которых на стержнях свисали камеры, направленные назад на лицо владельца. Всякий раз, когда встречались два человека, они приветствовали друг друга, позируя вместе для селфи. За запотевшими окнами ресторанчиков люди торжественно фотографировали свои блюда. Чем больше деталей своей жизни они смогут загрузить, тем точнее Воху Мана сможет воссоздать их в своей виртуальной загробной жизни. Новости о погоде были почти единственным, что представляло интерес в дата-рафте Петрикора, который был самым примитивным из всех, что Зен когда-либо видел. Той ночью он исследовал его, бессонно лежа на большой кровати в единственном в городе отеле. Там было всего несколько банков и магазинов, множество узлов молитвенных данных Воху Мана и несколько небольших, нерешительных святынь другим Стражам. Центр туристической информации не мог рассказать ему о Петрикоре многого, чего он еще не знал. Ходила местная история о призраках, называемых Медленным Поездом, и неубедительные слухи о гигантском осьминоге, обитавшем в более глубоких частях Моха. Это все. Этого не может быть, подумал он. В таком месте не может быть ничего важного. Он хотел спросить у Новы, видит ли она что-то, чего не мог он, среди данных, но Нова была внизу, запертая в чулане, который в отеле довольно величественно называли «Общежитием Моториков». Он вспомнил, как лежал без сна в своей каюте поезда Зенитов, пока она ехала с другими Моториками в каком-то багажном вагоне, и как ее голос звучал в его наушниках, составляя ему компанию, поддерживая его настроение, давая понять, что он не один. Но теперь все было иначе. Он знал вес того, что он делал, и опасность, в которой будет Нова, если Стражи узнают ее. Он страстно желал услышать ее голос, даже если бы он говорил всего лишь: «Спокойной ночи, Зен, спи спокойно», но он не осмелился написать ей, поэтому снял гарнитуру, бросил ее в дальний конец комнаты и лежал в одиночестве. темнота, а водостоки журчали, а дождь барабанил своими маленькими холодными пальчиками по крыше.
На следующее утро Нова ждала его в вестибюле под чучелом висящей, покрытой плесенью головы рогатого существа, называемого моховым лосем. Несколько других гостей отеля приехали в Петрикор, чтобы поохотиться на этих зверей, но большинство из них были паломниками, и некоторые из них привели с собой Моториков, так что Зен не чувствовал себя слишком выделяющимся, когда он шел с Новой по туманному пластиковому туннелю, который вел к стоянке такси.
— Святилище Воху Мана, — сказал он таксисту.
Он вез их через город на север, пока здания не уступили место пустырям, а затем рисовым полям с крутыми террасами, на которых работали желтые машины. Дорога поднималась вверх, минуя бамбуковые рощи, тускло-голубые деревья и скалы, вершины которых были скрыты в облаках. Такси присоединилось к очереди других машин, красные задние фонари двигались по узкому проходу между мокрыми скалами. Затем спуск, свет озера на дне долины, крытая автостоянка, центр для посетителей со стеклянными стенами. Они вышли из такси. Вежливые служители в зеленой форме и бдительные глаза добрых полицейских указали им на извилистую крытую дорожку, ведущую к святыне. По нему шло много других паломников, и с ними шло много других Моториков. Старик в красочных одеждах Госинчанда крикнул, когда Зен догнал его: «Я рад видеть, что такой молодой человек, как вы, все еще берет на себя труд привести с собой курьера».
«Моя бабушка хранила копии всей своей жизни в социальных сетях в голове этой проволочной куклы», — сказал Зен. «Я пришел, чтобы загрузить их в святилище».
