ожет быть, поезда будут петь о нем песни, а художники делать голографические картины. Если бы они это сделали, он надеялся, что они оставили бы в стороне его цветастый скафандр… Он понял, что уже довольно долго поднимался по крутому склону.
— Мы почти у цели, — сказала Нова.
— Почти где? Зен не мог видеть ничего, кроме кораллов. Он остановился, чтобы осмотреться и попытаться собраться с силами. Когда он собирался двигаться дальше, путь перед ним был отгорожен коралловым экраном. Тропинка позади тоже исчезла. Он находился в круглом пространстве со стенами из пульсирующего коралла. Он посмотрел вверх и увидел, как нити, образующие потолок, распутались и отодвинулись в сторону. Огромная пирамида нависла над ним вверх дном, ее острие было всего в нескольких метрах над его головой, а ее многокилометровое основание было так высоко над ним, что он не мог разглядеть, соединена ли она с крышей Зиккурата или же, как он подозревал, она просто висит там.
— Это Творец рельсов, — сказала Нова. Она посмотрела на него, а затем посмотрела на Зена. Она провела рукой по забралу его шлема, желая открыть его и коснуться его лица в последний раз. Было ужасно важно, чтобы она сказала ему что-то, но все, что она могла сказать, было: «Я люблю тебя, я люблю тебя», в то время как он сказал то же самое, и это как-то не звучало достаточно громко, это было просто слово из песен, слишком изношенных, чтобы соответствовать тому, что они чувствовали друг к другу.
Коралл, словно дав им момент попрощаться, снова приблизился. Пряди тянулись вниз, обвивая руки и ноги Новы, словно ручки морских анемонов. Зен почувствовал, как они скользят под ней, тонкие, как выдувное стекло, крепкие, как сталь. Он чувствовал, что они отнимают у него ее вес. Они поднимали ее, тянули от него вверх, в своего рода коралловый водоворот, который закручивался под вершиной пирамиды.
«Нет!» — закричал он, и она сказала: «Все в порядке, Зен, я должна», и она улыбалась, когда коралл сомкнулся на ее лице, но ее слезы, как капли дождя, падали на забрало его шлема. Затем все, что он мог видеть от нее, была рука, протянувшаяся из корчащейся массы. Он ухватился за нее своей неуклюжей рукой в космической перчатке, но она все еще поднималась; ее пальцы скользнули в его, а затем она исчезла, и коралл потемнел, а Зен стал более холодным, усталым, обиженным и ужасно одиноким, чем когда-либо прежде. Он лег и свернулся калачиком, как обычно сворачивался в постели, когда был маленьким. Он хотел быть теплым, уютным и крошечным. Ему хотелось спать, и через некоторое время он заснул.
СТАНЦИОННЫЕ АНГЕЛЫ
Он медленно просыпался в белой комнате. Жалюзи на окнах разрезали солнечный свет на золотые полосы. Полосы менялись с белого золота на красное золото по мере того, как они медленно двигались по комнате от пола в углу, где стоял стул, к потолку в противоположном углу. Затем наступила ночь, и освещенные окна поезда двигались между другими огнями снаружи. Медсестры-моторики в аккуратной белой униформе заходили в палату и уходили. Его сестра Мика посмотрела на него сверху вниз и сказала: «Ну, Зен, в какие неприятности ты опять ввязался?»
— На этот раз я ничего не крал, — сказал он. «На этот раз я вернул кое-что обратно…»
— Рада это слышать. Она сидела в кресле и больше не была его сестрой. Его сестра была сообщением на голоэкране, который один из моториков открыл над его кроватью. Тогда было утро, потому что солнечные полосы были в углу, где стояло кресло, а теперь они были красно-золотыми прямо в дальнем углу потолка. Человеком в кресле была Яна Вашти. Она наклонилась вперед, чтобы внимательно посмотреть на него, и спросила: «Значит, ты действительно не спишь?»
— Ты мне скажи, — сказал Зен.
— Ты был без сознания, — сказала она. — Тебя нашли на Клефе пару месяцев назад. Ты был очень сильно ранен.
— И где я сейчас? — спросил Зен.
— Сейчас? Это Галатава. Я подумала, что зайду и скажу спасибо за спасение моей жизни в тот раз. Твоей маме и сестре нужно было вернуться домой, так что я заглядывала к ним по вечерам. Я обещала, что отправлю тебя домой, чтобы увидеть их, как только ты поправишься.
Под одеялом Зен провел рукой по груди и нашел новый шрам на боку, который сказал ему, что все это было не сном. Он знал тогда, что Нову он больше не увидит, а без нее все казалось таким серым и унылым, что ему стало жаль, что он проснулся. Но Вашти ждала, что он что-то скажет, поэтому он сказал: «Я не могу пойти в Летнюю аренду. Это территория Прелла…
Вашти ухмыльнулась. «Уже нет. Ты пропустил все события…»
В День воссоединения они украсили здания Центральной Станции красным в честь своей новой Красной Императрицы. Они повесили ее новый официальный портрет высотой в двадцать этажей по бокам всех придорожных небоскребов, гордая в красных доспехах Зенитов, с Ящерами-Стражами позади нее. Под огромным куполом зала аудиенций миллионы алых лепестков роз кружились, кувыркались и не совсем падали, поддерживаемые искусными струями воздуха. Под лепестковым облаком кружили дроны всех каналов и мест, а внизу, на уровне земли, стояли главы всех великих семей Империи, начальники всех ее станций и послы всех инопланетных союзников, наблюдая, как Треноди забирает ее, снова воссядет на троне-платформе.