Старик усмехнулся и кивнул, довольный встречей с юношей, с таким уважением относящимся к старшим. «Когда я был в твоем возрасте, всем приходилось брать с собой Мото, чтобы нести столько информации. В настоящее время гарнитуры настолько мощные, что многие люди просто хранят все это в них. Но я всегда считаю, что Мото достойнее. — Он повернулся, чтобы накричать на своего Моторика, который отстал. «Я приезжаю каждый год, чтобы загрузить свои видео и дневники», — признался он. — Твоей бабушке повезло, что ты сделал это для нее. Теперь иди, молодой человек, иди, не надо ходить со скоростью моих старых ног…
Зен поблагодарил его и пошел дальше. Нова почтительно последовала за ним, не сводя глаз с земли. Тропинка вела их сквозь заслон темных деревьев, и вдруг перед собой Зен увидел святилище. Стражи построили свои центры обработки данных и хранилища памяти на десятках обитаемых миров (и на сотнях необитаемых тоже). Большинство из них были просто унылыми зданиями без дверей или подземными клиньями компьютерного хранилища. То тут, то там, по своим причудливым причинам, то один Страж, то другой пробовал что-то другое, вроде Долины Статуй на Центральной Станции или Нефритового лабиринта Анаис Шесть на Астарте. Поскольку Воху Мана представлялся Зену лишь маленьким шуршащим существом, спрятанным в живой изгороди, он не ожидал чего-то слишком впечатляющего от его святилища на Петрикоре. Но у Воху Маны были и другие аватары, по крайней мере, были когда-то, и он вырезал целую гору Петрикори по подобию одного из них. Нижние склоны горы превратились в женские плечи, покрытые изумрудно-зеленым мхом, и ее широкое каменное лицо смотрело вниз на долину с выражением мудрой доброты. Ее длинные белые волосы были сделаны из водопадов, иногда падающих на ее лицо, когда были порывы ветра, а ее макушка была облаком. Крытая дорожка поднималась к дверному проему, вырезанному в ожерелье, которое окружало ее горло.
— Красиво, — сказал Зен.
Нова не ответила. На пути было слишком много других людей; слишком велик риск того, что кто-то подслушает. Это не имело значения. Он знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что она тоже считает это красивым.
— Не могу поверить, что я не видел его фотографий…
— На Петрикоре не позволяют изображениям святилища проникать в более широкое Море данных, сэр, — сказала она, как будто просто предупреждая его не фотографировать.
— Думаю, в этом есть смысл. Кто стал бы посещать эту сырую воронку, если бы дома можно было смотреть видеозаписи храма? Зен продолжал смотреть на это доброе, спокойное лицо, пытаясь связать его с шуршащей версией Воху Маны, которую он встретил. Насколько он помнил, это был один из самых дружелюбных Стражей. Но «дружелюбие» было относительным, когда дело касалось Стражей — они были слишком большими, старыми и странными, чтобы любой человек мог действительно понять, что они чувствуют.
Тропинка превратилась в ступеньки. Стеклянное покрытие закончилось, но это ничего, потому что паломники теперь были защищены каменным наконечником подбородка Стража, который выступал над ними, когда они поднимались. Некоторые смеялись и разговаривали по пути вниз по тропинке, но теперь, приближаясь ко входу в святилище и его тайны, они стали серьезными. Одна женщина начала петь песню о Воху Мане, а другие робко подхватили ее. Они пели на местном диалекте, которого Зен не знал, но песня ему нравилась; у неё был торжественный, обнадеживающий звук, который подходил этому месту. Ступени сузились, сбивая паломников в шаркающую очередь. На страже стояли еще стражи храма в зеленой форме, вооруженные церемониальными посохами. Охраняемый ими дверной проем был украшен зеркальной мозаикой. Зен увидел тысячи широко раскрытых, удивленных отражений самого себя, а за ним последовали тысячи пустых, безразличных отражений Новы. Затем он оказался внутри храма, в тихих тенях, создававших впечатление куполообразного пространства, простирающегося над ним во тьму. Над ним, словно выцветшие знамена, висели сотни голоэкранов, на всех мерцали изображения, загруженные приверженцами Воху Маны. Старики улыбаются фотографиям своих правнуков, изображениям домов, блюд, любимых питомцев, семей на фестивалях, свадьбах, сценах работы и игр, университета и школы, детей с щербатыми зубами, малышей с толстыми коленками, шатающихся по пляжам девяносто лет назад, младенцы, зернистые синие сканы зародышей в утробе. Там, наверху, проносились целые жизни, хранившиеся в памяти храма. «Возможно, в этом и был смысл», — подумал Зен. Возможно, пилигримы действительно не верили, что Хранитель собирается воссоздать их всех из их сохраненных сообщений и видеодневников. Может быть, достаточно было просто знать, что они не будут забыты. Годы спустя, века спустя эта добрая гора все еще будет помнить их. Паломники шли по нежно светящимся дорожкам на каменном полу. Они вошли в низкие ниши, вырубленные в стенах, где белые стулья раскрылись перед ними, как бутоны лотосов. Зен сел.