Станционные Ангелы приходили и уходили, танцуя через каждый шлюз Великой Сети, сканируя Море Данных каждой станции, прежде чем исчезнуть в воздухе, и Творец рельсов в своем Зиккурате на мгновение увидел то, что видел каждый Ангел. И, возможно, снимки, которые они отправляли обратно, не всегда были полными, и, возможно, они не всегда приходили в правильном порядке, но теперь Творец рельсов снова был цел, и его обширный разум мог справляться с вещами, становившимися немного нелинейными.
В своем депо на Галатаве Флекс украшала корпус новенького локомотива. По его бокам она разбрызгивала айсберги и ангелов, динозавров и сны. Это был первый поезд K-поезд нового класса, и он был заказан не какой-либо корпоративной семьей, а новой Лигой локомотивов K-трассы. Его кузов и двигатели были изготовлены в лучших мастерских Райгель-Джанкшен, но его разум представлял собой смесь резервных разумов «Призрачного Волка» и «Дамасской Розы». Когда он будет готов, его товарищи-поезда планировали, что он пройдет через шлюз Кхурсанди, чтобы путешествовать и торговать как можно дальше по Паутине Миров. Картины, которые Флекс рисовал на его корпусе, должны были стать передвижной галереей, распространяющей искусство людей и моториков в миры, которые художник еще не мог себе представить. Это был последний поезд, который Флекс украсила. Она устала рисовать ангелов, когда в галактике было так много вещей, которые вообще никто никогда не рисовал. Ей предложили написать официальный портрет Треноди Зенит, но она отказалась; она хотела помнить Треноди милой одинокой девушкой, с которой она гуляла по Джарана Чоук, а не Красной Императрицей, убившей свою сводную сестру, чтобы вернуть себе трон. Так или иначе, ей очень хотелось самой увидеть Паутину Миров. Когда новый поезд отправится, она поедет с ним в своем купе первого класса. Двум из своих ангелов она придала лица Зена и Мики Старлинг и росчерком написала на боку имя нового поезда: «Волчья Роза».
Кала Танака и Нилеш Зенит не были приглашены на празднества на Центральной Станции. Императрица Треноди объявила, что ее новым главным советником станет П.К. Зенит, и что она будет править не через семейный совет, а через совет, состоящий из членов всех корпоративных семей и даже некоторых поездов. В Море Данных ходило множество забавных мемов о том, как именно Красная Императрица планировала разместить локомотивы в Зале Сената, но Кала и Нилеш не были в восторге. Когда они сели в свой поезд на станции Галатава по пути к новой должности Нилеша в качестве начальника станции Ваг, они уже обдумывали, как избавиться от Треноди. Но, к их удивлению, в купе, которое они забронировали, уже был кто-то еще. Скар поднялся, чтобы поприветствовать их, моргая желтыми глазами и улыбаясь своей сбивающей с толку улыбкой, напоминающей стойку для ножей. Он выпустил когти, как кошка.
— Поезд, — начал было Нилеш, — в вагоне первого класса Крайтт…
Но поезд не ответил, и когда Кала попыталась открыть дверь, она обнаружила, что она заперлась за ними.
В День Воссоединения они упразднили границы, возникшие между мирами Зентов и Империей. Поезда счастливо пересекали их с тех пор, как пала Центральная Станция, но теперь это было официально. Офицеры таможни вернулись к своей прежней работе, орудийные платформы «Бахадур» поплелись домой к своим ангарам, как разочарованные слоны, а «Интерстеллар Экспресс» промчался с песнями всю дорогу от Марапура до Разлома.
— Итак, стабильность восстановлена, — сказал Мордант 90 в виртуальном саду в Море Данных Центральной Станции, где Стражи собрались, чтобы наблюдать за церемонией.
— Если это можно назвать стабильностью, — фыркнула Шигури Монада, — с убийцей на троне-платформе, поездами, отказывающимися делать то, что им говорят, шлюз Кхурсанди все еще открыт, а Творец рельсов снова жив.
— Мы должны начать полномасштабную атаку на Творца рельсов, — сказали Близнецы.
— На этот раз он будет готов встретить нас, — сказал Мордант 90.
— Станционных Ангелов видят повсюду, — сказал Сфакс Система. — Это глаза и уши Творца рельсов. Он знает, что мы делаем, но мы не знаем, что он делает.
— Я виню Анаис Шесть, — проворчал Воху Мана из-за куста. «Если бы она не позволила этому Ворону порыться в глубинных данных…»
— Ты был тем, кто сохранил его личность, когда ее нужно было удалить! — рявкнула Анаис Шесть. «Твой нелепый медленный поезд…»
— Именно Мордант 90 позволил Творцу рельсов перезагрузиться, — сказали Близнецы. «Мордант 90 изменился с тех пор, как застрял с теми людьми в Черной Зоне. Все это дело нужно было оставить в наших руках.
— Полагаю, чтобы всех убить? — спросил Шигури.